Граф (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 37

— Просто внутри таились. И когда оковы небесные и земные с них слетели, проявились во всей своей красе. Сам видишь какова цена беззакония. Ибо ежели нет порядка земного али небесного, то человек превращается в скотину жуткую и безгранично ничтожную.

— Да уж… — покачал головой собеседник.

Понравился ему ответ или нет, не понять. Однако спорить не стал. Еще немного поговорил ни о чем и отправился к другим старшим командирам. Рассказывать, чего выяснить удалось. Ибо Кондрат был ближе всего к Андрею. Поэтому они его и подослали.

От тех командиров ушли слова воеводы людям пониже и далее — рядовому составу. Который от этих слов успокоился. Не чародейство и ладно. В конце концов — пути Всевышнего неисповедимы. Если он пожелал ТАК наказать защитников крепости, на то его воля. Кто их знает, может провинились чем? Вон, сам воевода сказывает, что через них множество людей натерпелись. Ведь через Азак шли рабы с востока. Здесь их, полная боли и унижения дорога проходила. Что не могло остаться без возмездия.

— Бог ведь он все видит. И терпение его не безгранично.

Во всяком случае именно к таким выводам пришли бойцы полка. Сняв ответственность за произошедшее с волхва-чародея, каковым за глаза почитали своего графа. Разве что попросили его более таких молитв не возносить. А то ведь никто не знает, что за зараза живет у каждого из них внутри. И внезапно с этой тварью познакомиться никто не желал…

***

Тем временем в Туле встречали уважаемых гостей. Царица в гости пожаловала. На нескольких стругах с богатой свитой и крепкой охраной.

Строго говоря она не в саму Тулу прибыла. Но не остановиться тут не могла. Цель ее визита — ковровая мануфактура в графстве Шатском. Ибо сама она славилась рукодельницей и держала при царском дворе целый штат мастериц, вышивкой что промышляли доброй. И пропустить ковровую мануфактуру никак не могла.

Официально.

На самом же деле она явилась с Марфой побеседовать. О делах, которые ее волновали чрезвычайно…

В Московской Руси XVI века шло формирование так называемой сословной монархии. Вроде той, что сложилась в Англии во времена Великой хартии вольностей. И Царь не являлся даже близко самодержцем. Во всяком случае, на деле. Будучи скованным по рукам и ногам боярско-княжеским интересами.

Строго говоря реальной власти у Государя было не сильно больше, чем у иных крупных бояр. За той поправкой, что своих денег и земель у него имелось больше. Однако распоряжаться ими как он пожелает Иоанн не мог. Буквально каждый шаг делал с оглядкой на мнение этой боярско-княжеской тусовки.

Сама Анастасия Романовна происходила из достаточно худородного дома. Во всяком случае для аристократии тех лет, любой не Рюрикович или Гедиминович, уже худородный. Из-за чего она постоянно подвергалась давлению, а иной раз и откровенной травле со стороны аристократии.

Кто-то действительно думал, что Государь их унизил.

Кто-то надеялся свою родственницу пристроить вместо Анастасии.

Кто-то прошел шел за толпой и галдел до кучи.

В любом случае — ей было не сладко. Как и Иоанну Васильевичу. Который ценил свою жену и любил без всяких оговорок и шуток. Собственно, его характер и испортился только после ее смерти. Когда в корень потерявшие берега бояре женщину самым бесхитростным образом отравили. Наплевав на интересы Царя и его возможную месть.

— Перетопчется! — болтали они.

И были во многом правы. Потому что Государю не мог открыто приказать арестовать или тем более казнить кого-то из влиятельных бояр-князей. На все требовался повод. Да такой, чтобы еще и большинство боярско-княжеской тусовки одобрили. А то ведь пойдешь поперек ее — и сразу последуешь за отцом с матерью… и, как болтали, дедом[1]. Да и историю о том, как его бабка — Софья Палеолог — боролась со старшим сыном деда, дабы своему потомству дать путь, он знал на зубок. Чуть оступись — и все — тут же со свету сживут. Посему Иоанн Васильевич мог рассчитывать только на возможность чужими руками натаскать каштанов из огня. И лишь закрепить своим приказом уже получившийся факт. Во всяком случае — пока.

Царица же прикладывала все усилия к тому, чтобы укрепить свою семью. Не род, из которого она вышла. А именно семью. То есть, усилить положение мужа и дать будущее своим детям. И для Государыни Андрей был откровением.

Он уже сейчас был достаточно опасным, дабы никто из представителей боярско-княжеской тусовки не шел на прямое обострение с ним. Мрачный финал Курбского достучался до каждой, даже самой деревянной головы. И никто не жаждал оказаться вот так же — на траве с рассеченным лобком и яйцами, скатившимися в сапоги.

Андрей был страшилкой в руках Царя. Что позволяло ему изрядно охладить самых горячих бояр да князей. Но имелась и беда — Государь сам опасался своего воеводу. Особенно после разговора с тем отцом Дионисием, что рассказал ему о делах минувших, о том, как в былые годы в ромейских землях полководцы брали власть, свергая Василевсов.

Дурные слова.

Но они запали в самую душу Царю.

И Царице требовалось разобраться в очень важном вопросе — кто стоит за Андреем. Ведь женщина — это главный источник желаний большинства мужчин. И рассматривать мужа в отрыве от жены глупо. Вот она и приехала — знакомиться. Сам Царь, конечно, уже имел возможность пообщаться с Алисой. Но он мужчина и в делах женских мыслил мало и многое мог упустить, что прекрасно понимал. Посему и отпустил супругу с инспекцией на ковровую мануфактуру.

— Государыня, — уважительно поклонившись, произнесла графиня. Визит этот был настолько внезапный, что ее не успели предупредить. — Я немедленно велю накрывать на стол. Но прошу простить меня. Не ведала, что ты приедешь. Оттого и стол скудный…

«Скудный» стол оказался заставлен очень прилично. Конечно, не пир. Но из запасов графа достали все подходящее. Причем быстро. Буквально пару часов, и «скромный» обед был собран. Однако большого стола не требовалось. Царица изволила трапезничать с графиней в присутствии только самых доверенных слуг.

— Ты, я вижу, странно пищу принимаешь. — указала она на тарелки и вилку с ножом, которым Алиса пользовалась.

— По старой ромейской моде, — нашлась она, вспомнив старое объяснение мужа. — Они считали, что благородным не гоже как простолюдинам брать еду руками. Руки их должны оставаться чистыми, свежими и приятно пахнущими, а не перемазанными Бог знает, в чем.

— А вилы эти малые они тоже использовали?

— С двумя зубьями, но мой супруг решил три зубца делать, дабы про Троицу святую не забывать.

— Ясно… — после небольшой паузы произнесла Анастасия и попробовала повторить за своей собеседницей. Но получилось очень непросто. Та ведь держала вилку в левой руке, а в правой — нож. И орудовала этим очень ловко. В отличие от Царицы, что впервые попробовала. — Не удобно-то так.

— Привыкнуть нужно. Таким образом при дворе Царей ромейский отделяли на пирах благородных от случайных гостей. Ведь чтобы так ловко орудовать ими требуется время и опыт…

Беседа шла неспешно.

Анастасия Романовна разговаривала с Марфой-Алисой и только диву давалась о того, насколько непривычны ее суждения. Насколько широк взгляд. И сколь глубоки познания. Что и не удивительно. Уровень образования и кругозора у них отличались просто колоссально.

Впрочем, акцентировались они больше на делах женских и бытовых. Особенно заинтересовали Царицу сведения о бюстгальтере и импровизированных прокладках. В первом случае это позволяло подчеркнуть грудь, а во втором — побороть естественную проблему дам. Разумеется, никаких трусов в те годы никто не носил из женщин. Кроме Марфы-Алисы…

Так или иначе, но уже к вечеру Алиса, то есть, Марфа, судачила с Царицей чуть ли не как с подругой. Во всяком случае это была первая внимательная и, как ей показалась, благодарная слушательница. Что и душу отвести позволяла разговорами, и на оговорки не обращала внимания, и позволяла надеяться на определенные перспективы. Ведь в случае приятельства с самой супругой Государя, или тем более дружбы, будущее Алисы уже не выглядело так ужасно в случае гибели мужа…