Плоть молитвенных подушек - Ирвин Роберт. Страница 4

— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Со стороны Орхана это не было большой уступкой. Разглядывая Анадиль, он был поражен болезненным цветом ее лица и уязвимостью нежных рук. Кончилась бы только игра в вопросы и ответы, и тогда он сумел бы овладеть всеми мягкими, пленительными изгибами этого прелестного создания. Хотя Анадиль не велела ему бояться, он все еще чувствовал нечто пугающее в сверхъестественном качестве ее красоты, которая была сродни источнику страха. Анадиль казалась ему пришельцем из другого мира.

— Ну что ж, для начала неплохо. А теперь, если ты уберешь с меня свои руки, я для тебя разденусь.

Отойдя от кровати, Анадиль остановилась, дабы сбросить на мраморное возвышение каскады золота, серебра и меди, а за ними — желтое платье. Через считанные мгновения она уже стояла перед Орханом нагая. Потом она повернулась спиной и, глядя через плечо, сказала:

— В Гареме мы, девушки, любим перед сном почитать.

Анадиль подошла к пюпитру и вернулась к кровати с книгой. Присев рядом с Орханом, она раскрыла книгу у себя между бедрами.

— Она называется «Душистое поле боя, или Вопросы, заданные смуглой девушке белым султаном», — сказала Анадиль, с трудом разобрав по буквам слова.

Она принялась перелистывать страницы. Книга была иллюстрирована. Они стали вместе разглядывать мелкие изображения женщин, окруженных рвами и крепостными валами, мужчин, идущих на приступ с таранами и длинными, снабженными крючками орудиями, и ярко раскрашенных облаков дыма, плывущих над полями, усеянными цветами и трупами. В шатких с виду замках мужчины и женщины встречались друг с другом в рукопашном бою. Имелись в книге и сложные планы золотого и черного цветов с указывающими направление стрелками и схематичными флажками. На последней странице был изображен мужчина, сплошь золотого цвета. Перед ним стояла на коленях одна женщина, уткнувшаяся лицом ему в пах, из-за его плеча, стоя у него за спиной, выглядывала другая, а сам он свирепо скалил зубы — серебристый блик на золотистом лице. Дойдя до этой картинки, Анадиль принялась торопливо листать страницы в обратном направлении.

— Вот, — сказала Анадиль, тяжело привалившись к Орхану, — «Глава о необходимости хороших умственных способностей», а это — «Раздел о том, как именовать части тела».

Одна рука перемещалась по странице, отмечая место, где читала Анадиль. Другой рукой она поглаживала свои груди.

— Как они называются?

— Это груди, — ответил Орхан, не сумев скрыть раздражения в голосе.

К его удивлению, Анадиль дала ему несильную пощечину.

— Так их называют только простолюдины. Это мои луны. Таков язык любви и поэзии. Смотри, в книге так и сказано. Ты должен практиковаться. Скажи: «Я люблю твои полные луны».

И она принесла их в жертву поцелуям.

К тому времени, поскольку Анадиль уже сунула руку ему под халат и шарила у него между ног, у Орхана не оставалось сил для отказа. Хотя он и считал ее забавы нелепыми, еще пару минут ее можно было побаловать. Он готов был ползать по льду, лаять и служить, как пес, лишь бы только она даровала ему то, чего он страстно желал. Ее мягкие груди увенчаны были нежными сосками.

— Я люблю твои полные луны, — покорно повторил он и поцеловал их.

— А что это у тебя между ног?

— Мой член.

Она подняла руку, которой шарила у него между ног, и опять дала ему пощечину:

— Это очень грубо. Мне было бы стыдно так его называть. Мы в Гареме зовем его голубком, иногда — одноглазым мужчиной, иногда — веткой цветущей вишни, а порой и веткой плакучей ивы. У него много названий. Они приводятся в книге.

Потом она уронила книгу на пол и, наклонившись над Орханом, мягко втолкнула свой язык ему между губ. После поцелуя она немного отодвинулась и, снова высунув язык, указала на него пальцем.

— А это мы как называем?

— Не знаю и знать не хочу.

— Мы зовем его веткой коралла, или гадюкой, или медовой ложечкой. Но я вижу, что тебе не терпится начать. Тогда всего один, последний урок, запомни только еще одно слово. — Она повалилась спиной на кровать и ткнула пальцем себе между ног. — Не желаешь ли узнать, как называется это?

— Люди, которые не являются поэтами, называют это пизденкой, — сказал Орхан.

— О, у нас есть для нее более красивое название. Это «Таверна парфюмеров». Придвинься поближе, пожалуйста, и внимательно рассмотри ее.

Безусловно, этот урок, этот осмотр, был просто нелеп. Но Орхан решил, что в ближайшее время от потакания причудам девушки большого вреда не будет. Пусть ее трескотня утомляла, зато тело ее, несомненно, будило желание. Лицо ее вселяло радужные надежды на благородство и ум, но ее болтовня была сплошным детским лепетом. Разве можно быть одновременно такой красивой и такой глупой? Ладно, пока что он будет ей потакать. Но потом, дабы гарантировать, что никто в Гареме не узнает о тех унижениях, которым она его подвергала, он прикажет ее наутро казнить. Опуская голову к промежутку у нее между бедрами, он представил себе, как поутру будет наблюдать за казнью. Он распорядится, чтобы немые сажали ее на кол медленно. Не подозревая о безумии у него в голове, Анадиль вздохнула и раздвинула ноги пошире.

— Тебе нравится зрелище? — стыдливо спросила она.

— Очень нравится. — Он мог бы кое-что добавить, но тут она притянула его голову еще ближе, и Орхан неожиданно для себя отведал ее. На вкус она оказалась непривычной, горькой, необыкновенно соблазнительной.

— Теперь мы готовы, — сказала она со вздохом, и между ног у нее действительно стало влажно.

Однако не успел Орхан сбросить халат, как она отпрыгнула в сторону.

— Да-да, мы готовы. Но не здесь. Там, внизу, — сказала она, указывая на поверхность ледовой ямы.

Анадиль сошла с мраморного возвышения и, слегка поеживаясь, легла спиной на лед.

— Вернись, Анадиль! Только не на льду! Чем кровать-то плоха? Иди сюда!

— На льду лучше. Потому мы и здесь. Холод оттягивает оргазм и усиливает наслаждение. — Она обольстительно извивалась. — Иди сюда, любимый!

— Это безумие!

Анадиль надулась и разочарованно взглянула на него.

— Мы, девушки Гарема, слыхали, что все принцы в Клетке — настоящие мужчины, готовые на все и нечувствительные ни к холоду, ни к голоду, ни к боли. Но вот такая маленькая девочка, как я, лежит на льду, а ты робеешь.

— Это безумие, — тупо повторил Орхан.

— Перестань, не будь таким занудой! На льду интереснее. К тому же я буду либо снизу, как твоя молитвенная подушка, либо сверху, как твое одеяло. Только не давай мне здесь мерзнуть одной. — Она протянула к нему руки в мольбе.

Орхан почувствовал внутри огонь, в котором таяла твердость духа. Он должен был ею овладеть. Он спустился на лед, и она, благодарно коснувшись пальцами его торса, обвилась вокруг него. Потом Анадиль потянулась к ветке цветущей сливы, или как там она это называла, взяла ее и ввела себе между ног. Хотя еще до того, как войти в Анадиль, Орхан думал, что вот-вот взорвется от желания, все происходило так, как она предсказывала; лед оттягивал оргазм, поскольку их тела не могли найти на его поверхности точку опоры и Анадиль то и дело выскальзывала из-под Орхана. Оба тела покрылись капельками воды. Пока Орхан продолжал свои движения внутри Анадиль, ему почудилось, будто он мельком увидел в ледовой глубине что-то темное и недвижимое. Большую рыбу или попросту воображаемую тень. Все это казалось Орхану своего рода странным бегом взапуски, — между жаром его вожделения и ледяным холодом их необычного ложа. Веселый, шаловливый нрав Анадиль не отражался больше на ее лице. Ее ноги сомкнулись на спине Орхана, и пока он толчками вонзался в нее, она кричала от безысходности. Орхан же, со своей стороны, столь отчаянно стремился достичь оргазма внутри этого странного существа, что уже готов был пожертвовать собой и позволить медленно посадить себя на кол — лишь бы добиться того, чего он желал в тот миг. Все остальное не имело значения. Наконец он кончил — горячим густым потоком.