Человеческое, слишком человеческое (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич. Страница 28

— Да, они такие.

Разговаривать с немкой мне не хотелось совсем. Вот совсем-совсем.

— Терпеть не могу этого — только появляются новые буфера в поле зрения, и сразу же начинается слюноотделение.

Я думал. О многом. И о том, что я теперь самый крутой парень в управлении, и о том, что соваться даже с мелкой просьбой теперь к парням не стоит, и о том, что наглая стерва только что озвучила мои собственные мысли.

— Слушай, Аска, — сказал я с досадой. — Вот зачем ты это сделала, а?

— Сделала что?

— Вот это все: я, мать вашу, центр вселенной, а этот Икари — он мой, и он круче вас всех, потому что…

Сорью без улыбки смотрела на меня, и ее голубые глаза были совсем не радостными.

— А что тебе с этого?

— Что мне с этого?! Да ты что, издеваешься?

— И не думаю.

Я добил координаты в автопилот, ткнул штурвал и обернулся к ней:

— Аска, видишь ли, я с этими людьми работал. И работаю. И буду работать. А ты приехала и уедешь, а я…

— А ты останешься. И как был до моего приезда одиночкой, так им и будешь.

Она отвела взгляд и смотрела в окно — на оживший промороженный город. Там осыпался иней, почти снег, таял уже на нашем уровне в горячих потоках машин. На лице у немки блуждала какая-то тоскливая полуулыбка, а вот глаза были серьезными. Убийственно прямо серьезными.

— Они тебе не ровня, а то, что ты на них оглядываешься якобы — это твоя маска. Ведь ты коллег ненавидишь в душе. Просто за то, что они делят с тобой твою работу. Я ведь права, Синдзи?

Аска могла бы и не спрашивать — уж на лице то я все отобразил. Когда тебе одним взмахом ножа вскрывают гнойник — о да, выражение лица становится красноречивым. Особенно если хирург забыл тебе сказать, что он и без тебя знает, где этот чертов гнойник.

— А у тебя и в самом деле нет девушки?

— Нет, — сказал я, грубо отбирая управление у недовольно визжащего виртуального интеллекта: машина уже выруливала на парковку Токийского университета.

— Странно.

Ну надо же, какой задумчивый тон, подумал я. Внутри все еще звенело тупое недоумение («откуда она это все обо мне знает?»), но разобрать интонации у мозга уже получалось.

— Что тебе странно?

— Мне показалось, — ответила Аска и открыла свою дверцу.

Потом выясню, что ей там показалось. Мы стояли у огромной витой башни, которая росла из крыши модуля в окружении более мелких товарок. Переходы на разных уровнях объединяли невесомые полупрозрачные здания в один комплекс, и только первый уровень университета кто-то решил стилизовать под мрачные, почти европейские сооружения — со стрельчатыми окнами, лепниной и непременными картушами с мудростями по-латыни.

Полиции у входа оказалось много, но, как и было написано в резюме от капитана, систем экспресс-биометрии тут не водилось. Значит, стоит однозначно тут потереться.

— Что делать будем? — деловито полюбопытствовала Аска, осмотрев толпы шатающихся студентов. — Какое-то мероприятие?

— Отойдем.

Я взял ее за локоть и увел на боковую аллею, усаженную искусственными кустами. На листьях минеральной пылью осел иней, на лавке неподалеку парочка что-то изучала в КПК и весело хихикала, а откуда-то из зарослей доносились томные беседы. Но в целом тут поспокойнее.

— Открытая лекция ведущего специалиста «Ньюронетикс» — доктора Рицко Акаги.

— Той самой? — Аска прекратила зябко ежиться и нахмурилась.

— Ага. Ее первое появление вне производственных зон фирмы за два года. Университет заплатил сумасшедшие деньги за ее спецкурс. Который и начнется после лекции.

— Наши синтетики должны на нее охотиться?

Я кивнул: это был правильный вопрос с вроде как очевидным ответом. Строго говоря, скорее, можно назвать причину, по которой Евы НЕ должны на нее охотиться. Как-никак, почитай, создатель искусственных людей, и уж какие с ней могут быть счеты у слетевших с нарезки «детишек» — черт поймет. Но было тут еще одно «но», и Аска вдруг щелкнула пальцами:

— А, стоп. Это не она сболтнула три года назад по поводу монополизации рынка Ев?

— Ага, — кивнул я, осматриваясь, и понизил голос. — То есть она в нашем списке потенциальных жертв.

— Ну, это если есть этот заговор.

— Точно. Если он есть. Пойдем.

— Осуществим вооруженное, так сказать, присутствие.

Полиция была не слишком довольна нашим появлением, так что Аска с явным удовольствием демонстрировала им свой кулак чуть ли не на каждом повороте. Я же скучающе озирал окрестности и понимал, что захоти сюда пробраться Ева — ее ничто не остановит: всеобщая толчея, мало охраны и огромные бреши в системах наблюдения, не иначе спудеи сами скручивают «лишние» камеры и сенсоры.

— Дерьмо тут, а не обзор, — сказала Аска, изучив лекционный зал, уже забитый слушателями. — Расходимся.

Я подумал: логика тут была, и открытые зрительские галереи на уровне второго этаже добавляли плюсов предложению Аски. Кивнув, я показал ей, где займу свое место, и пошел протискиваться в толпе. Слушатели, разинув рты, крутили головами в поисках незанятых кресел, так что маневрировать становилось все труднее. Парочки, «троечки», неизменные обалдуи с плеерами, нагловатые субкультурщики всех мастей — вузы, кроме военизированных, все на одно лицо. Это многоглазое лицо сейчас весело скалилось и пыталось сосредоточиться, тем паче, что в районе подиума показалась администрация — какие-то седовласые ученые мужи, подтянутый молодняк из управленцев…

Не то. Я встал у ниши, бесцеремонно выгнав оттуда парня с камерой. Меня напрягало все — и то, что никто не обращает внимания на меня — на меня, столь непохожего на завсегдатаев лекций и студенческих столовых. И то, что ко мне ни разу не подошла охрана с предложением предъявить и предоставить. И то, что тут чертова прорва людей в капюшонах — кенгурушках, пайтах, даже дождевики некоторые не поснимали. И то, что я бы поставил одного снайпера — Винса, например, — вон туда, а к тому входу стоило бы нагнать полицейское мясо, просто, чтобы закупорить такую брешь.

Это отчаяние — отчаяние и паника. Я вдруг остро осознал, что почти бессилен, случись тут что.

— Попрошу внимания!..

Начинается. В сторону это все. Потом сопли пожую.

Хорошо, хоть не театр, свет не гасят. Я поискал Аску и обнаружил ее на крайне удачной позиции: она перекрывала два входа сразу, могла видеть три четверти галереи надо мной и почти весь зал. Собственно, было бы глупо ожидать от лучшего европейского оперативника неумения «видеть» пространство. По сути, при наших скоростях схватки выбор стартового положения — это почти половина дела.

Почему-то хотелось надеяться, что Аска сейчас выставила мне схожую оценку.

Рыжая, на взгляд непосвященного, откровенно скучала, скрестив руки под грудью. К ней охрана уже подкатывалась, но это только потому, что кобура за спиной разве что студентам могла показаться каким-то экзотическим рюкзаком.

— …сегодняшний гость нашего университета — профессор Рицко Акаги.

Аплодисменты.

Черт побери, аплодисменты. Я провалился в этот грохот, доводя свой слух до изнеможения, — что-то было не так, что-то уже, мать его, пошло не так, какое-то лишнее движение, неправильно звучащее. Я краем глаза видел идущую по помосту невысокую блондинку — слишком яркие волосы, чтобы быть натуральными. Я видел Аску, скуку которой сдуло как ветром — рыжая крутила головой, скупо обстреливая взглядом зал. Я видел каждую черточку на лицах студентов, их руки разбегались и встречались, издавая глушащую меня дробь.

Я видел все — кроме главного.

Тень скользнула в углу и стремительным рывком побежала по карнизу галереи прямо над головой Аски — в ее мертвой зоне.

— На землю! ВСЕ!

Я выхватил оружие, уже слыша стрельбу. Идиоты. Чтобы попасть по синтетику, надо разучиться стрелять по человеку, потому что… Потому что. Ева текуче шла, глотая метры, а пули, кроша лепнину, ложились за ней или перед ней — и ни одна еще не попала. Я на выдохе спустил курок.

Сразу пять раз.