Уездная учительница магии (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 56

Корнелиус вернулся, поставил на пол небольшой таз с водой. Опустился на колено и споро расшнуровал мой ботинок. Закончив, осторожно потянул его, снял и взялся твердыми пальцами за мою лодыжку.

— Вы сбили ногу до крови. Нужно промыть и обработать, — сказал он. — Снимите чулок.

Он поднял голову и посмотрел мне в лицо. В его темных глазах плясали красноватые отблески пламени.

— Послушайте, не надо, я сама...

— Снимайте чулок, Эрика. Или хотите, чтобы это сделал я?

Он даже не отвернулся, когда я приподняла юбку и неловко отстегнула подвязку. Но мне было уже все равно; на меня навалилась тяжелая усталость и равнодушие.

Он все же помог мне; перехватил мои руки и стянул грязный, изорванный чулок. А потом без церемоний опустил мою ступню в таз с теплой водой — в первый момент я зашипела сквозь стиснутые зубы от боли — и начал осторожно промывать раны.

Я изо всех сил вцепилась в края стула. Корнелиус крепко держал лодыжку, чтобы я не дергалась, его пальцы скользили по подошве. Закончив, он чем-то смазал кожу и обернул ступню мягкой тканью.

Но он зачем-то подержал еще немного за щиколотку, скользнул ладонью выше, к колену. Я смотрела, как его длинные пальцы сжимают мою ногу, и в груди у меня стало жарко от его вольности. Корнелиус отпустил мою ногу и поднялся.

— Ничего страшного, — сказал он угрюмо, вытирая руки о переброшенное через плечо полотенце. — Порезы неглубокие, вывиха нет. Похромаете денек и вновь сможете бегать.

— Спа... спасибо, — выдавила я.

Стоило боли отступить, как вернулось чувство неловкости. То, что он сделал, показалось мне глубоко интимным. Даже Андреас не касался меня столь уверенно, но осторожно, с трепетом и скрытой силой. Пальцы Корнелиуса были жесткими и горячими; я до сих пор словно чувствовала их прикосновение.

Легкий сквозняк пощекотал обнаженную кожу ноги; я вздрогнула и опустила юбку.

— Не смущайтесь, — сказал Корнелиус. — Если помните, мне уже не впервой вас лечить после ваших приключений. Скоро это войдет в привычку. Подогрею вам вина со специями. Отдохнете, подкрепитесь, и расскажете, что вы там не поделили с призраком.

Он отошел к буфету, достал бутылки, пакетики со специями и медную кастрюльку; смешивал, гремел, шуршал. Поставил кастрюльку на плиту, и через пять минут вручил мне кружку, исходящую пряным паром.

— Пейте и приходите в себя, — велел Корнелиус. — Собирайтесь с мыслями.

Он отошел к столу, снял полотенце с глубокой круглой миски; оказалось, она была полна поднявшимся тестом. Корнелиус выложил тесто на широкую доску и принялся раскатывать тяжелой скалкой.

Я смотрела на него, вытаращив глаза.

— Что вы делаете?

— Хлебные лепешки со специями. Чуточку майорана, розмарина, тмина и морской соли. Не люблю хлеб из местной булочной. Слишком пышный и мягкий. В зубах вязнет.

— Вы сами готовите еду дома?!

— Только когда есть о чем подумать, — он поднял голову и посмотрел на меня с любопытством. — Меня умиротворяет это занятие. В голову приходят хорошие решения и мысли. Регине нравится моя стряпня. Но я нечасто ее балую. У нас есть кухарка. Пейте вино, Эрика. Потом угощу вас хлебом.

Он продолжил работу, больше не обращая на меня внимания.

Я замолчала, озадаченная. Ни разу не встречала обеспеченного человека, — мужчину! — который любил бы коротать досуг на кухне, с руками по локоть в муке.

Какое-то время мы молчали. Я мелкими глотками пила подогретое вино. Отблески огня золотом вспыхивали в темной жидкости. Стулья с высокой спинкой бросали на стены фантастические тени. Пахло медом, корицей, дымом, и немного — смолистым табаком Корнелиуса.

Страшная ночь и ее призраки остались за черными стеклами. Что бы там ни происходило, здесь я чувствовала себя в безопасности.

Тихо постукивала скалка по столешнице, трещали поленья. Было тепло и уютно. На меня нашло оцепенение: ни мыслей, ни чувств, только усталость, приятный жар от горячего напитка и очага и покой.

Корнелиус ловко пересадил лепешки на жестяной противень и отправил его в духовку. Скоро кухня наполнилась ароматом свежего хлеба и специй; я невольно сглотнула.

Хозяин дома достал кисет и трубку, жестом спросил у меня позволения закурить, придвинул ближе ко мне скамью, что стояла у очага. Сел, широко расставив ноги, глубоко затянулся, выпустил облако дыма и посмотрел мне в лицо. Его взгляд был одновременно задумчивым и испытующим, словно он пытался решить в уме сложную задачу.

— Готовы говорить? — вдруг спросил он резко.

Вот и начало допроса.

Тени сделали лицо еще более угловатым и жестким, шрам налился красным, а пронзительный взгляд из-под насупившихся бровей напугал меня. Долгий момент я смотрела на него и вдруг увидела перед собой разбойника, который живет в лесном особняке вдали от людей и ведет игру по своим правилам, не зная ни дружеского участия, ни сострадания. Я вздрогнула и прогнала неожиданный образ.

— Да, я расскажу, что произошло.

Стараясь говорить коротко, без эмоций, я поведала ему обо всем, что случилось за день: о том, как пропал Ланзо и его отец, как я задержалась в школе, пыталась их разыскать и наткнулась на привидение.

Корнелиус молча выслушал, вытащил изо рта трубку, постучал чашечкой по каминной решетке и только потом заговорил:

— Эрика, вы же не верите, что встретили самого настоящего призрака?

— Я уже не знаю, во что верить! Выглядел он как заправское привидение. Летал, носил обгоревший саван и разбойничью треуголку. Светился. Изрыгал ледяной туман и огонь. Стонал.

— Какие, говорите, поделки готовят ваши ученики на ярмарку? Очень уж этот призрак похож на розыгрыш.

Да, у меня были подозрения, что дело нечисто. Не в том смысле, что я столкнулась с подлинной нечистой силой, а в том, что стала жертвой грязной выходки...

— Если так, не представляю, как они его провернули. Если это иллюзия, то такая ни одному сенситиву не под силу.

— Одному сенситиву действительно не под силу, — загадочно сказал Роберваль, встал и отправился вынимать лепешки из духовки. — Попробуйте. Не обожгитесь, — он протянул мне тарелку; я отломила кусок лепешки, ойкнула, подула на пальцы и откусила.

— Восхитительно, — призналась я. — Мне никогда не научиться так вкусно готовить.

— С удовольствием научу вас.

Он опять опустился на скамью.

— Завтра схожу в полицейский участок и заставлю офицера Брасса поискать Лукаша с сыном.

— Вы думаете, с ними случилось что-то ужасное?!

— Не волнуйтесь. Дикую ночь люди предпочитают проводить не одни; скорее всего, Виктор тоже отправился в гости. У него есть друзья — точнее, собутыльники — среди сезонных рабочих.

— Но что делать с Ланзо? Ему опасно жить с таким отцом.

Корнелиус равнодушно пожал плечами.

— Не знаю, что тут можно сделать.

— Но вы глава попечительского совета!

— Это не значит, что я могу отбирать детей у их живых родителей. Эрика, не пытайтесь заботиться обо всех сразу. Вам о себе бы сначала позаботиться. Пока все, что вы делаете, приносит вам неприятности. Вы с головой бросаетесь в то, о чем имеете смутное представление.

Я не любила упреков, пусть даже заслуженных, поэтому упрямо возразила:

— Я не могу оставаться в стороне. Да и вы тоже любите совать нос не в свое дело!

И тут я вспомнила, что он сделал на днях, в горле стало горько, и я бросила в запале:

— Вон, не поленились нанять сыщика, чтобы выяснить мою подноготную, да только выводы сделали из полученной информации неверные!

Я сердито отставила тарелку и сцепила пальцы.

Да! Я бросила упрек в лицо человеку, который дал мне укрытие в эту страшную ночь. Но я не забыла с кем имею дело. С мужчиной, который запер свою жену в сумасшедшем доме, где она умерла. Возможно, покончила с собой. В это легко поверить, зная порядки в клинике святого Модеста. И этот мужчина наверняка многое скрывает. Он полон загадок и недомолвок. И он вовсе не на моей стороне.