Дама выбирает кавалера (СИ) - Нотт Тэффи. Страница 36

И слуги будут шептаться, что новая барыня у них немного блаженная, что вместо роз возится с песком и булыжниками.

Мои хрустальные мечты, которым так и суждено было остаться мечтами, как завещал великий комбинатор, не трогать руками, были прерваны чужим появлением. После позорного побега на второй этаж я передумала идти в свои комнаты и по итогу притаилась в тёмном углу библиотеки, тихонько шмыгнув туда, пока мужчины еле слышно разговаривали в гостиной. О чём — мне даже не было особо интересно.

В моё уединённое царство ворвался Голицын. Точнее, мягко вошёл, сразу выискивая в темноте комнаты мою притаившуюся в углу дивана фигурку.

— Позволишь? — Я кивнула, и Сергей присел на другом конце дивана. В сумерках питерского вечера глаза его поблескивали, как у кота. Мы помолчали. Я чувствовала, что Голицын не решается начать тяжёлый разговор, который был неизбежен, а я мечтала и вовсе молчать до конца своей жизни, чтобы не рушить нашу прекрасную, воображаемую сказку.

— Вера. — Граф первый нарушил хрупкую тишину. — Ты не хочешь ехать из-за того, что я не могу жениться на тебе?

Я не удержалась от нервного смеха. Да плевать мне было на женитьбу и на развод, и на жену Голицына с высокой колокольни. Я знала, что Сергей любит меня, и этого было достаточно, чтобы кинуться в омут этих не одобряемых всем белым светом отношений. Но если бы всё так было просто.

— Нет, совсем нет. — Произнесла я, на ощупь находя руку мужчины и крепко её сжимая.

— Тогда почему? Я не понимаю… — Я толком не видела его лица, но в голосе звучало такое отчаяние, что сердце замирало. Сергей прижал мою ладонь к своей щеке. Я мягко погладила кончиками пальцев жёсткую щетину.

Я молчала. Потому что ответ был таким простым и сложным одновременно. И неожиданно осознала, что я уже готова рассказать ему настоящую правду. Не все эти лживые истории, наслаивающиеся друг на друга, не отмахнуться в очередной раз. Готова рассказать про себя, про мир и про мою любовь, что не может преодолеть страх. Я мысленно стояла перед горным озером, соблазн прыгнуть в него был невыносимым. А страх холодных вод ещё сильней.

«Разве ты не любишь Голицына?» — прозвучал в моей голове отчётливо голос Уварова.

И я сделала решительный шаг прямиком в ледяное озеро.

— Сергей, это прозвучит безумно, но я тебя прошу отнестись к этому со всей серьёзностью. — Я сделала глубокий вдох. — Я из будущего. — Молчание было мне ответом, потому я продолжила. — В это сложно поверить, но в далёком, очень далёком будущем люди изобретут множество восхитительных вещей, в том числе такие устройства, которые смогут перемещаться во времени за считаные минуты.

— Это самый необычайный отказ в предложении, который я когда-либо слышал. — Донёсся глухой ответ, а рука моя была отстранена от лица. Я тихо вздохнула. Что же, я предполагала, что путь будет непростым.

— Если бы я хотела тебе отказать, я бы так и сделала. — Я села прямо, глядя на Сергея. Глаза постепенно привыкли к темноте, так что теперь, в слабом свете из высокого окна, мы видели друг друга довольно отчётливо. — Вы же близки с императором, верно?

Сергей нахмурился, кивнул.

— Причём здесь император?

Я решила зайти с самого очевидного и самого страшного факта для людей, близких к власти того времени. Если Голицын был вхож ко двору и Павла, и теперь Александра, он наверняка был в курсе настоящей правды. Но об этом точно не могла знать сиротка из провинции. Я крепко взяла Сергея за руку.

— В ночь с одиннадцатого на двенадцатое марта 1801 года в покои императора Павла ворвались двенадцать гвардейцев. — Я почувствовала, как граф попытался вырвать свою руку из моих ладоней, но не дала ему это сделать. Говорила быстро и тихо. — Среди них был Пален Пётр Александрович, братья Зубовы, Аргамаков, Яшвиль и ещё девятеро недовольных императором. Павел подозревал заговоры против себя каждую минуту своей жизни. Поэтому, заслышав шум, пытался бежать. Сначала через коридор, ведущий к спальне императрицы, но тот оказался заперт, потом попытался спрятаться. Заговорщики вытащили императора из его убежища и заставили подписать акт об отречении. Между Николаем Зубовым и Павлом возник спор на повышенных тонах, а после и короткая схватка. В результате пылкий, да к тому же выпивший Зубов ударил царя своей золотой именной табакеркой в висок. Павел упал без чувств. Скарятин, офицер измайловского полка, довершил дело, задушив императора офицерским шарфом. Наутро народу сообщат, что император скончался от апоплексического удара.

Я замолчала, напряжённо глядя на Голицына. Тот всматривался в моё лицо, не веря услышанному. Конечно, он знал о заговоре, но такие подробности были неизвестны и ему. До 1905 года история убийства Павла будет жёстко цензурироваться.

— К-кто Вам это рассказал? — Граф отнял у меня руку.

— Никто. — Снова вздохнула я, чувствуя, как меня пронимает дрожь. — Об этом пишут в школьных учебниках.

— За это можно запросто уехать в Сибирь, Вера! — В голосе Голицына пробивалось отчаяние. Он пытался мне поверить и не мог.

— В таком случае стал бы хоть кто-то мне об этом рассказывать? — Сергей замолчал, не в силах подобрать контраргумент. Мужчина запустил пальцы в волосы, склоняясь вперёд. — Я могу сыпать фактами до утра, но будет проще и быстрей, если ты мне просто поверишь.

Конечно, просить об этом с моей стороны было довольно глупо. Потому что у Голицына возникло ещё больше вопросов. Он задал несколько о событиях, которые сам знал не понаслышке, потому что в той или иной степени являлся их свидетелем. Потом углубился в древность, а после, что было предсказуемо, начал задавать вопросы про будущее. И здесь пришлось провести грань.

— Прости, но всё я не смогу тебе рассказать, ты просто сойдёшь с ума. — Тихо, но твёрдо отвечала я. — Я и так раскрылась перед тобой лишь потому, что не вижу другого выхода. Я нарушила бесчисленное количество правил, и за это меня могут очень жестоко наказать. Поэтому… — Я в волнении заломила пальцы. — Поэтому я отвечу на три твоих вопроса. И ты должен поклясться, что сохранишь наш разговор втайне. Весь разговор.

Голицын, давно вскочивший со своего места и расхаживающий из угла в угол, остановился передо мной. Его тёмная фигура возвышалась на фоне едва просвечивающегося тонким серпом месяца окна. Он долго молчал. Я уже привыкла к этой его черте, важные размышления давались ему в полном молчании.

— Три вопроса? — Граф аккуратно сел на край кресла рядом.

— Да. — Я обняла себя руками. — Не спеши, ты можешь подумать над ними столько, сколько тебе нужно.

— Россия вступит в войну в ближайшее время? — Вопрос прозвучал почти сразу. Что же, надо признать, что у Голицына был тонкий политический нюх.

— В две. — Коротко ответила я. — В 1805 году ринется помогать Великобритании против Наполеона. В 1812 году будет вынуждена защищаться от него же.

Голицын помотал головой, снова вставая.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — Теперь уже это было не отчаяние, а самая настоящая боль. По всей видимости, пока исторические вопросы были отложены в сторону.

— Потому что я не могу поехать в Москву.

Мне снова пришлось вести длинный монолог, в котором я рассказывала, зачем здесь я и отчасти Николай. Надеюсь, он не узнает, что я поведала его тайну, иначе трибунал меня ждёт прямо здесь, без суда и следствия. О том, что единственный способ мне вернуться домой — остаться в Петербурге.

— А Николай? — Голос Голицына звучал уже почти равнодушно.

— Он тоже из будущего. И действительно естествоиспытатель. До нашего времени не дожили множество чудесных растений, который он и его коллеги пытаются возродить. — Мне до ужаса хотелось обнять графа. Успокоить, сказать, что всё хорошо, но я боялась его коснуться. — Только прошу, он не должен знать, что я раскрыла его тайну.

Сергей не стал спрашивать почему, и это радовало. Как ему было объяснить, что единственным, кому я могу верить во всей этой ситуации стал именно Голицын, а не «свой», близкий к дому?