Пилюля (СИ) - Алексеев Александр. Страница 10
Я уселся на стул в первом ряду. Изотов вытер со лба пот.
Волнуется.
Тут в открытую дверь повалил народ. Здоровались, рассаживались.
Вошедший последним Виноградов объявил:
– Начальство, задерживается… Давайте вспомним добрым словом погибших наших товарищей. Я про некоторых коротко скажу… – кивает на Павла Жибуртовича, – сначала про твоего брата… Вы, наверное, знаете, что в команде Юрку называли "капушей". Он привык медленно до всего докапываться, но на льду преображался. Ураган, сметающий защитников. Никого не боялся. А вот на самолёт боялся опоздать. Говорят, бежал, как угорелый. Да… Теперь про Бочарникова.
"Старшой" с мандаринами.
– Он среди нас самый интеллигентный был. Диплом инженера. Трезвенник. (народ закивал головами). В преферанс многих раздевал. (заулыбались). Болелы за его отчаянную храбрость на льду звали его "Джигитом". Друг тренера Аркадия Чернышова и сам мечтал стать тренером…
– Дальше. Вася Володин из Свердловска. "Реактивный" его прозвали. На войне ему несколько пальцев на руке оторвало. А играл так ловко, что этого и не замечал никто. А шутки как шутил – вся команда ржала. Да и к нам из Свердловска он попал после спецоперации. Не слыхали? Бочарников с товарищами выкрали его после матча. А уже потом документы на переход оформили. Кто ещё хочет сказать, выходите сюда.
Игроки успели вспомнить добрым словом Зденека Зикмунда, Ивана Новикова, Юрия Тарасова – брата играющего тренера ЦДКА Анатолия Тарасова… Тут вошли тренеры Бобров и Коротков. Все расселись. Дали слово куратору от штаба ВВС.
Изотов представился. Рассказал про катастрофу. Предупредил, чтоб об этом помалкивали. Про новый состав рассказал. Меня представил помощником тренера и запасным вратарём Юрием Жаровым. Начался шум, выкрики "непонятно", "где Харий?". Изотов, нервничая, перекрикивая недовольных:
– На интересующие вас вопросы отвечу персонально после собрания. Просто человек поменял имя. Вам приятно будет если Вас окличут Харей? От тож…
Коротков встал и задвинул небольшую речь загрузив всех лозунгами с передовиц. Озвучил задачу поставленную перед клубом – медали чемпионата. Затем дал слово Боброву.
Бобров огласил даты ближайших игр, график тренировок на тушинском катке. Попросил встать для минуты молчания в память о погибших. На этом собрание закончилось.
Я передал Изотову новые бумаги по экипировке. Сказал, что с танцами сегодня пролетел. Николай ответил, что образцы вратарских масок с сетками привезут с московского завода к собранию в Спорткомитете. Пластмассовые доспехи привезут технологи завода пластмасс тоже к собранию.
Наконец-то Колобок перестал, ворочаясь, скрипеть, и тихонько засопел.
Первый день в команде прошёл нормально. Будут про Хария вопросы задавать буду к Изотову отсылать. Сменить имя-фамилию имею право. У меня теперь паспорт есть где русским по белому написано кто я. Мне же сейчас нужно выполнять указания Василия Иосифовича. Так у нас на Руси издревле повелось – главное приказ выполнить, а как ты это сделаешь – твои трудности. Читал где-то, что один из покорителей Сибири Василий Поярков, во время бегства от туземцев, приказывал своим людям есть мясо погибших товарищей. Сам то ел нормальную еду, которой было мало. Вот и мне нужно расшибиться в лепёшку, но сделать дело с Пучковым и амуницией.
И без каннибализма.
17 января 1950 года.
На утренней тренировке были все. Резануло глаз, что разминки как таковой и не было. Каждый сам по себе помахал руками, покрутился пару минут – и на лёд. Льдом это огороженное пространство назвать можно было условно. Пионеры, занимавшиеся ранее очистили середину площадки и проезд за воротами. А так у бортов снега по колено, на льду куски веток, окурки. Сзади подошёл Коротков. Увидев моё недовольное лицо, спросил:
– Что не так? Харий-Юрий. – ухмыльнулся и продолжил, – у нас многие известные мужчины по разным причинам сменили фамилию. Максим Горький, Михаил Светлов, тот что Гренаду сочинил (я кивнул, мол знаю), Леонид Утёсов…
– Владимир Ленин, Иосиф Сталин – мысленно продолжил я.
– Дело не в фамилии, а в том, что человек делает. – и меняет тему, – У тебя вот какие планы? – спрашивает, начиная притоптывать от мороза Павел Михайлович.
– Буду Пучкова тренировать, – кивнул я на сидящего в воротах вратаря, – По защитной амуниции бумаги – задание Василия Иосифовича, Гранаткину отнесу. Я у Гранаткина заявки команд посмотрел. Нам для усиления нужно третью тройку сделать. Защитную: два нападающих и защитник. Вот, я нападающих выписал. – и отдаю Короткову листок. – А третьим Виктора Тихонова. Третья тройка, даже играя меньше первых, даст возможность другим подольше отдохнуть и держать скорость до каждого перерыва.
– Так-так. Интересно… Николай Карпов из спартаковской молодёжи и Беляй Бекяшев из второй тройки ЦДКА (Я их обеих по Ленинграду знал – игроки сборной СССР). Да… Но, с Бекяшевым будет тяжело решить. Хотя, мы же ВВС. А ты помнишь как мы амуницию ЛТЦ передрали?
Нет. – кручу головой, – Я же позабыл всё.
Коротков, подышав на ладони. рассказывает:
– Чехов пригласили на банкет. А в это время наши люди пересняли и перемеряли всю их хоккейную амуницию в гостиничных номерах. Всю ночь и всё утро лучшие кожевенники и шорники кроили и шили, а днём на матч мы вышли в том же, что и чехи. А не в танкистских шлемах как раньше. Ты здорово отстоял тогда. Пучкова не научишь – сам встанешь в ворота. Будешь справкой шайбы ловить.
И засмеявшись своей шутке, потрусил в будку греться чаем.
Тут, одна из команд забила гол, и Бобров начал орать на Тихонова, который стоял в раме вместо меня:
– Ты, чё пускаешь всё подряд. Сядь на жопу, как Коля, и сиди – меньше пропустишь…
В конце тренировки Бобров поставил в ворота щиты, оставив между ними маленькую щель. Шайба могла залететь в сетку пролетев между досок ребром.
Это цирк какой-то, – подумал я.
А Сева (как его многие звали) начал лупить по воротам. И ведь – попадал. Я и другие новички, не видившие бобровских фокусов, стояли открыв рот…
Все ушли. Я учу Пучкова, вставшего на коньки с широким лезвием, выкатываться из ворот, навстречу игроку с шайбой. У меня было ещё куча пунктов к тренировке, но за час, изрядно задубев, освоили только выкат.
Пьём сладкий чай из трёхлитрового «Thermos Jumbo Jug».
Ленд-лиз наверное.
Коля к девятнадцати годам стал обладателем нескольких шрамов на лице. Спрашиваю его:
– Устал?
– Да я если нужно, всю ночь буду тренироваться. – почему-то обижается он.
– Всю ночь не нужно. Завтра игра с "Динамо". А о чём ты мечтаешь, Коля?
– Хочу, как Вы, против чехов играть или вообще против канадцев. Говорят они играют, как боги?
Выкает мне, а всего-то на пару лет младше меня.
– Скоро, лет через пять. Мы будем с канадцами играть на равных. И я уверен, что вратарём нашей сборной будешь ты, Коля! Так, что учи иностранные языки!
– Зачем?
– А будешь на них иностранным журналистам интервью давать.
Пауза. Пучков спрашивает:
– А может ещё потренируемся?
Захожу в общежитие, а тётя Клава, чуть не расплескав чай, говорит с наездом:
– Ты своего дружка-то остепени. – тяжело вздыхает, и продолжает:
– Сижу, значит, газету читаю. Вдруг на верху – шум, гам. Подрались что ли – думаю. Тут бегать начали, палками в пол стучат, а потом как заорут: "Гол!!!". Тут я и поднялась. Гляжу, дружок твой в свисток дует, а подружка твоя листочки держит "1" и "0". В концах коридора из сапог ворота сделали. Один вратарь с совком и веником, а другой с разделочной доской и крышкой от кастрюли. Тот, что с совком, из ремня петлю сквозь банный тазик пропустил и себе на грудь повесил. А двое с клюшками лупят по полу и друг друга по ногам. И только я хотела всё это прекратить, как один размахнулся и как даст. Прямо в таз попал. Грохот. Все орут. В тазу вмятина. И тут другой тоже как даст. Сапог сшиб и стекло треснуло. Тут я конечно задала им жару. Все попрятались. Клюшки бросили. Так твоя потом приходила клюшки просить. Я ей – это мол вещественные доказательства. А она – не серчайте, у Юрочки игра завтра, чем он играть-то будет. Отдала ей под честное слово, что больше не повториться.