Наследница (СИ) - Тур Злата. Страница 15

Я понимаю, как сильно удивится парень, когда на свидание девушка приходит с подругой — «прокурором». Динка задавала каверзные вопросы, не стесняясь, заказала себе кучу еды, естественно, за счет Платона. И, когда я, разозлясь, утащила ее в дамскую комнату, чтоб хорошенько навтыкать, она меня снова убедила в своей правоте.

— Белка, ты не понимаешь! Если парень всерьез тобой заинтересовался, то его не отпугнет ни мама, ни дедушка с ружьем, ни слишком дотошная подруга! — она сделала умильную мордашку, типа известного кота из «Шрека». Кто ж сможет после этого злиться?

Мне пришлось согласиться. Во-первых, свидание с отяжеляющими факторами уже идет. А во-вторых, она права. Если он решит «Скажи кто твой друг, и я скажу, кто ты!» лишь по одному эпизоду, то, действительно, Динка права. Он не слился, но и Динка не сразу отступила. Пока я не пригрозила разрывом нашей столетней дружбы. Конечно, она попыталась еще концерт закатить чуть ли не с заламыванием рук: «Парней много, они предадут. А я тебя никогда не брошу!»

Мне тогда стало стыдно. И жалко. Ведь я лучилась от счастья, а Динка оставалась одна. У нее, кроме меня, никого не было. Не с кем поболтать, погулять, сходить куда-нибудь. И мы пришли к компромиссу. Она не лезет в наши отношения с Платоном, а мы иногда берем ее в кино и на всякие мероприятия — выставки, гуляния.

И Платон смирился с ее присутствием, как с неизбежным злом. Но я видела, как ему тяжело сдерживать свои желания. Неудобно было обнимать меня, целовать при свидетелях. Зато я таяла от его нежности, с которой он легонько касался моих пальцев, незаметно гладил по спине. Я чувствовала, как учащенно бьется его сердце.

Говорят, нельзя сымитировать две вещи — страсть и интеллект. В страсти Платона я не сомневалась. К этой же цитате можно подвести и Динку.

Интеллекта у нее было чуть больше чем у птички — колибри, но благодаря акульей жизненной хватке, у нее получалось иметь то, что она хочет. С начальной школы я училась за двоих, писала за нее сочинения, контрольные, давала списывать домашку. Но мне было не жалко. Ведь она моя подруга! А подруги должны делиться всем и быть почти одним целым. Должны иметь одинаковые вкусы, чтобы не ссориться. Не иметь секретов друг от друга.

Должны… Как часто у нас в голове поселяются убеждения, которые мы просто воспринимаем на веру, без доказательств и анализа. Просто потому, что постоянно слышим это и невольно записываем на подкорку. Не сопротивляемся, даже если что-то напрягает. Мы же не расстраиваемся, если вдруг пойдет дождь? Это обычное явление.

Так и я относилась к «обезьянничанью» Динки. Она всегда хотела иметь то, что было у меня. Начиная с ручек и карандашей и заканчивая бельем. Она следовала за мной тенью, записывалась во все кружки, секции, и как только меня там что-то не устраивало, Динка тоже бросала. Одно лишь она не могла повторить — не читала те книги, которые читала я. Любое чтение ее утомляло, и, казалось, что сам процесс складывания букв в слова ей был неприятен. Иногда было лестно, что я для нее авторитет, почти гуру — она всегда нахваливала мои способности, мой вкус. Но иногда и раздражало — я же не павлин, чтобы распускать хвост для красоты. Я такая, какая есть, и не прошу дифирамбов.

Читала, что у каннибалов бытовало мнение — съедая врага, обретаешь его качества. Если враг силен, храбр и хитер, то, убив и съев его, воин получает все эти положительные качества, ну или хотя бы часть из них. Возможно, копируя меня, Динка стремилась получить мои? Или всю мою жизнь?

И теперь, кажется, получила…

Я размышляла, а неизвестная гадость уверенными каплями продолжала вливаться в меня. Я цела и невредима, значит, хватит меня пичкать дрянью! Попыталась позвать медсестру, но из пересохшего горла вырвался лишь беспомощный всхрип.

Мне пришлось прокашляться в надежде восстановить голос, но получилось лишь какое-то подобие карканья. Надо бы промочить горло, и я принялась изо всех сил визуализировать, чтоб выделилась слюна.

Я представляла, как разрезаю лимон на тонкие, прозрачные, будто подсвеченные солнцем, брызжущие соком кружочки. Сработало. Мне даже пришлось сглотнуть. Дальше, кое-как повернувшись на бок, я выдернула иглу и согнула руку в локте, чтоб не потекла кровь. Помню, что надо бы ватку со спиртом приложить для дезинфекции, но взять ее негде.

Остается надеяться, что кожу обработали до того, как проткнуть. Теперь нужно решить еще одну задачу — позвонить Вадиму, чтоб забрал меня отсюда. Хоть мы с ним и повздорили, но я ему жена как-никак! И он должен забрать! Иначе, и правда, умом двинусь. Я не знала, сколько времени здесь нахожусь, зато понимала, что это не санаторий и даже не больница.

На окнах нет никаких задвижек или ручек, чтобы впустить хоть глоток свежего воздуха. Нет ничего из моих вещей. И главное — телефона.

— Вы зачем выдернули капельницу?!

Я вздрогнула от окрика, нарушившего мои размышления. Медсестра, полная тетенька в возрасте, грозно приближалась к моей кровати. Положение было незавидным. Она одной левой могла меня уделать и снова проткнуть дырку в руке.

Если правильно поняла, то я в какой-то клинике, где желания пациента не учитываются. От слова совсем. И соответственно персонал закаленный. Его не разжалобить. Одна надежда — подкупить.

С трудом я села и сложила руки перед грудью в молитвенном жесте.

— Простите, понимаю, что вы выполняете свою работу и выполняете ее на совесть. Но мне здесь страшно. И мне нужно домой. Как мне выйти отсюда?

Ответ был таким, которого я и опасалась.

— Вы здесь потому, что вам стало плохо, и вы повели себя неадекватно. Скажите спасибо, что вас еще не привязали к кровати!

Мое живое воображение тут же нарисовало картину, от которой холодок побежал по позвоночнику.

— Не надо привязывать! — с расширенными от ужаса глазами прошептала я. — Помогите мне, пожалуйста! Мне нужно позвонить мужу! Дайте мой телефон!

— Не положено. Пациентам нельзя нервничать, а связь с внешним миром может спровоцировать приступ. Так что, пока вы здесь, телефон вы не получите. Он в хранилище. А теперь ложитесь и не вздумайте еще раз выдернуть капельницу!

Она взяла иглу и кивком головы показала, что ждет, пока я выполню приказ.

— У меня есть сережки. Золотые. Возьмите их, и никто не узнает. А мне просто дайте позвонить. Со своего телефона. Пожалуйста!

Невероятным везением было то, что номер Вадима состоял из цифр моего дня рождения. И поэтому я его помнила наизусть.

— И не надо мне ничего колоть. Я не буйная. Два просьбы — две сережки. Они с сапфирами.

Я сняла украшения и тут же вложила в ладонь могучей Айболитше. На курсах по маркетингу нам читали, что покупателю труднее отказаться от того, что уже подержал в руках или примерил. Мозг начинает считать вещь своей и поэтому быстрей поддается на уговоры продавца.

Теперь мне пришлось воочию убедиться в действенности приемчика. На лице женщины мелькнула почти сладострастная улыбка, в глазах полыхнула неприкрытая алчность. Возможность получить драгоценности за пустяковую услугу напрочь выключили соображения профессиональной этики. Спасибо небесам!

Как жадная мартышка, она поспешно сунула сережки в карман и протянула мне телефон.

— Один звонок, — строго предупредила она.

— Да-да! — я тут же согласно закивала головой. Прощай, последняя память о Платоне! Это он решил, что сапфиры — лучше всего будут смотреться на моих ушках. И по иронии Судьбы, я рассталась с ними, чтобы позвонить другому мужчине.

Боясь, как бы Айболитша не передумала, я быстренько набрала номер Вадима. Я умоляла Вселенную, чтоб он не спал, не был пьян в зюзю и не забыл телефон где-нибудь.

— Слушаю, — раздалось ленивое после нескольких гудков.

— Вадим! Вадим! — обрадовавшись, как родному, затараторила я. — Забери меня отсюда! Мне тут капают какую-то дрянь. Это же наверняка повредит ребенку! Твоему ребенку!

— Какому на фиг ребенку?! Я к тебе и пальцем не прикасался, больно надо! Я не знаю, от кого ты залетела, но это точно без меня.