Одинокий медведь желает, или партия для баса (СИ) - Тур Тереза. Страница 19

Оборвав смех, он молча глянул на меня, качнулся вперед… и, быстро поцеловав в макушку, отступил.

— Стой здесь. Никуда не уходи. И ни с кем не разговаривай. Я сейчас, только машину подгоню.

Меня накрыло обидой и разочарованием пополам с облегчением. Все же я не в том прекрасном возрасте, чтобы трахаться под окнами чужого отеля. Даже чтобы трахаться в чужом номере неважно какого отеля.

Серый успел отойти всего на несколько шагов, как из раздвижных дверей показалась высокая — почти с него ростом — фигура. В белом. С ниспадающими на плечи волосам. Вся из себя грозно-обвиняющая фигура, прямо аллегорическое Возмездие.

— Вы в меня стреляли! — заявило Возмездие полным ярости бархатно-прекрасным голосом и ступило под фонарь.

— Ле-ва! — почти простонал Серый. — Не до тебя.

— Вы… — нахмурил безупречные брови царь звездей.

— Видео пришлю, — оборвал гамлетовский монолог Серый. — Ты и там богичен. Только умоляю: закрой рот.

Лев кинул на меня оценивающий взгляд. Искривил губы в усмешечке. Вдохнул, чтобы что-то еще выдать. Но его опять — профессионально! — заткнул Серый.

— И не смей разговаривать с Кариной, — велел он с интонациями голодного медведя. Белого, который характером хуже носорога. — Она не любит певцов.

Взгляд Львы стал недоумевающим. Очень. Но заткнуться он не смог. Принципы не позволили.

— Добрый вечер. Приятно с вами познакомиться, Карина, — практически пропел он: бархат, соблазн и очарование с легким привкусом сволочизма.

Ах, какой мужчина! Не зря в него Ваня стрелял. Я бы — тоже. С кайфом.

— Добрый, — отозвалась я.

Сволочной царь звездей оказался достаточно чутким к интонациям и взглядам. И быстрым. Ретировался мгновенно. Сразу чувствуется опыт сохранения медиа-лица от встречи с кулаками, кирпичами и всем тем, чего медийное лицо просит.

В легком восторге от встречи я даже не заметила, как Серый исчез и появился — на сдержанно рычащем крузаке. Вышел, распахнул передо мной переднюю дверь.

— Знал бы я — ни за что б… — пробормотал под нос, глянул на меня — и замолк.

— Что бы ты — ни за что? — все же спросила я, пристегивая ремень.

— Год я прожил спокойно, безо всякого музыкального сопровождения. Занимался своими базами отдыха. А тут смотри, как завертелось, — вздохнул он и пристегнулся.

Тронулся с места — так аккуратно и плавно, что будь у меня у руках стаканчик с кофе, не то что не плеснул, не дрогнул бы.

— Как завертелось, Сереж? — и не подумала отстать я, видимо, бархатный сволочизм передался мне воздушно-капельным путем.

— Я не могу уехать в леса, — улыбнулся Серый. — А отчеты управляющих мне не нравятся…

— Почему? — о да, сволочизм неплохо помогает отвлечься от желания кого-то поцеловать прямо сейчас. Или хотя бы положить ладонь на колено. Крепкое такое, горячее, чертовски привлекательное колено.

— Слишком красивые отчеты, так не бывает. На Камчатку я так и не слетал. И ты… — он перехватил мой нескромный взгляд, рвано выдохнул и с усилием посмотрел на виляющую между деревьев дорогу.

— А что я…

— Карин, я…

Мы замолчали одновременно. Серый крепче взялся за руль, чуть нахмурился — и, свернув на основную дорогу, втопил газ. Крузак полетел по серпантину, пока еще не слишком крутому.

Мне очень, просто очень хотелось… хотя бы дотронуться. Но… Ночь, серпантин. ДТП.

Черт.

— Предлагаешь?.. — Серый чуть повернул голову. И отчаянно, белозубо улыбнулся. — Заднее сидение раскладывается вполне себе.

Я зажмурилась, покачала головой. Предложение крайне завлекательное, за одним исключением: до нормальной человеческой кровати осталось всего ничего. А мне уже не восемнадцать, чтобы под сосной или на заднем сиденье крузака.

— Трусишка, — меня мимолетно погладили по щеке, но тут же отдернули руку и с тихим незлым шипением вернули на руль. Укоризненно поцокали языком и сообщили: — С тобой я как пацан, честное слово.

— У дураков и мысли сходятся, — пробормотала я.

— М?

— Как девятиклассница. Стыдитесь, уважаемый, до чего довели честную женщину!

Мне в ответ самодовольно хмыкнули, сжали обеими руками баранку (явно чтобы руки ненароком не ушли в вольное плавание по моим коленкам) и торжественно пообещали:

— Мы все сделаем правильно.

— Это как? — прыснула я. — В темноте, на кровати, в миссионерской позе?

— Ка-ри-на!

— А?

Не то чтобы я имела что-то против кровати и миссионерской позы. Любой, черт бы ее, позы. Хоть на заднем сиденье под сосной.

— Я перенесу тебя через порог на руках, — заявил Серый совершенно серьезно. — И это будет не в спешке, не на виду, не… в машине… Хотя это все потом тоже. Но… Потом. Не сегодня.

— Ты… — выдохнула я, сжимая бедра и медленно-медленно выдыхая. — Сволочь ты.

— Ага, — согласился он. — Где уже эта ваша чертова Головинка?! 

Глава одиннадцатая

Мой ангел пьян, летает криво,

Орет пророчества и мат.

А я смотрю на это диво

И понимаю: счастлив, гад.

(С) Восхитительно же, только не нашла автора.

И не понятно, чей ангел: Карины или Сергея

Карина

Мы героически продержались до Головинки, и мне стоило бы дать за это медаль. Когда под тобой рычит мотор, в окна задувает пахнущий морем и соснами воздух, и совсем близко — чертовски красивый, сильный мужчина кусает губу и еле сдерживается, чтобы не наброситься… м-м-м…

Короче, мы продержались. Даже сумели не наброситься друг на друга прямо в машине перед воротами. Даже — выйти из нее, поставить на сигнализацию. Но стоило сделать шаг по ровной дороге — всего один из оставшихся до калитки десяти! — и все.

Рухнуло все.

Просто он так пахнет… и эти мощные плечи, облитые лунным светом, блестящие желанием глаза… Прикосновение его пальцев — горячее, обжигающее, электрическое…

Молния. Это была чертова молния. И мы рухнули — навстречу друг другу, в безумный, жадный и сладкий поцелуй, и…

— Твою гармонию, Кари-ина… что ты со мной делаешь? — простонали мне в губы, вдавливая, втискивая в себя, дыша рвано и загнанно.

— Сам ты… — буркнула я и поцеловала его снова. Ведь это просто поцелуй, да? Пока еще ничего непристойного?

Через пару секунд я уже не была так в этом уверена. Загребущие руки невесть как оказались у меня под блузкой, губы — на шее, а моя нога… хм… я совершенно не виновата в том, что она обвилась вокруг чьей-то еще ноги. Она сама, честное слово! И вообще, в состоянии аффекта.

В этом же состоянии аффекта меня прижали к калитке, продолжая целовать, и если бы не совершенно внезапно раздавшийся где-то сверху грохот и отчаянный мяв…

Короче, спасибо той кошке, что сверзилась с крыши или откуда там еще она валилась.

Отскочив друг от друга (и путаясь в собственных ногах), мы немножко сумасшедше рассмеялись. И совершенно синхронно выдохнули:

— Домой.

— В кровать.

Кто из нас что сказал — было совершенно неважно. Взаимопонимание, оно такое понимание.

Через порог меня таки перенесли. Отчасти потому что ноги не держали. А не держали, потому что туфли я потеряла где-то перед калиткой. Белый офисный пиджак — чуть дальше, около качели. А остальное…

Остальное нашлось в спальне. Потом. Сильно потом. После взрыва парочки сверхновых (или это был торшер?), подавшей в отставку с опасной работы кровати и умерших от зависти мартовских, апрельских, майских и все прочих кошек. И котов. И вообще. Да, именно что вообще.

И все было прекрасно, чудесно, замечательно и так как доктор прописал, кроме…

— Кажется, я пропустила ужин, — задумчиво сказала я, ленясь поднять голову с широкой, чуть влажной от пота груди.

— Я тоже, — пророкотало под моим ухом. Низко, щекотно и как-то удивительно правильно было ощущать его голос вот так. Собственной кожей — как вибрацию, как движение мышц, как урчание гигантского сытого зверя.