Ц 6 (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 3

Отучиться как все, пять лет подряд — это большой жирный плюс. Будет система в знаниях, будет глубина… Хм. Глубина…

Нахмурившись, я покрутил носом. Даже Физфак МГУ окопался в глубоком тылу передовой науки. Матан и ангем — это хорошо, но ту же теорию групп на факультете не преподают, а новая теорфизика уже скребется в дверь. Пару-тройку лет спустя ученая братия подсядет на алгебраические топологию и квантовую теорию, на дифференциальную геометрию, и тут одними лекциями да семинарами не обойдешься. Пора запасаться томами Бурбаки и сборниками Иваненко…

Старенький профессор, «выступавший» на сцене, отчетливо щелкнул замком портфеля, и студенчество свободно зашумело, подхватываясь и захлопывая исписанные тетради по сорок четыре копейки штука.

— Не расходиться! — мелодично взревел комсорг группы Лёвин, вскакивая и одергивая кургузый пиджачок. — У нас комсомольское собрание!

— Так цэ у вас! — подал голос развеселый хохол Петренко. — А нас за шо?

— Разговорчики! — строго прикрикнул Лёвин, выходя к доске, размалеванной математической каббалистикой.

— Нашли время! — раздался одинокий голос, исполненный безнадёги.

— Мы должны выбрать секретаря собрания, — бодро продолжил комсорг, не обращая внимания на несознательных. — Будут предложения?

— Предлагаю Аню Синицыну, — пробубнил кто-то с первых рядов.

— Кто за кандидатуру Анны Синицыной, прошу поднять руки! Кто против? Единогласно!

Хрупкая и юркая «Синичка» спорхнула по ступенькам и заняла свое место за основательным, монументальным столом, деловито раскрыв потрепанную тетрадь с черновиками протоколов.

— В повестке всего один вопрос, — снисходительно улыбнулся Лёвин, проявляя чуткость к людским слабостям. — Нам необходимо составить перспективный план работы комсомольской организации факультета, а также календарный план и план-сетку. На бюро было решено учесть инициативу снизу…

Я сидел в третьем ряду и с интересом наблюдал за привычным действом. Сеня Лёвин — парень, в общем-то, неплохой, хотя и с закидонами по политической части. Крепкий, способный математик. Если весь свой напор пустит в научное русло, оставит след в теории… Хотя бы пунктиром.

От беспокойных мыслей складочка запала на переносице. Как же повезло моему поколению — и октябрятские звездочки носили, и красные галстуки, и комсомольские значки! Надо было испробовать буржуазной демократии, нахлебаться свобод, чтобы оценить утраченные скрепы. И понять, помимо всего прочего, отчего важничали мальчишки или девчонки, принятые в пионеры.

Есть такой логический прием — доказательство от противного.

Потомки нынешних октябрят, рожденные в обществе купли-продажи, будут лишены драгоценного чувства товарищества. До них, закоренелых индивидуалистов, просто не дойдет, как можно радоваться общему, а не личному успеху. Воспитанные Интернетом и «независимыми», то бишь брехливыми СМИ, они выставят превыше всего свои права, глумясь над замшелым понятием долга.

Как им объяснишь, что хваленое «свободное общество» всего лишь толпа пыжащихся одиночек, несчастных людских атомов? Да никак…

А ведь распад социума уже запущен. Даже комсомольцы с пионерами теряют былой свой дерзкий энтузиазм, подменяя идеалы ритуалами. Встряхнуть бы их, что ли…

Тихонько приоткрылась дверь, впуская Григория Алексеевича, завкафедрой и члена парткома факультета. Делая пассы руками — сидите, мол, сидите, — он скромно примостился на краешке скамьи.

— Можно поприсутствовать?

— Конечно, товарищ Быков! — с готовностью кивнул комсорг.

«Синичка» испуганно вскинула головку, округляя глаза — и ловя сходство с разбуженной совой. Глянула в мою сторону, хлопая ресницами, и я ей по-дружески улыбнулся. Не дрейфь, мол.

— А что смешного, Гарин? — вздыбился комсорг, хищно перехватив мой посыл. — Где ты находишь юмор в нашей комсомольской работе?

— Нигде, — хладнокровно ответил я. — Правда, я и работы никакой не нахожу. Сплошная скука и пустопорожний формализм.

Аудитория зароптала, заерзала, а Лёвин будто вырос и раздался в плечах, наполняясь праведным гневом, как воздушный шарик — гелием.

— Ах, вот как? — сардоническая усмешка а ля Мефистофель заплясала на бледных губах комсорга. — И это говорит злостный нарушитель дисциплины? — театрально возгремел он. — Студент, который ни разу — я подчеркиваю — ни разу не соизволил посетить пары по общественным наукам, а заодно и по английскому? Студент, который не принял участия ни в одном мероприятии?!

— Слышу речи не комсорга, но прокурора, — я встал и присел на парту, боком оборотившись к сцене. — Во-первых…

— Тебе слова не давали, Гарин! — запальчиво выкрикнул Сеня.

— Вот как? — мой голос отдавал морозцем. — Ты будешь тут глупости говорить, а мне молчи да терпи? — не удержав ледяного тона, я ухмыльнулся. — Дай хоть покаяться перед лицом своих товарищей!

Лёвин вопросительно поглядел на Быкова, тот кивнул.

— Кайся, — буркнул комсорг.

— Спасибо, батюшка, — смиренно отпустил я. — Ну, во-первых. С милейшим Виленом Виленовичем я встретился лично еще в августе. Три часа мы с ним беседовали, как он любит выражаться — конструктивненько, да продуктивненько. Спорили о дефинициях коммунизма и социализма, вежливо ругались, но пришли-таки к трогательному консенсусу. Вилен Виленович освободил меня от занятий по основам марксизма-ленинизма и политэкономии социализма, а я, в свою очередь, обязался сдавать ему зачеты только на пять.

— Да-да, — улыбнулся Григорий Алексеевич, добродушно кивая, — помнится, товарищ Кетов был в полном восторге. По его словам, вы, Гарин, оправдали нынешний курс КПСС, процитировав Сталина. Не напомните нам?

Мои губы сами сложились в улыбку — "Виленыч" сразу показался мне бойким престарелым комсомольцем-максималистом, не приемлющим компромиссов.

— Товарищ Кетов подозревал товарища Брежнева в реставрации капитализма. Я же защищал рыночный социализм, и привел сталинские слова. Вождь сказал так: «Говорят, что товарное производство всё же при всех условиях должно привести и обязательно приведет к капитализму. Это неверно. М-м… Товарное производство приводит к капитализму лишь в том случае, если существует частная собственность на средства производства, если рабочая сила выступает на рынок, как товар, который может купить капиталист и эксплуатировать в процессе производства, если, следовательно, существует в стране система эксплуатации наемных рабочих капиталистами».

Завкафедрой одобрительно кивал.

— Зачет вы сдадите, Гарин!

— Приложу все силы, — заверил я. — Ну, это всё по первому пункту обвинения… Во-вторых, насчет инглиша. Я свободно говорю по-английски, в чем и убедил преподавательницу. Зачем же мне зря просиживать часы? Лучше я займусь программированием, подработка у меня такая… Ну и, в-третьих. В общественно-политической жизни я участвую весьма активно, просто ты этого не замечаешь. Вот, например, наш декан прямо на «картошке» организовал посвящение в физики. Как же не чтить традиции Посвята? И я их чтил до глубокой ночи, пока здоровье позволяло!

По толпе студентов, как порывом ветра, разнесло смешки.

Сеня заметно сдулся, и смотрел на меня, как Ленин на мировую буржуазию. Даже жалко его стало. Но Сеня первым начал!

— Комсомол — это сила! — с чувством сказал я, выдержав мхатовскую паузу. — Это бездна энергии, это миллионы молодых и рьяных, готовых на подвиг, готовых строить и месть! А ты им — календарный план, ведомости по учету комсомольских взносов… Знаешь, что я сделал, когда меня выбрали комсоргом школы? Выкинул всю эту бюрократическую макулатуру! И занял народ живым, интересным делом! Я и вашему бюро советую проветрить помещение, а то, простите, затхлостью отдает. Лёвин, ты только не обижайся, но оглянись же! Вокруг тебя сотни талантливых людей, готовых уже сейчас, не дожидаясь диплома, творить, выдумывать, пробовать! Ну, так направь эту энергию, куда надо, а не жди, пока другой займет твое место! У нас, как ты, наверное, знаешь, незаменимых нет.