Керенский. В шаге от краха (СИ) - Птица Алексей. Страница 33

Выставив его перед собой, Алекс стал лихорадочно нажимать на спуск, целясь в лежащую и пытающуюся уползти фигуру. Сухо щёлкал курок, боёк ударял по капсюлю патрона, грохот выстрела извещал о том, что пуля покинула ствол револьвера. А лежащий на земле грабитель содрогался от попадания в тело безжалостных пуль.

Лязгнул пустой барабан, грохот выстрелов прекратился, и наступила оглушающая тишина. Под неподвижно лежащим телом человека медленно растекалась тёмная лужа крови. Он не шевелился.

— Ааа! — закричал Керенский и бросился бежать, не разбирая дороги, и не выпуская из обеих рук пистолетов. Куда бежал, он и сам не знал. Успокоился он только тогда, когда пробежал пару кварталов. Оглянувшись, он даже не понял, где находится. Вокруг никого не было.

Одна неясная тень, заметив его, подалась было навстречу, но, увидев растрёпанный вид, разорванное в клочья пальто и оружие, крепко зажатое в обеих руках, шарахнулась обратно и, заскочив в ближайшую подворотню, исчезла из вида.

С трудом сориентировавшись, где находится, Керенский обходной дорогой добрался до ждущего его автомобиля. На все расспросы адъютанта и шофёра он только отмахивался, говоря.

— Темно было, поскользнулся, упал. Тут кто-то крикнул, я рванул пистолет, вот разорвал карман.

— А кто вам пальто разрезал?

— Да не знаю, бандиты совсем распоясались. Милиция-то не работает! — не понимая, что говорит бред, вещал Керенский. Он совсем не обращал внимания на то, как в удивлении от его слов вытягиваются лица подчинённых.

— На вас напали бандиты? — протянул шофёр.

— Нет, не знаю, я не видел, там было темно. Не помню, не знаю. Ну и что? Какие-то непонятные люди попались мне навстречу. Я к ним с речью, а они напали на меня, хотели избить, но я смог вырваться. Не всем нравится революция. Не знаю, кто это был. Бандиты или анархисты, а может, меня уже кто-нибудь и выслеживает. Надо дать знать об этом Савинкову.

Я даже стрелял потом, но, кажется, ни в кого не попал. Да и стрелял я в воздух, а потому никак и не мог попасть. Нет, ни в кого не попал! — бормотал Керенский вслух жалкие оправдания для своей совести.

Он нёс откровенную чепуху, даже не осознавая этого. Его руки тряслись мелкой дрожью. Уже ни шофёр, ни адъютант не удивлялись, сочтя его реакцию неожиданным испугом из-за немотивированного нападения неизвестных.

А Алекс всё никак не мог успокоиться.

Всё случилось настолько быстро и неожиданно, что он вновь и вновь прокручивал в голове картины произошедшего. Лиц убитых он не видел, лишь только неясные белые пятна и неподвижные фигуры проплывали перед его глазами.

Да, дело было сделано, и грех на душу он уже принял. «Зачем он достал пистолет? Можно же было просто отдать деньги и идти спокойно дальше. Нет, он же решил, что так нельзя, и убил. С другой стороны, раз он повёл себя так, то мог быть убитым и сам. В конце концов, не он же первым напал?» Успокоение было слабым, но другого и не было.

Раздираемый этими противоречивыми чувствами, Алекс доехал до министерства. Войдя в свой кабинет, он первым делом зашвырнул оба разряженных пистолета в угол, открыл личный сейф и достал с его нижней полки полную бутылку французского коньяка. Вскрыв бутылку быстрым движением, Алекс торопливо приложился к горлышку, судорожно сглатывая крепкую ароматную жидкость.

Довольно быстро бутылка почти опустела, и на Керенского навалилось долгожданное алкогольное забытье. Он так и заснул, сидя на диване и сбросив с себя только разрезанное пальто и грязные окровавленные ботинки.

Глава 14. Газетчик

"Средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения." С. Капица

"Выгоднее вложить один доллар в прессу, чем десять долларов в оружие: оружие вряд ли заговорит вообще, а пресса с утра до вечера не закрывает рта." Р. Никсон

Четырнадцатое апреля для Алекса оказалось самым мучительным из всех дней, прожитых им в этом мире. С утра совесть уже не мучила, как и голова, после вчерашнего алкогольного опьянения. Но на душе было очень тяжело и плохо. Встав с дивана, Керенский поплёлся искать оружие.

Отыскав оба пистолета, он разобрал их и, достав маслёнку с оружейным маслом из коробки от браунинга, стал тщательнейшим образом смазывать детали. На душе было совершенно пусто и холодно, словно в космическом пространстве.

За этим, весьма необычным для министра занятием его и застал Вова Сомов.

— Александр Фёдорович?

Керенский очнулся от невеселых мыслей и нехотя поднял голову.

— А! Это ты, Вова. С сегодняшнего дня ты коллежский секретарь.

— А! О! Спасибо!

— Ты зачем пришёл? — переждав проявления восторга секретаря, равнодушным тоном спросил его Керенский.

— Да, вот, тут я… документы принёс.

— Оставляй и найди мне солидного купца, который вином торговал до сухого закона.

— А зачем вам он, Александр Фёдорович? Сейчас же сухой закон отменили.

— Ну, тогда найди того, который и сейчас вином торгует.

— А зачем?

— Не твоего ума дело, Сомов. Сказал найти, значит надо найти и вызвать его ко мне. А если заартачится, то конвой вышли, но чтобы эта паскуда прибыла ко мне! — не на шутку разозлился Керенский, сам не зная с чего. Хотя знал… чего уже себя обманывать.

— А, будет сделано, господин министр. — и Сомов, от греха подальше, быстро испарился из кабинета Керенского.

Первым делом он поделился радостной новостью о своём повышении с коллегами, а потом уже стал искать подходящего купца.

К обеду нужный купец был найден и препровожден в кабинет Керенского. Торговца вином звали Филимон Растратов, он был владельцем нескольких довольно больших винных лавок.

На вид это был крупный коренастый мужик, с рыжей бородой и рыжими же кудрями, непослушно выбивающимися у него из-под шапки.

Керенский взглянул на него и произнёс.

— Уважаемый, я хочу доверить вам и возложить на вас продажу запасов царского вина. Это великий соблазн и большие деньги, но революция не мелочится. Вам я предлагаю организовать продажу нескольких сот бутылок элитного алкоголя среди богатой публики. Вина коллекционные, есть дорогие, а есть и очень дорогие. А потому, я вам настоятельно рекомендую вникнуть в это дело самому. Справитесь?

Купец от такого предложения мгновенно вспотел и, запустив руку в непокорные рыжие кудри, крепко задумался на несколько десятков секунд. Керенский молча смотрел на него, ожидая ответ.

— Да как же не справиться? Дело-то знакомое. Конечно, связей среди аристократии у меня нет, но вот и купцы, и заводчики, и фабриканты от дорогого вина из царских погребов ни в жизнь не откажутся.

— Вы шире берите себе аудиторию. Оповестите через газеты о начале проведения аукциона. Привлеките иностранцев, волею судьбы проживающих у нас. Дайте знать в Москву, тамошним богатым винным гурманам. Чем больше привлечёте к этому людей, тем выше будет прибыль.

Ведь не уксус продаёте, а коллекционное вино. Да и не его цена представляет интерес. Вино-то из царских погребов! Такое раз в триста лет бывает! Представляете? Любой купивший потом своим детям и внукам будет рассказывать, как вкушал царское вино. Улавливаете?

Филимон Растратов вспотел ещё сильнее. Перед его глазами начали отчётливо вырисовываться перспективы подобной сделки и его проняло.

— Благодарствую, господин министр. Всё исполню, всё сделаю! Ни копеечки не утаю.

— Прекрасно! — кивнул Керенский. — Если вам нужна будет охрана, то я её обеспечу. Все деньги от продажи царских запасов вы перечислите на счёт в банке, который я укажу. Часть из них вручите лично мне. Эти деньги пойдут на благо революции и на поддержку милиции. Ваши комиссионные составят ровно десять процентов. Это более, чем достаточно, не правда ли?

— А как же, как же, всё по-честному, — купец согласно покивал головой.

«Явно недавно выбился в люди, ещё не облагородился», — подумал про него Керенский и продолжил.