В Эфире. Дилогия (СИ) - Гарцевич Евгений. Страница 36

***

Здравствуй, пустота, я лечу к тебе.

Девушка что-то крикнула, даже попыталась схватить меня за ногу, но я уже падал. Было обидно, ведь мой персонаж мне начал нравиться — я уже решил, что оставлю его после выплат по контракту. И умения у него после сотого уровня интересные открывались, а тут такая глупая смерть.

Падал я долго. Свежесть океанского берега сменилась затхлостью подземелья, прекрасное голубое небо, так располагающее к предсмертным размышлениям, сузилось в точку, а потом последовал удар, и меня поглотила темнота.

Боли не было, только все вокруг стало красным, как когда-то в детстве, когда мы играли в олдскульный пиксельный Call of Duty на откопанном в библиотеке ноутбуке. В той игре тоже все краснело, когда герой получал ранение. Теперь же у меня было чувство, что во мне не осталось ни одной целой кости. Дыхание стало слабым и хриплым, будто ребра пробили легкие. И я не чувствовал ног с руками, не мог пошевелиться.

«В Эфире! Получен критический урон. Система распознала попытку самоубийства. Уровень вашей жизни — 10 хитпоинтов, задействован резерв приона. Штраф за попытку смены персонажа — 500 очков игрового опыта. Текущий уровень очков контракта — минус 210. Возвращение контроля над телом через 20 секунд».

Я засмеялся — точнее, попытался улыбнуться, но чувствительности пока не было. Эх, Эфир, все-таки ты чмо, хоть и удивительное…

Сначала вернулся слух. Послышался шорох одежды, испуганный шепот: «Кто он? Съедим? Еще живой…» Потом я ощутил запах немытых, явно нечеловеческих тел. А когда восстановилось зрение, я попытался дернуться и отползти, но не смог. Надо мной склонились бычьи морды, снабженные еще и клыками, и заинтересованно меня разглядывали.

— Твой живой? — спросил самый старый, со сморщенной мордой и блеснувшим в свете факела обломком клыка. — Вода пить, еда есть?

— Пить — да, а есть пока не хочу. — Губы еле двигались, и вместе с ощущением тела стала приходить боль. Вода хоть чуть-чуть, но должна была восстановить здоровье.

— Твой глупый? Я не предлагать еда, я спрашивать, — забухтел старый минотавр, и вокруг послышался тихий ропот. — Моя звать Хрумтум, а ты кто? Еда есть?

Я поморщился, дотянулся до сумки и под десятком жадных взглядов вытащил эликсир с зельем. Выпил, и сразу полегчало, а полоска жизни побежала вверх бодрее. Боль стала отступать. Вытащив остатки оленины, я протянул их Хрумтуму.

— Еще есть? Еда. — Сверток моментально исчез из круга света, а Хрумтум сказал кому-то: — Сначала детям давай.

К детям я, недавно сам побывавший в теле младенца, был неравнодушен, и когда услышал топот маленьких босых ножек, сразу выгреб из сумки все, что было. В пятно света на мгновение попадали лепешки, яблоки, несколько початков кукурузы. Себе оставил только эликсиры и продолжал вливать их в себя.

«В Эфире! Получено достижение: ночное зрение. Плюс 2% к виденью в темноте, плюс 10% к длительности действия заклинаний ночного зрения».

Просто праздник какой-то — сначала выжил, теперь бонусы. Когда я смог встать, возле меня остался только Хрумтум, остальные разбежались по углам большой пещеры и ели мою еду, нервно реагируя на мои взгляды, будто я хотел забрать ее обратно. Пещеру размером с футбольное поле слабо освещало несколько факелов, а сверху падали тонкие лучики света из глазниц черепа. Но близилась ночь, и света становилось все меньше. В метре от себя я нашел факел, брошенный Каданом, разжег его, и Хрумтум повел меня на экскурсию в дальнюю часть пещеры.

Мы прошли вдоль ряда жалких палаток, мимо каких-то металлических обломков. В одном углу я заметил несколько свежих могил, обложенных камнями, причем две явно были детские. Мы очень медленно, буквально поддерживая друг друга, доковыляли до края пещеры. Хрумтум остановился и произнес заклинание, усилившее свет факела. Перед нами были покрытые рунами ворота высотой в два человеческих роста. Точнее, массивная перегородка, которую потребовалось бы сдвинуть вверх, чтобы открыть проход. Над ней блеснули стеклянные окошки, в которых отразился свет факела. Это напоминало въезд в старинное трамвайное депо.

Я пнул закрытые ворота, а потом обернулся и еще раз окинул взглядом пещеру. Как мне теперь стало ясно, мы стояли на громадной арене. Пустые трибуны находились за стеклом над воротами. Тем временем около сорока тощих минотавров (не быки, а какие-то козлята) вышли из своих убежищ и смотрели на меня. Женщины, которых я определил по отсутствию рогов, держали на руках детей, жутких чумазых заморышей, одна кожа да кости. Некоторые плакали. Мужчины пытались сохранять гордый вид, но больше походили на военнопленных армии, которая проиграла битву за свалку с мусором. «Ты помогать», — заявил мне Хрумтум и рассказал свою историю.

Он был вождем поселения минотавров с северного острова. У них был сильный, независимый клан. Но в один дождливый день пришли чужаки, привели страшных стальных зверей-демонов и одолели бойцов клана в неравной борьбе. Многих убили, остальных захватили в плен и привезли на Аврору. Пленные потеряли сознание и очнулись уже в этой пещере. Никто с ними не говорил, но раз в день из дыры в потолке появлялась еда, а когда солнце стояло ровно над утесом и свет заполнял пещеру, открывались ворота. В них появлялся стальной демон и нападал, а какие-то люди наблюдали из-за стекла, что-то записывая в книжках.

Иногда побеждал демон, убивая одного-двух минотавров, но чаще удавалось отбиваться (эти слова вожака подтверждались грудами запчастей на полу). А потом случился большой «бу-у-ум», часть потолка осыпалась, а минотавры уснули. Как долго они спали, Хрумтум не знал. Проснулись несколько недель назад, но ни света, ни еды, ни демонов больше не было. И выход тоже отсутствовал. Они пытались сломать ворота или сделать подкоп, но не смогли, лишь попусту растратили силы.

Я бродил по пещере, разглядывал обломки, пытался подбодрить особо смелых детенышей, подходивших ко мне в надежде на еду. Вот же Эфир все-таки мразота — или, точнее, не он, а те, кто его придумывал с такой натуралистичностью. Привести толпу подопытных и истреблять их целыми семьями, тестируя своих механоидов, — ага, круто. Жахнуть заклинанием забвения на целый материк — тоже классная идея. И пофиг им, что после пробуждения где-то мрут и голодают туземцы, включая женщин и детей.

Я ненавидел Эйпа и его коллег уже даже не за то, что меня сделали НПС, а за то, что они в принципе так все устроили, что мы даже за живых существ не считались. Умерло несколько десятков минотавров — и ладно, сгенерируем новый код. Причем это ведь даже не смерть в бою, где у каждого своя мотивация, свой выбор. Делать вот такие концлагеря — это вообще за гранью…

«В Эфире! Вас ищет игрок. В случае невозвращения в локацию вашего НПС будет наложен штраф — 10 очков опыта в час. Награда за успешно проведенную миссию — 200 очков опыта, штраф за отказ — 500».

Надо было срочно искать выход из подземелья — не ради опыта, а ради того, чтобы новых детских могилок здесь больше не появилось. Я выпил еще одно зелье ночного зрения и пошел осматривать пещеру более тщательно. Из обломков можно было выудить отдельные детали — попадались огромные когтистые лапы, рифленые хвосты, проломленные головы. Больше всего было частей от механических аналогов земных носорогов. Много таких обломков валялось кучей у ворот — видимо, минотавры надеялись сделать из них таран. Также встречались части с номерами, подтверждая теорию об испытаниях новых видов зверей для механиков.

Сконструировать что-либо из обломков я не сумел — не хватало навыков. Зато «темное зрение» подсказало, что за воротами есть прион — одно яркое неподвижное пятно на уровне второго этажа и несколько маленьких ниже.