Фигуристы (СИ) - Королева Диана. Страница 20

— Тогда не исключено, что фотографировал нас призрак.

Ира смеется, потому что эта ситуация не кажется ей такой уж невероятной.

— В любом случае, готовься. Завтра мы поедем туда. Будем надеяться, что погода не подкачает.

— Он говорил что-нибудь? — они сидели в коридоре больницы.

— Да… что-то припоминаю. Он говорил какие-то странные вещи, то по-русски, то по-шведски, так что половину я не разобрала. Что-то о каких-то вероятностях. Да, кажется, так он это назвал — “вероятности”, и все повторял это слово. Я подумала, что, может, он его где-нибудь услышал, ну знаете же, у слепых детей хороший слух и слуховая память.

— А что конкретно он говорил про эти “вероятности”? Можете вспомнить? — допытывалась Ира.

Медсестра какое-то время молчала.

— Кажется, он говорил, что вероятностей очень много, бесконечно много. И про то, что все они тесно связаны друг с другом. А потом, наконец-то, уснул. Вот, вроде бы, и все.

Ира кивнула, поблагодарила медсестру, и они ушли. У больницы их уже ждало такси, которое Ира вызвала, чтобы они могли добраться до кладбища без пересадок.

— О чем вы говорили с сестрой? — спросила Аня, когда они сели в машину.

Ира рассказала, и Аня на какое-то время впала в задумчиво-молчаливое состояние.

— А что, если он прав? — неожиданно спросила она. — Что, если это действительно так? Мы с тобой думали, что те Аниу и Ирин жили в другой реальности, вроде параллельного измерения. Но что, если таких реальностей-вероятностей бесконечное множество?

— Где-то я слышала о подобной теории, — вздохнула Ира. Эзотерическая философия никогда не влекла её.

— И, конечно, не верила в нее? — улыбнулась Аня.

Ира пожала плечами:

— Возможно, это было моей ошибкой. Годы сделали меня слишком недоверчивой. Но, знаешь, меня всегда мучила идея о том, что было бы, если бы жизнь можно было переделать, переписать заново. Разве теория о вероятностях не то же самое?

— В каком-то смысле да. Но переписать жизнь можно, лишь зная, что с тобой было, зная, что хочешь изменить. А вероятности как бы существуют одновременно, и мы никогда не знаем, что произойдет или происходит на соседней, да что там, мы даже свою вероятность не знаем.

Ира усмехнулась, и смешок вышел колючим и нервным.

— Если бы я знала, что мне предстоит с таким столкнуться, подготовила бы свой разум заранее… Той же йогой занялась бы. Помнишь, как в «Лесном»?

Аня только недоверчиво покачала головой, видимо, представив Иру в позе просветленного йога.

Издали кладбище было похоже на обычный сосновый лес. И только приблизившись, можно было рассмотреть присыпанные снегом надгробные плиты и высокие мраморные кресты. Однако даже на фоне серого зимнего неба могилы создавали скорее печальную атмосферу, нежели страшную.

— Где-то здесь похоронена Грета Гарбо, — сказала Ира, когда они двинулись между ровных могильных рядов по тропинке. — Я наткнулась на ее могилу случайно… Ну да ладно, сейчас нам не до того, чтобы искать могилы знаменитостей.

Аня вдруг взяла Иру за руку, отчего та даже немного растерялась. Ручка девушки была холодной, и Ира подумала, что, должно быть, Ане не по себе, и она ищет защиты. Это тронуло Иру, и она сказала:

— Не бойся, привидений я здесь не встречала.

— Я не боюсь! — Аня энергично помотала головой. — Просто здесь так грустно. И такое ощущение, что мы вот-вот найдем собственные могилы…

Они шли к павильону Таллум, где обычно туристам предлагалось ознакомиться с историей этого загробного местечка. Когда-то Ира тоже там побывала, и тогда же обратила внимание на высокую плакучую иву неподалеку от павильона. Она резко выделялась на общем хвойном ландшафте и усиливала атмосферу грусти и пустоты.

Сейчас, когда ива была голой и ее незащищенные ветви колыхались на ветру, ощущение запустения и атмосфера смерти усиливались. И увидев дерево вживую снова, Ира лишь убедилась, что не ошиблась, и на фото действительно было запечатлено именно это место.

Ну что ж, отлично. Вот только, что теперь?

На лице Ани читался тот же вопрос. Они встали под дерево, и обеим казалось, что это конечности какого-то живого существа оплетают их, неловко и резко касаясь одежды.

— Может, нам надо сфотографироваться здесь? — спрашивает Аня.

Ира не знает, чем это может помочь им. Ей кажется, что они зашли в тупик, но она ругает себя за навалившийся пессимизм.

“Если мы зашли в тупик, то что тогда говорить о тех ребятах, что здесь лежат? Они уж точно ничего не могут изменить”.

Ира начинает рыться в сумке в поисках фотоаппарата. На миг ей кажется, что в этой идее Ани и правда что-то есть.

Когда «фотик» наконец-то найден и изъят из чехла, и когда Ира уже собирается включить его, скрипучий голос, возникший в буквальном смысле из ниоткуда, спрашивает:

— Быть может, вас сфотографировать, девушки?

Ира вздрагивает так, что руки ее едва не прощаются с фотоаппаратом, а Аня тихонько ойкает. До сих пор им казалось, что на кладбище кроме них нет ни одной живой души.

К дереву подходит старушенция, которой уже, как минимум, лет девяносто. Она одета в черное пальто, и черный платок укрывает ее седую голову, так что, ее вполне можно принять за привидение. Узкие глаза давно утратили свой цвет от старости, но Ира улавливает в них усмешку. Старуха улыбается одними глазами, и руки ее — в карманах пальто. А спина сохраняется на удивление прямой.

— Какой, однако, русскоговорящий Стокгольм… — шепчет Аня. Она уверена, что старая женщина не слышит ее, но у той оказался на редкость хороший слух.

— Я тоже из России, — говорит она. — Так что, ничего удивительного… Аниу.

Аня вздрагивает снова, и Ира тоже. В голову пришло только одно логичное объяснение — старуха услышала, как они друг друга называют. И еще одно, не совсем логичное — она знает их, потому что когда-то (в какой-то из вероятностей?) они уже пересекались.

Воцаряется гробовое, и в таком месте это вполне естественно, молчание. девушки смотрят на старуху, старуха — на них. Её тонкие губы растягиваются в улыбке, и она произносит своим скрипучим, как будто собирающимся закашлять, голосом:

— Да, видели бы вы сейчас свои лица! Вы ведь уже догадались, да? Малыш Чарли упомянул вероятности?

— Кто вы? — спрашивает Ира, едва не заикаясь. Она чувствует на себе всю мощь словосочетания “леденящий ужас”.

“Эта свихнувшаяся старушенция вылезла прямо из могилы, не иначе. А теперь пришла за нами…”.

— Это неважно, Ирин. Кто я и откуда, тебя не должно интересовать, — она делает шаг им навстречу и примирительно поднимает руки. — Расслабьтесь же, я не привидение!

— Откуда вам известно такое о нас? Откуда вы знали, что мы будем здесь сегодня? — Ира ощущает злость и чувствует, что смелеет.

— Не кипятись. Иначе твоя подозрительность однажды выйдет тебе боком. Уж поверь, я знаю.

— Отвечайте!

— Хорошо, только почему бы нам не пройти в место, более располагающее к беседе? Я не так молода и сильна, как вы, и ноги мои, признаться, уже устали и окоченели.

Ира вопросительно смотрит на Аню. Та — бледная, почти как окружающий пейзаж. На немой вопрос Иры девушка лишь кивает.

— Давайте зайдем в павильон, — говорит старуха.

— Скажите хотя бы, как нам называть вас?

— Называй меня просто Волшебной феей, дорогая, — старуха подмигивает Ане, и Ира только еще раз убеждается, что их фея совершенно чокнутая. Её также неприятно царапает, что кто-то другой назвал Аню “дорогая”.

“Спокойно! Воинственный настрой не поможет тебе разобраться, в чем тут дело! Эта карга что-то знает, и нужно выпытать это у нее любой ценой!”.

Павильон Таллум пуст, и странная троица располагается на скамье в холле.

— Ну вот, совсем другое дело. Здесь хотя бы тепло… — заявляет довольная Волшебная фея и плюхаемся на скамью.

— Рассказывайте, — произносит Ира по слогам.

— Кончай уже петушиться. Выглядишь довольно глупо.