Астральный гамбит (СИ) - Кащеев Денис. Страница 15
Я было подумал, что ей сделалось стыдно за столь стремительный слив в ноль — тогда как я еще полон. Но когда, принимая ману, в какой-то момент фон Ливен вдруг стиснула пальцами мою ладонь словно клещами и тихо охнула — заподозрил, что дело тут, возможно, в чем-то ином.
Впрочем, контроль над собой молодая баронесса потеряла разве что на миг, и буквально через пару секунд я уже не был уверен, что сбой мне не почудился — тем более, что сам я при этом не ощутил внутри ничего, кроме собственно расхода магии.
— Вот ведь как… — пробормотала Тереза, когда наши руки расцепились. — Еще днем, в спорткомплексе, собиралась предложить вам свою ману — но подумала, что обстановка не располагает. А теперь вместо этого взахлеб пью вашу…
— Хм… Бывает… — несколько невпопад пробормотал я, гадая, что же все-таки такое сейчас между нами случилось.
— Надо было сразу, конечно, — по-своему поняла мою реплику фон Ливен. — Но лучше поздно, чем никогда. Молодой князь, я бы почла за честь предложить вам свою ману! — решившись, выговорила она ритуальную формулу.
— Это честь для меня, сударыня! — заявил я в ответ, снова протягивая Терезе руку. — В ознаменование чего охотно приму у вас мерлин! — сказал, и вдруг оробел: а ну как, перестав отдавать и начав забирать, тоже буду вынужден судорожно сцеплять пальцы и сдерживать блаженные хрипы? Морально ни к чему подобному я по-прежнему готов не был…
Ничего и не случилось. Запрошенный мерлин капнул в мою копилку, не задев по пути ни единой душевной струнки, ни одной эмоциональной клавиши.
Ну, вот и ладушки!
После этого мы с Терезой проработали в зале еще около полутора часов — почти до самого ужина — весьма эффективно и без каких бы то ни было эксцессов.
В столовую я возвращался уже совсем в ином, приподнятом расположении духа, и еще по дороге заметил, что в Иванкином окружении произошли изменения. Востряков, Вастрякова и фон Функ все так же липли к новенькой, а вот Гурьев теперь держался от них в стороне, снова прибившись к Муравьевой. Не знаю, что там у них произошло в мое отсутствие: Иванова ненароком отшила молодого графа или Маша включила режим «Комната 333!», но соседи по второй парте воссоединились. За ужином они тоже сидели рядом — как и в прошлые дни было — и робкие попытки Гурьева покоситься-таки на противоположный от меня край стола как в стену упирались в выступающий бюст Муравьевой.
А после ужина состоялось вечернее построение курса, из-за таки начавшегося дождя (а вдали и погромыхивало) организованное в вестибюле первого этажа здания казарм. Поклонская, по слухам, ушла в дозор вместе со своими старшими подопечными, и подвести итоги первого учебного дня к нам явился сам есаул Корнилов. Задержал он нас ненадолго: только чтобы озвучить текущие результаты по отделениям. Лидировали «жандармы» — 132 очка. Остальные сильно отстали: «воронцовцы» набрали всего 60 баллов, «ясухаровцы» и вовсе пока довольствовались 48-ю. Впрочем, это ни у тех, ни у других еще физподготовки не было — с гарантированными 72-мя очками только на отборочных упражнениях, так что почивать на лаврах нам было рано.
Так или иначе, пока командные результаты не могли не радовать. Ну а что касается внутреннего зачета — здесь мне еще, конечно, предстояло поработать. Но это уже было проблемой дня завтрашнего, а нынче ночью меня еще ждали пресловутые гонки.
В комнату Воронцовой, выбранную местом сбора нашей команды, я явился за пять минут до назначенного времени — полуночи. Казарменные правила у кадетов были несколько мягче, чем у абитуриентов, и для того, чтобы войти внутрь, мне хватило приглашения молодой графини — формального согласия ее отсутствовавшей соседки не требовалось.
Внутри я застал Тоётоми, понятно, Милану и, нежданно, еще одну девицу — невысокого росточка, коротко стриженную шатенку, стоявшую у окна, спиной к входу в комнату, из-за чего узнал я ее не сразу. Одета она была не по форме, а в простое, но вполне приличное платье — должно быть, и сбившее меня с толку своим видом. И только когда молодая графиня окликнула ее не то по имени, не то по прозвищу: «Пири!» — девица обернулась, и я узрел у нее на лбу холопское клеймо, а на руках разглядел по четыре пальца. Ну и вспомнил ее саму — когда-то нас вместе продавал Воронцовым покойный купченок Ефрем, чтоб ему в Пустоте было тесно. Шатенку приобрела Милана, спалив ей в ходе жестокого испытания еще один палец (сейчас тот уже был на месте — исцелили, должно быть), а меня выручило Зеркало…
Холопы-«бурдюки» в Федоровке содержались на отшибе, в отдельном здании — чертоге номер восемнадцать. По мере необходимости хозяева могли их оттуда забирать и… использовать. Я однажды заставил себя туда заглянуть — рассудил, что, раз уж здесь это данность, которую не перебороть, нужно как-то с ней свыкаться, что ли… Ну и зашел.
Вышел разве что не в шоке.
Нет, условия, в которых жили при корпусе заклейменные, казалось бы, нельзя было назвать скотскими. Просторные светлые комнаты, мягкие чистые кровати. Еда, как мне сказали — та же, что и у кадетов в столовой, разве что без спиртного… Но сами обитатели восемнадцатого чертога производили то еще впечатление. Пара дюжин холопов обоего пола сидели или лежали недвижимо, невидяще пялясь в никуда. Скажешь такому встать — встанет, скажешь идти вперед — пойдет, пока не упрется во что-нибудь. Там настойчивости не проявит, лоб о стену разбивать не станет — просто остановится и будет стоять, пока не получит новой команды. Посадишь его за стол и велишь есть — поест. Не дашь команды — так и будет голодать прямо над разносолами. С туалетом наоборот: не отведешь вовремя — сделает свои дела на месте.
И все это спокойно так, часто даже с улыбочкой…
Приглядывала за холопами бабулька-мастеровая в чине вахмистра, она их как юниты в компьютерной игре переставляла.
Жутко. Мерзко. Горько.
А ведь что-то подобное по умолчанию ждало и меня! И, вероятно, стало с моими товарищами по несчастью, захваченными проклятым Адамовым в мире-доноре! Огинский, помнится, обещал их разыскать, но, даже будучи при власти, не особо рассчитывал успеть прежде, чем холопские печати поглотят личности ребят… Но а теперь-то воскресшему покойнику и неудачливому заговорщику наверняка не до того. Да и поздно уже дергаться…
Или еще нет?
«Поздно, сударь, — влез тогда с пояснениями Фу. — Раз их не нашли сразу, по горячим следам, пока сим занимался лично Сергей Казимирович — значит, концы были спрятаны тщательно. Смиритесь: в здравом уме вы своих друзей уже не застанете. Разве что…»
«Разве что — что?» — быстро спросил я.
«Я вижу два альтернативных варианта — увы, оба достаточно маловероятные. Первый: у кого-то из холопов могла проявиться интуитивная магия — как у вас с Зеркалом, хотя не исключена и какая-то иная непроизвольная техника. Сие, как мы теперь знаем, способно привести к снятию печати. Либо новый хозяин, заинтересовавшись случившимся, сам мог освободить холопа. Ну и второй вариант: Сергей Казимирович всех или некоторых похищенных благополучно отыскал, но скрыл сию информацию и от вас, и от меня».
«От вас-то он как мог скрыть?» — нахмурился я.
«Сие ему было по силам, сударь».
— То есть снова все замыкается на Огинского, — невольно сжав кулаки, пробормотал я вслух.
«На вашем месте я бы не тешил себя надеждой — даже такого рода, — заметил дух. — Шансы — минимальны…»
Повторюсь, условия для проживания холопов в корпусе были созданы нормальные (ну, если слово «нормально» в принципе может стоять по соседству со словом «холоп»), а вот одеждой свои «бурдюки» снабжали уже сами хозяева — кто во что горазд. И чаще всего это почему-то оказывались какие-то бесцветные и бесформенные хламиды или балахоны — нелепые и неприглядные. Именно поэтому меня в первый момент и сбило с толку надетое на девушке Пири неплохое платье.
— Зачем? — замерев на пороге, выговорил я.