Рой - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 31
– Знать бы все наперед!.. А я только чувствовал, и то вполдуши…
Сергей притворил калитку и сел на землю возле дога, обнял его, помял уши.
Почему-то опять вспомнилась раскисшая после ливня дорога, по которой они бежали с Михаилом босые. Грязь летела из-под ног, брызгала на новые, купленные для учебы костюмы, а беглецы будто не замечали этого, неслись впереди подводы. И теперь уже точно не вспомнить те чувства: то ли скорее спешили к тракту, выдирались из стремянской грязи, то ли впрямь убегали от своих мыслей, что все равно когда-нибудь придется вернуться домой по этой же дороге? Ведь признался же сейчас Михаил, что еще тогда думал об этом! И вернулся…
Сергей отвязал Джима и пошел к машине искать нитроглицерин. Упершись коленями в сиденье, он согнулся и стал шарить рукой в «бардачке». Попадались какие-то бумажки, сломанные авторучки, пустые спичечные коробки, запчасти. И когда он все-таки нашел пенал с лекарством, кто-то вдруг схватил его сзади и легко вытащил из машины. Сергей развернулся и угодил в объятья Тимофея.
– Серега! Явился, разбойник!
Он весело и возбужденно смеялся, тискал брата и норовил побороть, свалить его на землю. От него пахло табаком, бензином и речным песком. Сергей сопротивлялся, барахтался и чувствовал, что поскребышек много сильнее его, ухватистей, подвижней. Фуражка с крабом слетела с головы, укатилась в подсыхающую лужу.
Тимофей выпустил брата, сел на крыльцо и достал сигареты.
– Ты один?
– Нет, с большаком, – мрачно сказал Сергей. – Да вот исчез, лешак…
– А! – догадливо протянул Тимофей. – Ясно! К Кате Белошвейке намылился! Старая любовь!
Сергей отряхнул фуражку Тимофея, подал ему. Однако Тимофей покрутил ее в руках и неожиданно с силой запустил в огород.
– Я от нее, заразы, лысеть начал! – засмеялся он. – Знаешь, как в анекдоте: один служивый помер, ему череп вскрыли, а там на мозгах одна извилина, и та прямая, и, оказывается, от фуражки! Фуражкой нарезало! А чего такой хмурый?
– Гость тут был, – махнул рукой Сергей. – Мишка Солякин… Чуть не подрались.
– Но! – засмеялся Тимофей. – Вы ж друзья были… Да ты на него внимания не обращай. Он давно с ума сходит – сойти не может. Дерганый какой-то…
Тимофей только сейчас заметил нитроглицерин у брата, усмехнулся, забрал пенал и спрятал себе в карман.
– Потерпишь! Привыкли, чуть кольнуло – химию, лекарства. Так надо лечиться, без таблеток.
Сергей пожал плечами, спрятал руки в карманы и съежился.
– Отчего все это?.. Почему?
– Что? Болезни-то?
– Да нет, отчего в Стремянке невесело стало.
– Это уж я не знаю, – сказал Тимофей. – У вас, ученых, спросить надо. Вы всякие явления изучаете, а мы только по вашим рекомендациям живем. Походи, изучи… Ко мне тут два ученых приехали, опыт обобщать, как с браконьерами бороться… А ну их!.. – он прикурил, сплюнул приставший к губам табак. – Отчего?… Наш батя говорит, падевого меда наелись. Он вообще все на мед сваливает, на сладость. Пчелам вот если падевый мед попадет на зиму – у них понос, болеют, пропадают. Наверное, и у людей понос от меда. В переносном смысле, конечно.
– А зачем Мишка дом строит? Я вот ходил, наши хоромы смотрел – печальная картина. Брошенный корабль…
– Ничего, Серега! – брат стукнул кулаком по крыльцу. – Обживем! Ты знаешь, я ведь службу бросаю. Хватит, набегался, наигрался! Перееду в Стремянку! А что? Домище такой и пустой стоит. Места будет ребятишкам!.. Ты как, не против?
– Что я, – засмеялся Сергей. – Я этому дому не хозяин.
– Ну как же, ты себе там апартаменты делал, баба твоя хлопотала.
– Баба, – Сергей погрустнел. – Мы с ней, Тимоха, разбежались. Пока по разным комнатам.
– Но? – подскочил Тимофей. – А вроде жили душа в душу?
– Это все, брат, дипломатия, – вздохнул Сергей. – Для окружающих. А для себя – кошка с собакой.
– Ну, – отмахнулся Тимофей. – Что, поехали, заберем Иону – и к бате?
Запань оживала только весной, когда начинался молевой сплав. В поселке открывался магазин и столовая, наезжал какой-то народ, собранный со всего света, набивал лес в кошели и вечерами гудел в длинном бараке, именуемом в народе просто – «бичарня». Осенью Запань снова замирала, и не было места в округе красивее, чем здесь, на слиянии рек. Даже пустая бичарня словно прихорашивалась, глядясь окнами в тихую воду. С крутого мыса открывалась даль на десятки километров, и можно было видеть не один горизонт, а сразу несколько, составленных ступеньками один к другому. Даже эхо было здесь непривычно громким. Говоришь шепотом, и шепот твой отдается и множится в горизонтах.
В начале мая здесь было тихо: лес только подходил в запань, но уже ремонтировали бичарню и в магазин завозили нехитрый товар. Катя жила в брусовом домике с антенной на крыше, у самого берега, и от ее порога начинались деревянные ступеньки к воде. На ее домик с антенной и на эту лестницу, будто на маяк или створ, плыли все суда, проходившие мимо. А с земли все лето, пока гудела бичарня, к ней «плыли» одичавшие без женщин сплавщики. Наверное, туго бы ей пришлось, если бы каждую весну не приезжал в Запань и не становился на постой к Катерине пожилой милиционер дядя Саша Глазырин, стремянский родом.
Иона с дядей Сашей сидели на скамейке у ворот, о чем-то разговаривали и громко хохотали… Заметив машину, Иона распрощался с милиционером и побежал к братьям.
– Ты приходи, Василич! – вслед ему крикнул Глазырин. – Дома не будет, дак я с удочкой внизу! Твою невесту сторожу!
Иона втиснулся в машину, задышал тяжело, отодвинул дога.
– Во, и тут нашли, черти!.. Ну чего, поехали к бате?
Сергей развернулся и погнал машину в Стремянку: Тимофей сунул кулаком в бок Ионе, обнял его, похлопал по шее.
– Худеешь все, братуха! Шея-то как спичка стала!
– Я начальник, – мне положено! – захохотал Иона.
И глянул на Сергея. Тот невозмутимо крутил баранку.
– Шел я сегодня по лесу, – продолжал Иона. – Красота-то какая! Тепло, травка лезет, птицы поют… И знаете, что подумал, мужики? Чего мы в город заперлись? Чего мы там забыли? Не-ет, надо жить там, где тебе пуп резали! Да… И вот подумал: а что мне в Стремянку не перебраться? Женюсь на Катерине и перееду!
Сергей с Тимофеем засмеялись, переглядываясь.
– Что вы ржете-то? В самом деле! – посерьезнел Иона. – Хватит маяться с большим коллективом, покомандовал. Здесь вон начальника запани сняли, заворовался, подлец. Теперь ищут нового. Должность подходящая, с бичами я ладить умею. У отца дом пустой!
– То никого, то все разом, – сказал Сергей. – Только ты опоздал, Иона Василич, поскребыш к отцу переезжает.
– Нам места с поскребышком хватит! – Иона обнял Тимофея. – Верно, братуха! Каждому по этажу! Батю я к тебе возьму. Катерина – женщина умная, покладистая, с твоей Валентиной, поди, сживется. Нет, я на полном серьезе!
– Тогда и я с вами, – Сергей оглянулся на братьев. – Мне комнатушку на одного дадите? Угол? Мишка вернулся, и я тоже…
– А ты не рыпайся, ученый, – серьезно сказал Иона. – В Стремянке еще университета не открыли, тебе здесь делать нечего. Ты у нас для науки создан, мы тебя выучили всей семьей.
– Я в школу пойду, – нашелся Сергей. – Тимкиных девчонок учить.
– Да, – недовольно протянул Иона. – Твою бабу только в этот дом пусти – все вверх ногами будет. Грязюку разведет…
– Говорю же, одного возьмите, без жены.
– Возьмем, Серега! Давай! – загорелся Тимофей. – В самом деле! Большак? Вот бы зажили, а?
– Могу и в старую избу, – сказал Сергей. – Даже лучше…
Иона ссутулился, сжимая кулаки на коленях, глянул исподлобья вперед. Притиснутый к дверце дог никак не мог умоститься, ворчал.
– Погодите, размечтались, – сурово произнес Иона. – У бати квартирантов полно… Куда их денете? Еще с этим надо разобраться.
Ожившая зеленая муха билась на ветровом стекле, и ее назойливый неприятный звон казался громче моторного гула…
На пасеке Джим выпрыгнул из машины и побежал обнюхиваться с кобелем Тришкой. Что-то ему не понравилось в хозяине, и не успели братья выйти из машины, как собаки спутались в клубок, вгрызлись друг в друга.