Король забавляется - Ипатова Наталия Борисовна. Страница 57

Рэндалл отшатнулся, подавив крик боли, привычным жестом отдернув руку назад и к плечу, и соскочил со своего насеста, зажимая запястье левой рукой. Столик пошатнулся, Уриен встал, опираясь руками и чувствуя себя так, словно его равномерно били молотом по голове, причем по обоим вискам одновременно. Мгновенная боль сменилась в глазах Рэндалла выражением угрюмого торжества. Теперь он мог сказать, что Уриен Брогау дал ему даже формальный повод, между пальцами по рукаву стекала густая кровь, выглядевшая черной при факельном свете. Уриен посмотрел на зажатый в своей руке маленький нож для очинки перьев. Двухдюймовое лезвие, недостаточно длинное, чтобы дойти до сердца. Списать ли все на стечение обстоятельств или предположить, что это Бог хотел, чтобы он разрубил вену Рэндаллу Баккара? Эй, кто-нибудь здесь верит в Бога?

Резким движением Рэндалл бросил руку назад, в направлении стражника, сделавшего к нему неуверенное встречное движение:

— Перетяни!

Прикосновение крови мага. Стражнику оставалось жизни столько, сколько надо, чтобы наложить жгут. О, легендами полнилась земля!

Никто из главных действующих лиц не успел ни охнуть, ни вздохнуть, когда огромный охранник вместо того, чтобы оказать первую помощь своему королю, привычно грубым движением заломил ему за спину кровоточащую руку. Рэндалл дернулся, зашипел от боли, выдавившей ему на глаза злые слезы, и пока он дергался и шипел, обездвиженный и преданный, второй охранник защелкнул на поврежденной руке железный браслет кандалов. Снял с пояса короля выложенный серебром кинжал и положил на стол. Так, чтобы Рэндалл видел его, но дотянуться смог бы только в том случае, если цепь будет разомкнута. В этом была какая-то утонченная жестокость.

— Милорд, мы к вашим услугам и ждем указаний.

— Вы — люди моего брата? — предположил слегка ошарашенный Уриен.

Две головы отвесили ему поклон.

— Отойдите в сторону, — скорее попросил он. — Мы не закончили с Его Величеством.

Послушные его воле, стражники снова замерли у стены.

Рэндалл ждал, прислонившись спиной к стене, частью своего сознания все еще здесь, а частью, кажется, прислушиваясь к эманациям ада, у врат которого он стоял. Взгляд Уриена почти против его воли приковало к черному вязкому ручейку жизни, вытекавшей из короля.

Прикосновение горячей крови мага. Какая потрясающая возможность! Какое проклятое искушение! Кто еще может похвастать столь драгоценным опытом? И как он будет клясть себя за трусливую брезгливость, если иного случая не представится?

Медленно и с трудом, словно преодолевая сопротивление воды, он протянул руку мимо лица короля, отразившего за это краткое время все возможные стадии презрения, и осторожно взял на палец каплю. Всего одну. И не почувствовал в себе никакой перемены.

— Что, — хрипло сказал ему Рэндалл, — тоже, поди, хочется? А на что ты это употребишь? Ты никогда не будешь в безумной скачке перемахивать канавы, никогда в своих объятиях не доведешь женщину до блаженства, не расскажешь детям, почему им стоит тобой гордиться. Ты… ты даже мою корону надеть постесняешься. В летописи обо мне напишут:. «Убит жертвой, загнанной в угол». Или ты сам напишешь летопись? Это твой единственный шанс выглядеть героем.

Он неожиданно рассмеялся.

— Ты ничего не получишь, соискатель. Я заклят на победу. А вы меня победили. Ты сам сейчас, и вы все, кто отвесил мне эти три оплеухи. Сейчас моя кровь не имеет никакой силы, и я пуст, как флакон, так что утрись. А даже если бы не так, неужто ты думаешь, я не сумел бы расставить тебе ловушку? Я заклял бы тебя на проклятие. Владей Могуществом, покуда никто тебя не проклял. Ха! Я верю, я знаю, что ходит по земле человек — женщина! — которая проклянет каждый шаг, который ты, мой убийца, сделаешь по земле.

— Ты был откровенен со мной, зная, что отсюда выйдет только один из нас, — сказал Уриен. — Мне было бы чрезвычайно жаль оставить тебя с неудовлетворенным любопытством. Я не настолько жесток. Я был чрезвычайно огорчен состоянием, в каком обнаружил брата.

— Башня. — Рэндалл приподнял отяжелевшую голову. — Я подозревал. Клемент наверняка сам не хотел, а ты один не мог. Значит, ты его заставил? Или купил?

— Да, я это сделал. Клемент только дал людей. Я не имею никакого отношения к заговору в пользу Веноны Сарианы.

Уриен опустил голову, собираясь с мыслями. Рэндалл молча ждал, и это вынуждало к откровенности.

— Касательно миледи Аранты. Не то чтобы она доверяла мне. Но она нуждалась в доверии, или хотя бы в том, чтобы поговорить. Я даже уверен, что она пыталась поговорить с тобой. Волей случая — но и твоей тоже! — на твоем месте оказался я. Я ее выслушал. Я с ней поговорил. И я не мог отказаться от возможности кинуть зерно сомнения в подходящую почву. И если ты говоришь, что она ушла, это значит, что посев взошел. У меня получилось.

Рэндалл внезапно выгнулся дугой, упираясь пятками в стену, которая, казалось, вздрогнула. Уриен смолк, почти с сочувствием наблюдая, чем кончится эта отчаянная попытка освободиться.

— Они всегда это проделывают, — усмехнулся стражник. — Каждый, без исключения, пытается вырвать штырь. А тот сидит крепко, мы его перед каждым новеньким проверяем.

— Я всегда знал, — прохрипел Рэндалл, — что вы, лицемерные сволочи, способны оплодотворить только заговор. Что ты ей сказал?

— Почва, — повторил Уриен, — была подготовлена тобой. Я сказал ей два нужных слова в нужный момент. От тебя зависело, оказались ли они правдой. «Это не любовь». Это все.

Лицо Рэндалла расслабилось и смягчилось, он откинулся затылком на шершавую каменную выпуклость и чуть при крыл глаза. Не будь рука его неловко задрана вверх, можно было бы подумать, что он остановился отдохнуть. Его последние секунды ускользали в вечность, и на губах расцветала та самая улыбка, которой он подкупал вражеских военачальников и звал людей умереть за себя.

— Отпусти меня, — сказал он, вздымая в себе последнюю волну обаяния прославившей его неистовой искренности. Магии не было, но оставалась привычка пользоваться ею и умение побеждать. — Ты же в жизни никого не убивал своей рукой, спортсмен, мать твою… Представляю, каково тебе!

Уриена охватила холодная, умиротворяющая тишина. Такая холодная, что в пору сердце в ней останавливать. Даже язык повиновался ему с трудом.

— Ты можешь мне не поверить, но это — самое сильное мое желание.

— Бедняжка…

— В любом случае отсюда выйдет только один из нас. И если я этого не сделаю, это буду я.

— Логично. Я тоже принял бы это во внимание. Я надеюсь, ты не станешь навязывать мне свои услуги, как лицо, облеченное саном?

— В таком случае я и сам чувствовал бы себя лицемерной сволочью. Если тебя интересует мое мнение, ты был великим королем. Но кончил ты плохо. Я думаю, тебе самое место в аду.

Дрожь мышц и коленей и влажная кожа на лбу. Слабость сильного человека, на которую смотреть невыносимо. Уриен повернулся к двери и сделал своим людям знак следовать за ним.

— Эй! — услышал он и обернулся последний раз, зная, что сделать это еще и не уступить у него не хватит сил.

— Подбрось огня. Я хочу видеть свет.

— Хорошо, — сказал Уриен. — Как скажешь. Когда дверь за ним закрылась, Рэндалл прислонился виском к камню и закрыл глаза.

Уриен сделал то же самое, оказавшись привычно высоко над землей, на свежем воздухе, на балконе, опоясывавшем башню. Внизу, во дворе, шла привычная ежедневная суета. Никто еще ничего не знал. Все шло своим чередом. И только двое у его плеча, покорные его воле и взиравшие на него, как на своего милорда… И некоторые, он смутно вспомнил, в коридорах, с пониманием в глазах отдававшие салют, когда он торопливо поднимался обратно из подземелий.

— Итак, я только что совершил государственный переворот. А что, если бы я его не ударил? Вы бы не вмешались?

— Милорд, ваш брат говорит, что защищать следует перспективных, — без тени сомнений глядя в его глаза, процитировал его новый подчиненный. — Нам велено было ждать ваших действий, милорд. Это не задание для самоубийц.