Керенский. В шаге от краха (СИ) - Птица Алексей. Страница 29

Жизнь, как будто была прежней. Вот только Керенский хорошо знал, что скоро она совершенно изменится. В журнале также были сводки с фронта и фронтовые фотографии. Печатались и стихи, и очерки, и рассказы. Всё, как и полагается литературному журналу.

Но Керенского заинтересовало «Политическое обозрение» от некоего профессора Соколова. Текст статьи гласил: «Страна критиковала Думу, ворчала на неё за её чрезмерную осторожность, требовала от неё большей энергии в борьбе с правительством. Но всё-таки берегла и поддерживала её, и окружала почти мистическим ореолом. Оглядываясь теперь на революционную неделю, нужно беспристрастно признать, что четвёртая Госдума оказалась на высоте положения.

Дума не сделала революцию. Судьбу революции решили войска Петроградского гарнизона. Но, присоединяясь к народному восстанию, Дума спасла дело революции. Без Думы революция могла выродиться в кровавую междоусобицу.

Не будь Думы, петроградской революции угрожала бы опасность быть непонятой и непризнанной остальной Россией.

Между прогрессивным блоком и правительством завязалась глухая борьба и, хотя по форме Дума боролась с министрами, по духу было ясно, что Дума борется с самим царём. Вынужденный считаться с армией и союзниками, Николай II избегал решительных мер против Думы. Дума ограничивалась обличительными речами и протестующими резолюциями. Царь то прерывал, то созывал, то закрывал думские сессии и беспрестанно сменял своих министров. Но они не пользовались доверием Думы. И вот грянула революция».

Дальше было ещё много строк восхищения самоотверженной работой прогрессивной части Думы и восхваление простых людей, которые приносили в Таврический дворец продукты и воду, а также оружие и бомбы. Кстати, некие военные принесли туда в конце февраля столько пироксилина, что при последующем разминировании зданий его пришлось не вывозить из-за опасности подрыва, а сбрасывать в пруды возле дворца.

Отбросив и этот журнал, Керенский только хмыкал про себя. Весьма откровенные и «говорящие» строки он подчеркнул карандашом. Лучше и не скажешь. Дума вела глухую борьбу с правительством. Это как? Во время войны! А если бы это было во времена Сталина? Где бы эти депутаты сидели после своих выступлений? Наверное, даже не на Колыме, а находились на два метра под землёй, закопанные живьём. А если бы это происходило в двадцать первом веке? Неизвестно, но догадаться можно! Но и Российская Федерация не вела такой масштабной войны.

И после этих правдивых слов Николая II кто-то называет кровавым? Взял бы, да разогнал всю Думу, а самых одиозных судил военно-полевым судом или, как при Сталине, тройками, и расстреливал. И мы сразу переходим к пункту: «…не будь Думы, Россия бы не поняла и не признала». И опять вывод тот же: «Сталина на вас не было, ироды!»

Ожидая Меньшикова, Керенский задавался вопросом: «Кто стоит за большевиками? А кто стоит за анархистами?» Это предстояло только узнать.

Керенскому из разговоров с Коноваловым и Терещенко было уже ясно, кто стоит за кадетами. Всё сплошь промышленники и банкиры.

Кто стоит за октябристами и приближёнными к ним, тоже было ясно, это старообрядческие структуры. Купцы и рабочие. Купцы из старообрядцев набирали на фабрики преимущественно своих же единоверцев, для пользы дела, так сказать. Они же и составляли костяк революционно настроенного пролетариата.

Кто стоит за эсерами, которые поддерживают и его самого, он пока не знал, но догадывался, что это, скорее всего, англичане. Они же помогали и анархистам, коих было великое множество. Анархо-коммунисты, анархо-синдикалисты, анархисты-ассоционеры, а также совершенно обычные, доморощенные, так сказать.

Его размышления прервал Михаил Меньшиков, наконец появившийся в помещении типографии.

— Скучаете, Александр Фёдорович?

— Не до скуки, раз есть руки, — отшутился Керенский. — Смотрю прессу.

— Да, я вижу. А вот и наш с вами первый экземпляр газеты «Глас народа».

— Великолепно! Я рад! Денег вам пока должно хватить, минимум, на пять номеров.

— Да, господин министр, выделенной суммы должно хватить, но я намереваюсь выпуска с пятого перейти на самоокупаемость.

— Прекрасно! Я вас только буду поддерживать в этом. Но нам нужна реклама нашей газеты.

— Да, но…

— Нужно дать платные объявления во всех издательствах, причём позиционировать её как газету для всех. И подтверждать это материалами, хотя бы первое время. Помещать исторический очерк, рассказ модного писателя на злободневную тему. Обязательно печатать сводку с фронта. Политическую жизнь освещать, но пока аккуратно и обтекаемо. Никого не ругать, но и не хвалить. Так, всего понемногу. Ругать будем позже, когда наступит популярность, а пока подождём. Кроме того, первый выпуск надо продать по чисто символической цене. Бесплатно не надо, это вызывает недоверие, а выпуск озаглавить: «Первый выпуск новой революционной газеты. Свобода, равенство, братство!» Можно ещё указать про победоносный мир. Но… — Керенский прервался, напряжённо размышляя.

— Я думаю, что и так слишком много пафоса и не стоит усугублять. И победоносный мир, это как-то сейчас не звучит, — заметил на это Меньшиков.

— Ну, нет и нет. Нам татарам всё равно, — вспомнил присказку друга Керенский.

— А вы татарин? — живо отозвался Меньшиков.

— Скорее еврей, чем татарин, и скорее русский, чем поляк.

— Ммм, — озадачился Меньшиков.

— Не суть, давайте ближе к делу, Михаил Осипович. Меня интересует возможность ещё одного издания. В смысле, надо издать ещё одну газету. Одностраничную, массовую и дешёвую. Но, чтобы она вас не касалась, и вообще, мне нужно от вас только одно: чтобы вы посоветовали мне в качестве её редактора газетчика, не обременённого совестью и падкого на любую недостоверную, но весьма «импозантную», информацию. Посоветуйте мне такого.

— Но я никогда не связывался с такими людьми.

— А я и не прошу вас с ними связываться. Связываться с ними буду я, а вы только подскажите мне подходящего редактора, и всё.

— Но это как-то не сочетается с вашей политикой, Александр Фёдорович.

— Что вы знаете о политике, любезный Михаил Осипович? Вы же публицист, а не политик. Я бы вам советовал, Михаил Осипович, заниматься своим любимым делом, а мне предоставьте возможность заниматься своим, не любимым. Я работаю на результат. А результат достигается самыми разными способами и редко когда эти способы являются приемлемыми для основной части населения. Поэтому, давайте я буду решать сам, что мне делать, а от чего воздержаться. У политиков руки никогда не бывают чистыми. Увы, это специфика политической деятельности. Надеюсь, что вы это понимаете?

— Понимаю, — обречённо вздохнул Меньшиков. — Хорошо, я подумаю сейчас и подскажу вам. А, вот! Могу вам посоветовать газетёнку жёлтой прессы, это «Газета-копейка». Выпускается у нас В.А. Анзимировым.

— Угу. Но вы же понимаете, что я не смогу без своего непосредственного участия взять контроль над ней. Как только заинтересованные против меня люди узнают об этом, доступ к газете для меня будет закончен. Мне бы не хотелось этого. Это мы с вами можем вместе планировать, так как чуть-чуть доверяем друг другу! Или нет?

— Доверяем! — признал Меньшиков, — но, действительно, пока чуть-чуть.

— Этого достаточно, — отмёл вялые подозрения Керенский. — С той же газетой я буду работать несколько по-другому, чем с вашей. Оттого и моё публичное участие в ней крайне нежелательно.

— Тогда вам нужно создать свою собственную.

— Я же вам об этом и говорю. Мне нужен лояльный мне редактор и издательство, к которому не будет лишних вопросов.

Меньшиков задумался.

— Пожалуй… Я слышал, что в издательстве Борозина собираются создавать новый сатирический журнал под названием «Пугач». Редактором его будет Алексей Александрович Дрождинин. Возможно, он и согласится работать с новой газетой или подскажет кого-то другого.

— Хорошо, обращусь туда. Номер хорош, печатайте его большим тиражом и с тем заголовком, что я вам указал. Но я хотел бы задать вам вопрос. Что вы видите в будущем? Что нас ждёт впереди, по вашему мнению?