Пластырь для души (СИ) - Сегида Валентина. Страница 33

Я вернулась с того задания другой.

ГЛАВА 9

Уже под утро я заканчиваю читать дневник. Мелкий разборчивый почерк выгорел от времени. Местами сложно разобрать, что же там написано. Но я с упорством маньяка вчитываюсь в чувства и тайны незнакомой мне женщины. Я проживаю вместе с ней все то, что там написано. Пожелтевшие от времени страницы я переворачиваю одну за другой. А когда они неожиданно кончаются, боль и разочарование пронзают мне сердце.

Я не заметила, как ненадолго стемнело, а потом рассвело. Я сижу в доме под лампой и не могу оторваться от этой тетради. Я прочитала ее всю. А потом просто сижу, прижимая к груди чью-то боль. Такую сильную, что даже спустя шестьдесят пять лет я чувствую ее каждой клеточкой своей души.

К обложке тетради простой скрепкой приколота фотография. На ней молодая худенькая женщина в военной форме. Из-за плеча виднеется дуло винтовки, а на груди нет свободного места – вся увешана орденами и медалями. Очень плохо видно, какими именно, да я в них и не разбираюсь. Темные кудри выбиваются из-под пилотки и немного сглаживают не по годам серьезный взгляд то ли женщины, то ли девочки. Хрупкая, невысокая, но с военной выправкой, она поражает своей женской красотой и жизненной силой. Я всматриваюсь в черты ее лица и пытаюсь понять – как она все это выдержала? И нашла ли своего сына? На обратной стороне фотографии тем же аккуратным почерком написано: «27 мая 1945 год. Мы победили. Будь счастлив. Твоя Катя».

События дневника яркими картинками всплывают у меня перед глазами. Как будто я все это видела. Засыпая без сил, я обещаю себе завтра разобраться в этой истории. А уже во сне сама вижу голубоглазого светловолосого мальчика, бегущего по полю ко мне навстречу. Этот яркий сон продолжается весь остаток ночи. А просыпаюсь я только с одной мыслью. Он жив. И если она его не нашла, то я найду. Сейчас другое время, с деньгами можно найти кого угодно. И я очень четко понимаю, что этот дом манил меня своей тайной. Я нашла эту тайну. Теперь осталось ее разгадать.

Я пишу Валере, что он мне нужен. Срочно. И проваливаюсь обратно в сон.

Второй раз я просыпаюсь, когда за окном уже вовсю жарит солнце. А еще я слышу настойчивый стук в дверь. Я чувствую себя совсем разбитой и с большим трудом встаю. Спускаюсь на первый этаж и открываю дверь.

– Привет, с тобой все в порядке? – спрашивает Олег. Вид у него встревоженный.

– Не очень. Заходи, – говорю я и ухожу вглубь дома.

– Что с тобой случилось? Ты какая-то потрепанная. Заболела, что ли? Ничего себе, а у тебя тут прикольно. Ты утром не появилась, я решил, что забыл, куда ты уехала. Но тут начал названивать Валерий Петрович. Ему от тебя что-то нужно, а ты не берешь трубку. Вот пришел тебя искать, уже успел перепугаться. Я дверь ломать собрался, но ты проснулась.

Ко мне сюда, кроме Валеры, никто не приходил. Очень неожиданно было видеть здесь кого-то из внешней жизни. Я воспринимала этот дом как только мой мир. И еще немного его, Валеры.

– Спасибо, Олег. Я, видимо, заболела, отлежусь сегодня. Будешь кофе?

– Нет, спасибо, у меня дел вагон. Я побежал, а ты поправляйся, если что-то нужно будет, звони, – сказал Олег и собрался уходить. Но потом подошел ко мне и положил голову на лоб. – Ничего себе, мать, да ты вся горишь. У тебя есть парацетамол?

– Нет у меня ничего, но ты не волнуйся, я отлежусь, и все пройдет.

– Ага, само пройдет. Сейчас принесу тебе из дома лекарств. А ты ложись пока, только дверь не закрывай.

Олег ушел, а я пошла обратно в кровать. Где-то на полу жужжал виброзвонок моего телефона.

– Ну наконец-то! Я уже и не знал, что думать, – слышу я в трубку знакомый голос, едва нажимаю «ответить». А еще я понимаю, что он искренне обеспокоен.

– Прости, я заснула. И кажется, заболела.

– Ты написала в семь утра, что я нужен тебе срочно. А потом не брала трубку пять часов. Я уже не знал, что и думать. Я в Москве, на совещании. А все мои мысли только о тебе. Ты меня приворожила?

Он думает только обо мне. Боже, как это приятно. И десяток бабочек запорхали в моем животе. Я ему не безразлична.

– Что случилось? Я не хочу думать, что это ты так со мной играешь, – уже более строгим голосом сказал Валера.

– Я кое-что нашла. Мне нужно это тебе показать. Я так переволновалась, что, кажется, заболела. Олег сказал, что у меня жар, и пошел за таблетками. Это ты его прислал?

– Да! Я не знал, что и думать. Ты не похожа на эмоциональную манипуляторшу.

– Ты должен это увидеть. Прости, я переборщила со срочностью, все терпит до твоего возвращения. Но ты обалдеешь, когда увидишь. Нужно что-то делать. Мы должны сделать все возможное.

– Да объясни мне человеческим языком, у меня еще пять минут перерыва.

– Я так быстро не успею. А еще у меня мозги вскипели. Ты правда за меня волновался?

– Да, но не делай так больше. Пока. Вечером позвоню, – сказал Валера и повесил трубку.

Я положила телефон и провалилась в черноту. Реальность со сном перемешались в моей памяти. Если спросить меня, что же происходило дальше, я вряд ли отвечу правильно. Но я попытаюсь вспомнить. Это важно для всего того, что произошло потом.

Как вернулся Олег, я не помню. Знаю лишь с его слов, что он пришел и увидел меня спящей. Кое-как разбудил и напоил жаропонижающим, а потом ушел. В очередное свое пробуждение вижу лицо Валеры, он смотрит и трогает мой лоб. Или мне это приснилось?

Потом я видела маму, она ругала меня за съеденное на морозе мороженое. Говорит про мою легкомысленность и безответственность. Но сейчас же лето? Видимо, приснилось. Хотя очень похоже на правду.

А еще мне снится много войны. И я в самом центре, отстреливаюсь. Убегаю. А потом меня догоняют и убивают. Сколько раз меня убили в этом сне? Не сосчитать. Но раз за разом он повторялся. Мне страшно, я бегу не знаю от кого. Но меня догоняет молодой голубоглазый немец. Он улыбается широкой улыбкой, а потом выстреливает мне в лицо.

Когда же я окончательно прихожу в себя, я одна, лежу на кровати второго этажа старого дома. Тишина. В окно я вижу звезды на потемневшем небе и понимаю, что сейчас ночь.

Я встаю с кровати и спускаюсь вниз. Меня не шатает, и я ясно мыслю. Есть небольшая слабость, но я очень уверенно стою на ногах, и больше ничего не болит. Внизу тоже пусто и полумрак. Я решаю сварить себе кофе, чтоб окончательно проснуться и понять, что происходит.

Через десять минут с дымящимся кофе в руке я иду на крыльцо. В доме невыносимо душно. Я сажусь на деревянную ступеньку крыльца и понимаю, что я здесь не одна. И меня это не удивляет. Я вижу Валеру, который плавает в озере. Туда, а потом обратно и еще раз так же. Он нарезает круги по этому маленькому озеру. Далеко, и не так чтоб хорошо видно, но это точно он. По ритмично поднимающейся, а потом опускающейся лысой голове, и вообще по той силе, с которой он разрезает руками воду, я понимаю, что это он. Я с любовью наблюдаю за ним.

Смотрю, как он заканчивает свой марафон и плывет к нашему мостику. Потом выходит из воды на берег. Он еще не заметил меня, а же могу разглядывать его, находясь в тени.

В эту самую минуту для меня он прекрасен. Я не вижу его возраста, его морщин. Намечающегося живота и грубых черт лица. Мне совершенно безразлично, как бы его оценила мама, да и весь мир. Именно в этот момент я понимаю, как сильно влюблена в него. Как моя фантазия начинает строить картинки дальнейшей жизни. До старости.

В глупой улыбке влюбленной женщины я расплываюсь, когда он подходит ко мне. Капли воды стекают по его телу. Он загорелый, подтянутый и неприлично жизнерадостный. Я встала и с улыбкой идиота смотрю не него. А в голове известная песня – как же глупа влюбленная женщина…

– О! Ты проснулась! Ну здравствуй, спящая красавица… – говорит Валера и притягивает меня к себе. А потом целует. Без поправки на мое болезненное состояние. Так, как будто имеет на это право. Я на ступеньке, он на земле, в итоге мы с ним одного роста. Мне не нужно задирать голову и напрягать шею. Оказывается, целоваться на одном уровне очень удобно. А целоваться с ним – вообще за гранью приятностей.