Ангел по контракту - Ипатова Наталия Борисовна. Страница 1

Наталия Ипатова

Ангел по контракту

Пролог

— И ты решилась? — с сомнением в голосе спросила смуглая брюнетка в домашнем платье. — Ведь это непросто, Сэсс. Дом, крошечная дочь, высокооплачиваемая работа и безупречная репутация. Неужели вы рискнете все это потерять? Ты, наверное, даже и не представляешь, какой крохотный шажок в сторону от общепринятых правил достаточно сделать хотя бы одному из вас, чтобы обрушить на себя лавину неприятностей. Санди — романтик, но ведь у тебя-то трезвая голова.

Она замолчала, чувствуя тщету слов. Произнесенные вслух, казались они неловкими, скучными, тяжелыми, и их недостаточно было, чтобы притушить яркий нетерпеливый блеск глаз сидевшей напротив рыжеволосой подруги.

Было поздно, наверху крепко спали трое детей, тьма заглядывала в наполовину затянутые узорами инея окна утопавшего в снегу уютного каменного домика, но камин ровно и уверенно гудел, согревая и освещая их маленький дамский клуб.

Смуглые изящные руки хозяйки вновь подняли с коленей крохотный, на секунду оставленный без внимания чепчик. Темное платье свободными складками стекало на пол, уютно окутывая полнеющую фигуру, блики танцевали на высокой прическе в форме короны. Только лишь эта горделивая прическа и напоминала, что скромная миссис Готорн звалась когда-то принцессой Эгерхаши.

Во время речи хозяйки гостья сплетала и расплетала длинные нервные пальцы. В отличие от подруги, бывшей, кажется, прелестной и неотъемлемой частью этой кухни, этого дома, этого пейзажа, она напоминала явившуюся невзначай жар-птицу, розу, расцветшую посреди зимы, сапфир на грязной руке цыганенка. Дигэ-хозяйка — знала ее давно и порою затруднялась предположить о ней что-то определенное. Сэсс шила для себя сама, сочетая свои запросы и вкусы с бюджетом семьи, и сейчас на ней было светло-голубое платье, густо усеянное синими васильками, сшитое из теплой, соответствующей сезону зимней шерсти, но всей расцветкой своей взывающее к лету. Вшитый в плечевые швы шарф перекрещивался на груди и туго затягивался на безупречной талии.

В отличие от Дигэ Сэсс не тяготела к аккуратной прическе, предпочитая там, где это только возможно, распущенную гриву своих огненных кудрей, и медные кольца локонов свободно вились вокруг лица, румяного от каминного жара. «Я твердо знаю, — думала Дигэ, — что она всего лишь безродная деревенская ведьма, не без успеха справляющаяся с прозаической ролью молодой профессорши. Но…» Откуда в ней эта мимолетная горделивая грация, что, сверкнув раз, превращает ее из милашки в красавицу, и уже ни глаз отвести, ни мимо пройти. Конечно, она тут же простым оборотом речи или легким смехом разрушит тайну мгновения, но вот-вот — и оно придет снова, скажется в наклоне головы, в движении пальцев, в чуть заметном искривлении губ на реплику собеседника. Такая веселая, легкая и простая, она никогда не рассказывала о том, что было с ними в Волшебной Стране, и почему они вернулись, и почему Сэсс с непонятной страстью предалась устройству семейной жизни в том ее аспекте, в коем ей и должно проистекать. Она впилась бульдожьей хваткой в обыденность и повседневность, как будто… как будто искала в них якорь или что-то вроде точки опоры, не подозревая, что тайное Нечто накрепко засело в ней самой.

Санди — он оставался Санди лишь для ближайших друзей, прочие же обитатели Бычьего Брода церемонно именовали его мэтром или сэром Александром — ничуть ей не препятствовал, на первый взгляд, беспрекословно подчинившись утвержденному женою семейному ладу. Вполне возможно, что эта покорность объяснялась его великолепными способностями к мимикрии. Из них двоих — Дигэ знала — он был существом куда более необыкновенным. Но он был другим. В нем виделись Дигэ холодноватое спокойствие, ясность и чистота, полная уверенность в несовершении недопустимых поступков, способность рассмотреть предмет или явление с различных точек, безукоризненная объективность и небезуспешное стремление к совершенству. Мимолетного притягательного очарования в нем не было. Он был человеком для второго взгляда. Дигэ восхищалась и удивлялась ему, но любить его она бы, пожалуй, не смогла — очень уж неразрешимой казалась ей проблема несоответствия. А вот Сэсс, куда более простенькая, пожалуйста — любит, души не чает, и, судя по всему, вполне его устраивает. Но все же… Откуда в ней это? Когда они улетали в Волшебную Страну, она была всего лишь Золушкой: без платья, туфель и кареты из тыквы. Прошло совсем немного времени — и вернулась леди, соизволяющая прикидываться скромной профессоршей, но каждым движением, каждой тенью, пробегающей в глазах, намекающая: что-то было, и было непросто. В этой элегантности, в безупречном вкусе, в волшебной поволоке было что-то… или кто-то… помимо Санди.

— Мне двадцать лет, — сказала Саския. — А Санди — двадцать три. Да, Диг, я предпочла бы иметь то, что у меня есть, но я не настолько глупа, чтобы рискнуть поставить на это и потерять все. Я удержала бы его, если бы могла, видит Бог, я старалась, но есть дела, в которых мне нельзя вставать на его пути.

— Это не тайна?

— Тайна для всех, кроме тебя и Брика. Это его место в том мире.

Его Белый город. И Солли. Она — принцесса Волшебной Страны, и Санди никогда об этом не забывает. Он сделает из нее то, что нужно ему. Мы не ревнуем ни друг друга к дочери, ни дочь друг к другу, но знаешь, Диг, мне страшно. Среди тех вещей, что мне дано было понять, я узнала, что Могущество — это проклятие. Не дай мне Бог пережить еще один день, подобный тому, когда я потеряла и вновь обрела Санди. Они, герои, смеются над смертью, говоря, что пока они есть — нет ее, а когда приходит она — уже нет их. Они лицемерно забывают, что есть на свете смерть близкого человека. Когда он — падает, а ты — бессилен его удержать. А если… если ты косвенно виновен в его падении?

— Сэсс, мне трудно понять тебя.

— Видишь ли, жизнь здесь похожа на дорогу: где-то пошире, где-то поуже, где-то поухабистее, и канава сбоку, куда можно свалиться в потемках или спьяна. А там… там не дорога, а какое-то лезвие меча, струна, натянутая над пропастью. И чем более ты заметен, тем больший груз ты тащишь на плечах над этой бездной.

— Санди пройдет, — спокойно сказала Дигэ.

Сэсс горестно вздохнула.

— Прошел бы. Но следом за ним по этой дорожке тащусь я. И Солли.

Иногда я думаю о том, что он был прав, опасаясь связывать себя небезразличием, любовью, семьей. Он хочет творить, Диг. Его переполняют силы. По вечерам он пишет сказки, которые Солли сможет прочесть, когда выучится грамоте, но разве ж это сказки? Это же истории Волшебной Страны! Он жаждет творить. А желание творить, оно, Диг, сильнее любой любви, и если я встану здесь поперек, от нашей любви ничего не останется. Я не хочу, чтобы он сам себя ломал: мне-то тогда одни уголечки от моего Санди останутся. Я попыталась недавно посмотреть вокруг его глазами: боже, Диг, какие вокруг изношенные лица! А там… там его Белый город. Нет, Диг, мне его не остановить.

— Тогда отпусти его, — тихо сказала Дигэ и обкусила нитку. — Поверь, что он едет читать лекции в столицу и через семестр вернется, соскучившийся без вас.

— А что делаешь ты, когда Брик тебе лжет? — вскинулась Сэсс.

Улыбка тронула губы ее собеседницы.

— Ты можешь не поверить, но Брик мне не лжет.

Сэсс нахмурилась, осознав собственный промах. Верность Брика Готорна жене и его стремление к домашнему очагу служили предметом насмешек всего гарнизона, пока остряки не догадались, что расходуют остроумие впустую, и не переключились на другой, столь же достойный предмет. Досадно также Сэсс было и оттого, что Диг властвовала семьей и домом, тогда как сама она не была столь уж уверена в своих полномочиях.