Сапер (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 16

Ясное дело, пошел. Даже подбежал немного. Бригадные комиссары, они ждать не любят. Подошел, представился. Дескать, такой-то, занимаюсь оборудованием пулеметного гнезда для… Но бригадный комиссар дослушивать не стал, обнял. На меня пахнул запах папирос и Шипра.

— Молодцы! Просто молодцы! Если бы все так воевали!

На нас посыпались комплименты за совершенный подвиг. Конечно, четыре танка, ганомаг и куча немцев во главе с порученцем генерала, при известной доле усердия можно считать подвигом. Особенно, если не считать, что побили врага почти как в тире. Иван вывалил комиссару на планшетку документы фашистов.

Главный из первого бронеавтомобиля, майор с двумя шпалами, нас всех тщательно записал. И Ваню (тут только я узнал, что фамилия его — Максимов), и весь экипаж, и даже меня, скромного старшего лейтенанта из 65-го ОМИБа. А бригадный комиссар громогласно заявил, что просто так этого не оставит и награды для нас добьется, это верный факт.

Тут безымянный майор отозвал бригадного комиссара в сторонку и я тихонечко спросил у Вани:

— Это кто?

— Это Николай Кириллович Попель, бригадный комиссар из нашего мехкорпуса. Мировой командир! Они сейчас в район Горохова едут.

Попель вернулся буквально через минуту с газетой в руках.

— Вот, свежая «Правда», зачитаете свои богатырям, — сказал он и подал ее почему-то мне.

— Спасибо, товарищ бригадный…, — начал я, мельком посмотрев на газету. Свежей ее было трудно назвать — 25-е число, но в наших краях и такое пойдет.

— Хватит, не на митинге, времени нет, — оборвал меня Попель и, повернувшись к майору, сказал: — Давайте, езжайте, я здесь остаюсь. Здесь моё место! С ними!

Спутники Попеля остолбенели. Немая сцена продолжалась несколько секунд, которых мне хватило на фантазии о том, как комиссар здесь нами накомандует. Помню в 42-м Лева Мехлис, тогдашний замначальника Главного политического управления Красной армии, в Крыму половину фронта положил своими глупыми приказами, да назначениями. Хотя Попеля в войсках хвалили. Боевой, пулям не кланяется…

Первым очнулся майор, который, очевидно, был и порученцем, и нянькой Попелю.

— Николай Кириллович, ну нельзя же так, — начал он. — Вы не можете бросить всё…

— Отстань от меня, — замполит отмахнулся от помощника как от надоедливой мухи. — Мое место коммуниста — на переднем крае. Здесь мы раскатаем немца так, что надолго запомнят! А ты давай, за подмогой! Я сейчас напишу Рябышеву и Варенникову в штаб мехкорпуса.

Попель открыл планшет, достал карандаш:

— Да какая подмога, товарищ бригадный комиссар?! — не выдержал майор. — Наше соединение только на марш больше суток потратило! На Радехов надо идти, там бои тяжеленные, всё решается сейчас! Ну поймите же, Николай Кириллович, кроме вас, некому поднять солдат в атаку! — и добавил совершенно по-домашнему: — Поехали, а?

Насчет того, что кроме Попеля некому поднять бойцов в атаку, я сильно сомневался, но согласно кивнул.

— Товарищ бригадный комиссар, мы справимся, — я повертел «Правду» в руках, засунул ее под ремень. — Только вы дайте приказ помочь нам.

— Ладно, ребята, вы тут…, — Попель замолчал на секунду, вздохнул тяжело, потом продолжил: — Держитесь! Будет худо, отходите на Дубно, там наши. Делегата я сейчас пошлю, из дивизии Васильева вам пришлют подкрепление. Роту танков и пехоту. Держитесь!

Он пошел к своему бронеавтомобилю и, перед тем как залезть внутрь, повернулся и отдал нам честь.

С Иваном мы попрощались, наспех обнявшись. Что толку во всяких словах перед боем? Понятно, что ему будет тяжелее, чем мне. Потом, даст бог, встретимся, поговорим.

Я специально засек ради интереса: немцы открыли огонь через тридцать две минуты. Не стали ждать, когда мы их пошлем второй раз. Первый снаряд упал в реку метрах в ста справа от нас и глухо бумкнул взрывом. За первым последовали второй, третий, одни дальше, другие ближе. Оганесян выглядывая из вырытой щели, только вздыхал, глядя на плывущую мимо оглушенную рыбу.

— Ладно, Оганесян, вот я тебе сейчас газету «Правда» почитаю, — сказал я, когда во взрывах образовалась пауза. То ли у немцев корректировщика не было, то ли он, опасаясь растяжек, не видел толком, но стреляли немцы так себе.

— Давайте, товарищ старший лейтенант. Интересно же, что там творится, — согласился мехвод.

Я развернул газету и начал читать заголовки, начав с первой страницы:

— Красная армия — родное детище советского народа. Стахановским трудом поможем фронту. Будем работать вдвое, втрое производительнее.

— Это как, товарищ старший лейтенант? — спросил Оганесян. — Они могли работать вдвое лучше, а начали только сейчас?

— Ты, Оганесян, такие вопросы лучше никому не задавай, — предупредил я его. — Написали в «Правде», значит, так оно и есть. Понял?

— Понял. Про другое вопрос можно?

— Валяй

— А Бог есть?

Я поперхнулся. Ну и разговор пошел.

— Может, и есть. В окопах неверующих мало, — вздохнул я, вспоминая свое первое ранение. Точно так же сидел в траншее, пережидал артналет. Под Киевом дело было. Страшно было — жуть. Рядом молился молодой паренек — только что призвали, первый бой. И такое лицо у него было… Уверенное. Будто какая-то сила за ним стоит, которая убережет. Помню, как рядом раздался взрыв, в плечо меня кольнуло, я даже сразу не заметил — немцы после артналета пошли в атаку. Стрелял, кидал гранаты… Только после боя почувствовал — левое плечо онемело. И вся рука в крови. Так меня и увезли в Киев лечиться. Госпиталь эвакуировать успели только наполовину, не повезло мне. Я потом еще из оккупированного города еле вышел — чуть не сгинул. А пареньку — хоть бы хны, два осколка по каске прошлись, лишь царапины на зеленой краске остались.

— Помолиться хочешь?

— Так я не умею, — пожал плечами Оганесян.

— Сам то откуда?

— Ереван. У нас там все храмы позакрывали, священников почти не осталось. Ой, вон, немцы идут!

Ничего в этой реальности не поменялось. Артналет и сразу атака. В КВ гаубицы так и не попали — лишь перепахали оба берега. Зато разминирование сделали.

Той же дорогой выползали танки. Снова десяток. Только теперь троек было больше — шесть против четырех двоек. Двоечки скромно держались сзади, выпустив вперед тройку Т-3, которые, запарковавшись чуть позади своих подбитых собратьев, высунули пушки и тут же начали долбить по нашему танку. Попадали не все, да и те, что попадали, со звоном улетали в сторону.

Наконец, прозвучал и наш ответ. Мимо. Что ж ты мажешь, Копейкин? А еще хвалился первым местом на стрельбах! Наводчик исправился на втором выстреле: правая «тройка» сильно высунулась, и поздно врубила заднюю. Через несколько секунд её башня приподнялась, медленно вспухая снизу, потом всё пошло быстрее и через секунду вместо танка стояла куча железа. Сдетонировал БК — от грохота заложило уши. Оганесян что-то победно заорал, я на всякий случай причесал из пулемета горящий танк — мало ли кого выкинуло живым. Хотя вряд ли.

— Вот теперь молодцы! — крикнул я в сторону КВ — Давайте и дальше так, может, вылезем из этой жопы.

Разумеется, меня никто не услышал, бой разгорелся с новой силой.

Дальше дуэль происходила по тому же сценарию: немцы стреляют и ничего не могут сделать, наши стреляют и мажут. Получилось подбить еще одну «троечку», сбили гуслю — но машину фашисты быстро подцепили тросом.

— Товарищ лейтенант! Что же вы ждете, стреляйте! — мехвод теребил меня за рукав, показывая на суетящихся немцев. Вот только стрелять было некуда — гансы грамотно прикрылись танком. Я дал несколько очередей в надежде на рикошет, но впустую.

За всем этим увлекательным зрелищем я чуть было не пропустил невнятное шевеление на том берегу метров на двести ниже по течению. Что-то там не то было в зарослях кустов. Показалось? Может, просто упала сбитая осколком ветка? Но нет, вот они, красавчики — из-за кустов выплыла надувная лодочка, в которой сидели два гансика, а третий залезал, оттолкнувшись от берега. Что-то тяжелое хотят доставить любители лодочных прогулок на этот берег: низковато сидит лодка, чуть не черпает воду. Жаль, не узнаем, что именно. Потому что мы, в отличие от Копейкина, попали с первой очереди, отправив остатки лодки и тех, что в ней сидели, в свободное плавание. Вода Хрестиновки окрасилась красным.