Очешуеть! Я - жена дракона?! (СИ) - Амеличева Елена. Страница 7

   Как старшие собирались на кухне, у меня как раз и булочки, и яишенка, и пироги поспевали к завтраку. Когда подтягивались сонные младшие, мы со старшими уже успевали поделить обязанности. Как печка жаркий, каждое утро разгорался спор, чья очередь посуду мыть в этот день. Никто не хотел, особенно, после ужина, когда глаза слипаются, а тарелки грязные словно и не убывают.

   Тут приходил черед графика, в котором все было расписано. Сестры вздыхали, проклинали судьбу, но кивали и приступали к своим обязанностям. Двоим предстояло перечистить-перемыть горы овощей, другой паре настрогать их, третьим за рыбой сбегать, как раз рыбаки с утренним уловом причалят скоро. Да и остальным дела находились.

   Сама надевала соломенную шляпку, одну на троих со старшими сестрами, и отправлялась на рынок. Город еще спал, и мне нравилось идти по пустынным улицам в легкой туманной дымке. Башмачки стучали по выстланной булыжником мостовой, солнышко начинало кидаться солнечными зайчиками сквозь таявшую сизую хмарь в небе. Холодный воздух бодрил и разрумянивал щечки.

   К шумным бойким торговкам я обычно поспевала одной из первых и могла выбрать лучшие продукты. Зная меня, женщины тут же засучивали рукава и, взвесив нужное, с азартом пускались в споры относительно цены. Торговались мы обычно долго и с упоением, ничего зазорного в том не видя, ведь это обычай, а стало быть, проявление взаимного уважения.

   Выслушав заодно и свежие сплетни, я брала изрядно потяжелевшие корзины и отправлялась в обратный путь. Пора было подавать завтрак посетителям, а потом и к обеду начинать готовиться. Дела никогда не убывали, рассиживаться сиднем было некогда, дни проходили в труде.

   А теперь и чем занять себя, не ведаю. Полюбовавшись расцветающей в небе зарей, я вышла из спальни. Драконий дом еще спал, укутавшись сумраком. Коридорные свечи прогорели, наплакав воска на подсвечники. Лишь внизу, в холле, еще теплились огоньки на богато разукрашенных вензелями серебряных канделябрах.

   К ним я и спустилась, гладя рукой отполированное дерево перил над коваными чугунными завитушками. Так странно после моей комнатушки оказаться в таком огромном доме, где лестницы – хоть на карете езди, коридоры – руки расставь в разнее стороны, все равно не заденешь за стены, а комнаты – что бальные залы, хочешь, вальсируй!

   Дома все было совсем по-другому, спаленки крохотные, едва развернешься, которые побольше, так в тех по двое сестры жили. Коридоры такие, что дабы вдвоем пройти, надо каждому спиной прижаться к стенам. Да и скрипучие ступеньки узенькие такие, что весь дом слышит, ежели кошка по ним прошла.

   А все одно, там я счастлива была, всегда при деле, вечно в заботах. Именно драконий просторный дом стал мне тесной клеткой, из которой хочется вырваться любой ценой и вернуться в свой тесный, покосившийся, но такой родной скворечник! Пусть меня батюшка за таланы продал, а сестры в ночь выставили прочь, все ж люблю их. Никого ведь нет более у меня, как не простить, хоть и кровью сердечко обливается? Родные ведь мы, как же иначе-то?

   И где в этих хоромах кухня, знать бы еще. Я прошмыгнула мимо молодцев в ливреях, которые спали, стоя у дверей. Вот ведь работенка неблагодарная да скучная! Стой, как истукан, да ворота всем отворяй. Ну, вчера хоть граф жену полоумную притащил, которая из окна сиганула, чтобы сбежать от их господина, повеселила их.

   Вот пересудов-то будет, небось! Потрещат слуги, мои косточки перемывая, как пить дать! Хотя, чего уж там, весь город загудит, как прознают, что дракон безродную дочь хозяина таверны замуж взял. И ведь черт-те что обо мне подумают, людям всегда самое плохое в первую очередь на ум приходит.

   Вздохнув, покачала головой, взяла огарок свечи с канделябра и зашла в просторное помещение на первом этаже. Ага, кажется, это гостиная. Вон, стол обеденный какой знатный, как пять кроватей наподобие той, на которой я сегодня ночью нежилась. Отменно выспавшись, должна заметить. Это ведь не моя узенькая койка, на которой как не повернешься, так в зад или в бок пружиной мстительно получишь. Не ворочайся, стало быть.

   Так, кухня должна быть рядом, не будут же слуги у драконов блюда изысканные за тридевять земель господам таскать. И не из-за того, что долго и тяжело, а по причине того, что остынут лакомые кушанья. Ага, вот она, родная моей душе! Запрятали подальше, а ведь это сердце любого дома!

   Ух, тоже огромная! У одной стены печь – дровяная, хорошо, в ней лучше всего все блюда выходят. Вдоль других шкафчики да столешницы тянутся бесконечной чередой. И куда им столько? Сколько же их в доме живет? Ведь на такой кухне накашеварить на половину города несложно!

   Зажгла от огарка свечи и обошла ее, кончиками пальцев ведя по холодным гладким столешницам – мраморные они, что ли? Открыла пару шкафчиков, доверху набитых кухонной утварью. Все дорогое, блестящее, пользоваться и то жалко роскошеством таким. Поставить на видное место, да любоваться.

   Я на подобную посуду только поглазеть ходила в центральный магазин, который в два этажа отгрохали. Идешь там вдоль прилавков, любуешься, да в три глаза смотришь, как бы чего не задеть, ведь если разобьешь, всю жизнь потом расплачиваться придется.

   На пристенке у печи нашла чайник, а рядом и воду в бадье. Хоть чаю попью, и то радость. Наполнила пузатого чутком воды, печь разожгла, все нужное пусть и не сразу, но сыскав, поставила кипятиться. Так, где они чай запрятали? Тут искать до ужина можно. Вроде как по уму листья заварочные поближе к печи держать надобно.

   Постучала дверцами шкафов, открывая-закрывая, нашла какие-то пакетики. Нос в них сунула, расчихалась – специи это, едкие и вонючие. Покупными пользуются, надо же! Я вот никогда порошки эти не покупаю, сама все по отдельности приобретаю, а потом в ступке измельчаю и смеси пахучие и оттенки вкусу блюда добавляющие делаю.

   А вот это похоже на чаек. Открыла банку жестяную, красиво расписанную птицами диковинными.

   - Ты кто?

   Голос взлетел к потолку и заметался по кухне.

   А я от неожиданности уронила банку, которая отскочила от пола, щедрым веером рассыпав все содержимое по нему. Ну, да и ладно, коричневая пакость какая-то, пахнущая горечью. Испортилось, наверное, все равно выкидывать.

   - Что буууудет, - протянул темноволосый мальчик на вид лет пяти, глядя на пол.

   - Ты чего подкрадываешься? – укорила я его. – И ничего не будет, приберу сейчас. Где тут веник и совок?

   - Не знаю, - он пожал плечами. – Я же не слуга.

   Ну да, ему-то зачем, с рождения и сопельки вытрут, и попу, и кашу в рот положат, только и труда, что прожевать да проглотить.

   - Садись-ка на стул и не мешай, - велела я ему, отметив, какие у него большие карие глаза, опушенные длинными ресницами.

   Как подрастет, наведет шороху на девиц! Небось, тоже притащит какую-нибудь домой в свое время. Дайте боги, чтобы по любви сошлись, а не как мы с Рэйнаром, из-за какого-то дурацкого драконьего спора.

   Пошерудив по нижним ящикам, я нашла нужное, быстро сгребла рассыпанное и в ведро огромное, явно под мусор приспособленное, выкинула. Тряпку нашла, пол протерла. Вот, снова все блестит!

   - Ловко у тебя выходит! – одобрил мальчик. – Ты хорошая служанка, тебя, может, и не погонят в шею к вечеру.

   - А что, так часто бывает? – оглянулась на него, моя руки.

   - Постоянно, - он кивнул. – Нине никто не по нраву, всех служанок новых прочь отсылает. Да так ругается, что дядя запрещает мне слушать.

   - А дядя твой кто? – я вынула из печи чайник, быстренько взяла кастрюльку, нашла ингредиенты для блинчиков, принялась тесто делать, и прямо на душе полегчало, ведь руки по привычному делу стосковались.