Король забавляется - Ипатова Наталия Борисовна. Страница 51
— Я не пойду, — выговорила она шепотом в лицо Рэндаллу, едва только оно сфокусировалось перед ее взглядом. — Это… скверно.
Рэндалл не удостоил ее ответом, продолжая покрикивать на всполошенных женщин:
— Где ее тряпки? Найдите ей что-нибудь… красное. И приведите в порядок лицо. Нельзя, чтобы она показывалась на людях такой бледной.
На долю секунды ее задержали перед зеркалом, но Аранте не удалось отождествить себя с отраженной в нем дамой. Потом ее повлекли дальше, на выход, крепко придерживая под локти. На тот случай, надо полагать, если ноги ей вдруг откажут. В огромной застекленной прихожей, куда уже проникал с площади любопытный взгляд, конвой передал ее ролю. Рэндалл крепко взял ее под руку. Возможность трепыхаться была упущена. Вдвоем, по коридору, выгороженному гвардейцами, они прошли в королевскую ложу и сели. За креслами встали неизменные, невозмутимые на вид Кеннет аф Крейг и Гамилькар Децибелл. Высокая жесткая спинка с рельефной резьбой, причиняющей сидящему кое-какие неудобства, придала Аранте какую-никакую форму: она даже нашла в себе силы выпрямиться. Под взглядами толпы, устремленными в ее сторону, она чувствовала себя не то чтобы голой, а так, словно с нее кожу содрали. Слава Заступнице, теперь, когда их царственная пара заняла свое место, ожидание не могло длиться долго.
Ее сознания, впрочем, касались какие-то странные организационные заминки. В ложу, где они восседали столь неприступно и гордо, глядя поверх гомонящей толпы, втиснулся капитан королевской гвардии. За его спиной, там, дальше, на лестнице, ведущей на галерею, маячил другой военный, видимо, не располагавший привилегией обращаться непосредственно к королю. На нем была тусклая броня, отличная от элегантных черных плащей и сверкающих панцирей личной королевской стражи. Краем уха Аранта уловила обрывки быстрого разговора:
— Ваше Величество… прошу меня извинить… не прибыла утренняя смена стражи из Башни… вы велели докладывать…
— Мы ожидали чего-то в этом роде, — ответил Рэндалл, почти не разжимая губ. Со своего места Аранта могла видеть его вполоборота: скульптурный очерк скулы и челюсти. Хладный камень. Она не услыхала бы его, не сиди она так близко. — Отправьте кого-нибудь выяснить, что там произошло, и продолжайте. Найдете виновных — накажу. Пусть ночная стража продолжит караул, ей будет заплачено сверх.
Даже пальцами по подлокотнику не барабанит. Почему-то ей показалось, что это плохо.
Офицер козырнул и обернулся к выходу. Тот, кто ожидал его на ступеньках королевской ложи, получил приказание из его уст, кивнул и вернулся на место. Аранта проследила путь его движения: сквозь толпу, к опоясывавшему эшафот ряду вооруженных латников, настолько невыразительному перед его великолепием, что они казались поставленными здесь исключительно для мебели.
Взвыли трубы, предвещая появление приговоренной. Все еще коронованной особы. Передние ряды партера смолкли в напряжении, задние приподнялись на цыпочки, кто росточком поменьше — откровенно запрыгали, не желая упустить ни минуты обещанного зрелища. Тонкости вопроса, почему Рэндалл Баккара казнит свою королеву, ускользали от массового сознания. Им казалось, он делает это потому, что они этого захотели, и общественность бесновалась от сознания, что ее мнением в кои-то веки поинтересовались.
Обычно приговоренного привозят сюда на тюремных дрогах, связанного и стоящего, коли позволяет его состояние после пыток. Мужчины в сорочках, распахнутых на груди, женщины — в холщовых платьях-рубахах на шнурке у шеи, в чепцах без оборок, стриженные, чтобы не создавать лишних сложностей палачу. Это, разумеется, касалось только арестантов из дворянских родов. Простолюдинов карали и вешали на рыночных площадях, на дощатых помостах, сооружаемых единожды и эксплуатируемых десятилетиями: грязных, впитавших в себя и смешавших в досках своего настила кровь стольких поколений усекаемых на руку воров, что в пору и в самом деле начинать разговор о преступном братстве.
Обычно. Но королев обычно не казнят. Да и в самой Веноне Сариане не было ничего обычного. Она вышла из стеклянных дверей Белого Дворца, из тех же самых, откуда незадолго до того появилась Аранта под руку с Рэндаллом, словно все они были персонажами в балаганной пьеске и выходили на свою сцену из одних и тех же кулис. Ее сопровождала неизменная Кариатиди, пред чьей верностью в пору было, кажется, колени преклонять. Стража в тусклых доспехах удерживала кольцо окружения достаточно широким, чтобы не заслонять королеву от глаз толпы, хотя кто-то по привычке все равно ринулся в давку.
Дело свое охрана знала, без каких-либо заминок проложив женщинам путь сквозь толпу. Вся вызывающе в белом, Венона Сариана вплыла на возвышение с величавой грацией парусного судна, и когда она точно рассчитанным движением приподнимала край юбки, чтобы взойти по ступеням, обнаружилось, что туфли на ней — с зеркальными каблуками. «Сверкающие пятки», как насмешливо прозвали эту модель последователи «обличителя чепчиков» епископа Саватера. Зрители могли увидеть отражения своих лиц у ее ног, наглядное воплощение идиомы о материале, годном на подметки. Слишком тонко для большинства. В нарушение всех процедур Кариатиди последовала за повелительницей. От ее неумолимой решимости веяло холодом больше, нежели от всех прочих составляющих ритуала. Глядя на нее, королеве не оставалось ничего другого, кроме как умереть. Аранту кольнула мысль, что одной лишь депрессарио было позволено хотя бы позой или жестом выразить истинное мнение о том, что сегодня здесь происходит. Она ей даже где-то позавидовала.
И на лобном месте, и на смертном одре, и проклиная ее, и делая против нее охранный знак, они все равно станут подражать ей: в платье, в прическе, в манере держать голову, в пренебрежении, с каким она даровала палачу предсмертное прощение. Белый утренний туман растекся лишь недавно, и остатки влаги, которой набряк воздух, мелкими каплями конденсировались на поверхности стеклянной маски, под которой, строго говоря, мог скрываться кто угодно. Нашлась бы в Белом Дворце желающая заменить королеву здесь, учитывая, что из всех присутствующих совершенно некому распознать подмену? Кто клюнул бы на миг такой славы?
Палач в черном капюшоне-маске, получив прощение жертвы, с усилием поднялся с колен. Сегодня, сообразила Аранта, он делает это не впервые. Перед рассветом высокий служитель церкви Каменщика, оставшись с ним наедине в сводчатом полуподвальном помещении, наполненном сизой мутью короткой завершающейся ночи, отпустил ему грех цареубийства. Не простой священник. И палач скорее всего не из простых. Смерд не может своею рукой лишить жизни королеву — те, кто отвечал за оформление ритуала, были чрезвычайно внимательны к мелочам этого рода. Это, кстати, плохо. В подобном деле Аранта предпочла бы полагаться на профессионала. Власти, ответственные за исполнение наказаний, старались избегать превращения эшафота в кровавую бойню, если только это не входило в программу воспитательного устрашения. Удовлетворять кровавые инстинкты толпы следует с осторожностью, чтобы они не вышли из-под контроля, а также чтобы вид ужаса и страдания не приелся, не стал чем-то рядовым, повседневным, само собой разумеющимся, вроде вечерней кружки пива. Чем-то таким, чем впоследствии невозможно было бы влиять. Ведь кровавая казнь совершается не мести ради — возмездие в таких делах принадлежит Богу, — а чтоб другим неповадно было. Аранта, разумеется, не была невинна в отношении зрелищ этого рода. Казней она перевидала немало, правда, все больше по политическим мотивам. Палач-недоучка или неудобный, а паче того бракованный инвентарь грозили испортить весь пафос.
С инвентарем, впрочем, было все в порядке. Лиственничная плаха, новая, круглобокая, из комля без единого сучка, блестящая желтизной, будто — а может, и в самом деле — покрытая лаком, чуть выпуклая вверх. Ее не станут больше использовать, а поместят в какой-нибудь частный королевский музей. Рэндалл прикола ради когда-то водил ее в такой. Оба смеялись, и ей было трудно воспринимать его экспонаты всерьез.