Тенор (не) моей мечты (СИ) - Тур Тереза. Страница 23
— Не прийти, — буркнул Артур. — Анна…
Он осекся, поймав себя на том, что почти готов выложить этому чертову итальяшке всю свою грустную историю.
— Анна тебя выгнать с постель? Беллисима!
— С чего?.. — Артур недоуменно заглянул в пустую рюмку, поморщился и потянулся к штофу.
Итальянец его опередил. Налил всклянь и заговрщицким шепотом пояснил:
— Твой пуловер обратный… изнанка, да. И след тут, — он пальцем показал на Артурову шею. Без шарфа. — Анна… о, Анна! Страсть! Огонь! Миледи Винтер! Она кричать? Или она есть снежный принцесс?
— Снежная королева, — машинально поправил Артур. — Она не кричала. Она сказала «вон».
— И ты уйти? — итальянец посмотрел на него с жалостью.
— А ты бы подрался? С женщиной?
— О нет. Я бы… — он мечтательно улыбнулся. — Когда bella donna в начало жарко целуй, а потом говорить «вон», нельзя уйти. Надо просить прощений. Хорошо просить. Она быть ругать, сильно ругать, бить тарелка и морда, а потом простить и любить. Горячо любить.
— Все-то ты знаешь, — вздохнул Артур, явственно представив себе это «бить тарелка и морда, а потом простить и любить».
Почему-то у них с Аней тарелки никогда не бились. И по морде она ему никогда не давала. Может и правда зря. И ушел он зря.
— Я видеть здравый мысль в твой глаза. Пей.
В рюмку, которую Артур так и держал в руке, снова набулькали. И он послушался. А потом закусил невесть откуда взявшимся бутербродом с селедкой на черном хлебе. С лучком. Фирменным блюдом «Последней струны».
— Тебя тоже выгоняли, Бонни? — спросил Артур. Как-то вот хотелось не быть одиноким в этой беде. — Ты вообще женат?
— О да. Мадонна выгонять меня. Я быть дурак, большой дурак. Во-от такой дурак! — он с довольной лыбой развел руки в стороны и пошевелил пальцами. — Но я любить Мадонна. Я петь для нее. Мадонна любит, когда я петь для нее. Твоя Анна тоже любит.
— Вот просто взял и спел? — завис Артур.
Странно. Почему-то мысль спеть для Ани не приходила ему в голову. Дурацкую. Во-от настолько дурацкую. Как будто, приходя к ней, он переставал быть певцом, а становился… Ду-ра-ком. Капризной эгоистичной сволочью.
— Вы русский есть странный человек. Вы петь, когда пьян. Но не петь для свой bella donna. Твоя Анна есть артист. Она понимать толк в музыка и страсть. А ты говорить — снежный королева, снежный королева. Она есть замерз. Потому что ты есть дурак. Пей еще. И рассказывай.
Сам Бонни тоже последовал своему совету. И под остаток штофа с селедочными бутербродами Артур сам не понял, как выложил ему все. Подчистую. И как еще в школе отбил самую красивую девчонку класса у лучшего друга Левы, и они как-то умудрились из-за этого не поругаться насмерть. И как сначала пробовали петь впятером, с Аней, и у них что-то даже где-то получалось, но Аня залетела — и все, пока не родила, больше петь не могла, что-то там с гормональным фоном. И как пробивались квартетом, уже с новым басом, Сергеем, и помогал им тогда еще молодой, нахрапистый и не так катастрофически богатый Томбасов. Аня же сразу после декрета устроилась в Оперетту, и Артур ее ужасно ревновал. Просто ужасно!..
— Она же такая красивая! Моя Анечка! Самая… эх…
— Дурак ты, — кивал Бонни, наливал ему еще и велел продолжать.
Пока не дошли до самого последнего косяка. Предложения роли в мюзикле.
— И сразу сказать — вон?
— И трусы на голову, — печально покивал Артур.
— Вы хорошо репетировать. Страсть, скандал! Va bene!
— И что мне теперь делать? Вот ты говоришь, спой ей… Как? Пойти в ее театр?
— Зачем театр? Балкон! В театр все петь. Под балкон — только ты.
— Так… пятый этаж же! Зима! Бонни, ты чокнутый.
— Si. Мадонна говорить так же. За это она меня любить сильно. Она говорить «больной ублюдок» и смеяться, и плакать, и любить меня. Это есть vera passione. Vera arte. Настоящий искусство!
— Высокая страсть, — внезапно Артуру стало смешно. — Да. Я спою для нее! Бонни, ты настоящий друг!
— Va bene! Dai amico!
— В смысле, сейчас идем? — все еще смеясь, переспросил Артур и поднялся, не дожидаясь ответа. — Идем! Ты со мной?
— Да! Я не бросить друг в трудный день! Мы сделать шоу для Анна. Так. Нам надо… гитара и усилитель, — перешел на английский Бонни. — Я видел парней в переходе. У них есть.
Шоу. О да. Шоу они сделали. Артур словно смотрел со стороны, как они вдвоем, прихватив недопитый второй штоф, целенаправленно шли к переходу под «Тверской». На трех языках объясняли трем юным панкам, что им до зарезу нужны их инструменты вместе с установкой и колонками. К «до зарезу» была прибавлена вся наличность, которая нашлась у него и у Бонни. Тысячи две или три баксов, кажется.
Панки впечатлились, согласились дать свои бесценные инструменты взаймы, но только в комплекте с самими панками. Бонни обрадованно заявил, что лишних музыкантов в шоу не бывает, и пусть тогда уж они и сыграют. На закономерный вопрос «что играем» Бонни подумал-подумал и выдал:
— «Есть в графском парке старый пруд, там лилии…» — причем даже в родной тональности. — Знаете?
— Обижаешь, мужик! Классика же!
— Что-то не похожи вы на классику. — Артур подозрительно оглядел пирсингованные брови гитариста и его оранжевую челку.
— Чой-та? Третий курс консы! Классическая гитара! — гордо заявил тот.
Артур заржал. Вот же кино! Конса, родненькая! А-а… У-у-у…
— Мужик, ты ж нажратый в зюзю. Как ты петь будешь?
— Как-как. Каком кверху, — не менее гордо ответил Артур фирменной фразочкой Пал Федорыча.
В общем, пока шли к дому Артура… то есть теперь — дому Ани, Артур как-то по умолчанию оставил квартиру ей и Кате — нашли полсотни общих знакомых, обругали нового директора ЦМШ. Оказывается, парни его застали в последнем классе. Побратались, короче. Хотя Артура парни не узнали, а он и не стал палить контору.
А вот перед домом…
В пять пар рук бодро установили колонки на детской площадке, прямо под окнами. Расчехлили инструменты, развернули ударную мини-установку. Подключили к переносному аккумулятору. Выдали Артуру и Бонни по микрофону, и…
«Есть в графском парке старый пруд, — разнеслось по засыпающим дворам между Лесной и Тверской-Ямской, — там лилии, там лилии цветут!»
Глава двенадцатая
Наблюдая за моими поступками
здравый смысл нервно топчется на месту,
курит и ругается матом
(С) ВК
Анна
Если вспомнить «Пятьдесят оттенков серого», то там было стоп-слово. Но там же практически нормальный миллиардер-доминант. А вот у меня было слово… взрыв. Слово-вспышка. Раз — и в глазах сверхновая, а ты… летишь, летишь и тебе дарят звезды… Все и сразу. Большой такой бадабум дарят. И тебе, и всем, кто оказался в радиусе поражения.
И это волшебное слово было — «мюзикл».
Сначала я мечтала. Черт, как же я мечтала. Об уровне «Нотр-Дама». О работе с Харальдом Принсом или Бонни Джеральдом и Томом Хъеденбергом. Но какой смысл ходить на прослушивания, если у тебя маленький ребенок и стабильная работа? Оперетта. Которую, кстати говоря, я нежно-пренежно люблю. Но иногда мне снится. Что-то более блестящее, более свободное, рискованное…
Мюзикл. Ага.
Когда-то Артур уже приходил и говорил о том, что они делают новый проект, им нужна солистка, и я могу попробовать. Так что сегодняшнее его соло о том, что у них есть «мю-узикл» — это ж не первый раз в моей жизни. Но тогда речь шла о «прослушать». Это было мило, особенно если вспомнить наше студенчество. Ну да ладно, кто выбился — тот и молодец.
Я тогда воодушевилась. Планировать начала, дура. Как совместить несовместимое: театр с ревнивым Владленом, Катю, быт и мюзикл. Себя и Артура на одной сцене.
Уж не знаю, что там произошло у этих «творцов», может быть, Томбасов банально денег не дал, а может что еще, но получилось забавно. Скорее всего, они ничего такого не планировали — умом я это понимаю.