Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина. Страница 19

– Подружке своей подаришь, когда вернёшься домой.

Дело чуть не дошло до ссоры, но бабушка Минж вовремя отвлекла моё внимание, когда поставила на прилавок увесистую коробку с небольшим отверстием в крышке.

– Опусти руку, младшая сестрица. Бог жребия искать для тебя нужный амулет. Не бойся, опускать руку.

– Что? – растерялась я. – Что там? Если какие-то звери или насекомые, то извините…

– Там лишь камни. Амулеты, обереги. Сунь рука, найди для тебя защитник и помощник.

Странное предложение, но почему бы и не рискнуть?

Я сунула руку в коробку и ощутила прохладу гладкого как стекло камня.

– Ну же, тяни, не отпускай, – напутствовала старушка. – Бог жребия уже выбрать тебе амулет.

Я послушно подняла руку из коробки и разжала кулак. На ладони лежал обработанный кусок янтаря со скобой для подвески, а внутри него чернело тельце скорпиона.

– Надо же, настоящий инклюз, – заключил Леонар, разглядывая камень. – Редкая вещь.

– О, сильный амулет, – с важным видом протянула старушка. – Охранять от болезни, отводить смерть. Скорпион возвращать к жизни хозяин и отравлять его враги. Твои враги. Одевай на шея.

Бабушка Минж тут же продела хлопчатый шнур через скобу и отдала мне медальон. Я не представляла, сколько он может стоить. Чёрное членистоногое даже внутри куска застывшей смолы мне не очень нравилось и навевало мысли об опасности. Но мне очень хотелось угодить старушке в надежде, что и она угодит мне.

Когда я спросила её, примет ли она аконийскую купюру, глаз бабушки Минж загорелся, и она активно закивала головой. Цену старушка так и не назвала, и я решила заплатить столько, сколько такой кусок янтаря мог бы стоить в Фонтелисе. В ответ я получила сдачу – пару сотен мелких чахучанских монет с отверстиями посередине. Бабушка Минж отдала мне две связки монет, продетых через шнуры. Очень необычный способ хранения денег.

А потом я уговорила её попозировать мне. Широкоугольный объектив помог мне скомпоновать кадр так, чтобы в него вошёл и прилавок, и старушка, и даже подвешенные к потолку пучки трав и шкуры.

Пока я снимала аптекарский ассортимент на полках, Леонар за моей спиной, видимо, решил взять у старушки интервью:

– Много к вам приходит покупателей?

– Много.

– С годами их меньше не становится?

– Не становится.

– А приехавшие в Синтан аконийские врачи вам не мешают?

– Чем мешают?

– Ну, скажем так, не отбивают ли клиентов? Просто у нас на родине врачи никого змеиными шкурками не лечат и больным их не выписывают.

– Ваши врачи плохие лекари, – на полном серьёзе поведала бабушка Минж, – совсем ничего не знать. Никто к ним и не ходить.

– Правда? Жители Синтана не лечатся у аконийских врачей?

– Никто не ходить к ним лечиться. Какие же они лекари, они же совсем не знать заклинания.

Только покинув лавку, мы дружно рассмеялись. До чего же простодушные здесь живут люди. Заклинания у них, амулеты… Свой кулон я уже давно надела на шею и спрятала под рубашку. Что-то многовато украшений за один день. Сначала браслет от губернаторской жены, теперь ещё и скорпион в янтаре…

– Пойдём-ка отсюда, – сдавленно шепнул Леонар и даже взял меня под локоть.

– Что такое?

– Только не оборачивайся, но, по-моему, за нами уже давно ходит по пятам один неприятный тип.

Я не стала возражать и доверилась Леонару. Мы свернули с многолюдного рынка в переулок и попытались затеряться в хитросплетениях синтанских улочек.

Мне стало не по себе. Никогда ещё я не скрывалась от слежки. Неужели генерал узнал от пронырливых служанок, что я могла встретиться с женой губернатора? Может, во дворце нас смогли подслушать. Страшно представить, что тогда будет с Гилелой за её бунт. А что будет со мной?

– Кажется, оторвались, – заключил Леонар, как только мы оказались на площади, окружённой конторами и магазинами с аконийскими вывесками.

– Кто за нами шёл? – наконец смогла спросить я.

– Точно не Рин Реншу. Теперь я понимаю, почему наш переводчик такой навязчивый.

– Да, генерал Зиан на входе во дворец так и сказал ему, он должен за нами приглядывать.

– А теперь приглядывает кто-то другой. И что это может значить?

По площади прохаживались клерки, работяги в форменной одежде телеграфной станции, девушки и дамы в неброских платьях. Похоже, мы попали в аконийский квартал, и затеряться здесь проще простого.

– Эмеран, может, будут комментарии?

Я так засмотрелась на проходящую мимо блондинку с высокой причёской, заколотой длинными чахучанскими шпильками, что не сразу отреагировала.

– Что я должна сказать?

– Не знаю, может, есть мысли, чем мы так провинились перед генералом?

Мы – не знаю. А лично я просто проявила женскую солидарность. И стесняться этого не намерена. Как и распространяться о своей помощи и встрече с Гилелой.

– Думаю, у генерала Зиана проблемы с доверием к иностранцам и женщинам. Я ведь приехала в Синтан без предупреждения.

– Брось, ты его сразу очаровала, – насмешливо сказал Леонар. – Наверняка ты первая, кто так дерзко отчитал этого солдафона, и теперь он жаждет новой встречи.

– Остряк, – только и оставалось фыркнуть мне.

Я опустила на брусчатку штатив, расчехлила среднеформатную камеру и попыталась поймать в видоискателе здание торговой компании и снующую перед ней толпу. Вдруг редактору нужны кадры аконийского быта в Чахучане.

– Скажи, – прозвучал за моей спиной проникновенный, почти искушающий полушёпот, – ты дерзишь всем мужчинам, которых встречаешь на своём пути? Любишь доминировать или просто дразнишь?

Я взвела затвор, нажала спусковую кнопку и только потом ответила:

– Я люблю, когда меня не донимают пустыми разговорами во время работы.

Думала, Леонар хоть на некоторое время успокоится и отойдёт уже от меня. Не угадала.

– Такая независимая и гордая, – его слова так интриговали, но я старалась не выдавать своего интереса. – Неужели гордость согревает тебя холодными ночами? А независимость не подкидывает проблем и ненужных обязанностей? Почему-то я думаю, что это всё маска, ширма, за которой ты спрятала чувственную и уступчивую натуру. Нужно только пробудить сокрытое. Надо только сорвать маску, ведь так?

Ещё один мечтатель и любитель почитать нотации. То-то я стала забывать графа Гардельского, а тут его единомышленник оказался совсем рядом.

– Моя маска неотъемлемая часть моей натуры, и срывать её нельзя, запомни это.

– Какая суровая, – снова усмехнулся Леонар. – А что мне ещё нельзя делать? Может, нельзя придерживать для тебя дверь, это ведь так оскорбительно для самостоятельной женщины. А может нельзя помогать нести тяжёлые вещи, это же тоже обидно, будто я сомневаюсь в твоей физической форме.

Тут он попытался взять стоящий передо мной штатив, но я быстро пресекла эти уловки.

– Да, мою технику без спроса брать нельзя, нельзя трогать, касаться пальцами объектива и фильтров, пачкать, ломать. Ничего нельзя, пока я не разрешу.

Леонар сделал вид, что напуган до предела и, помахав открытыми ладонями, отступил, после чего сказал:

– Есть, мой командир. Как только соизволите устать, отдайте приказ, и я с радостью понесу ваши вещи. А сейчас вперёд, осматривать город. Редактору нужно больше снимков Синтана.

И мы отправились бродить по городу дальше. Прогулка затянулась до вечера. Ещё не наступил закат, а у меня руки отваливались от сумки на плече и штатива в ладони. И каждый раз, глядя на моё хмурое лицо Леонар с улыбочкой спрашивал, не устала ли я, не нужна ли помощь. И каждый раз я из упрямства отвечала, что нет, и тащила аппаратуру дальше. А Леонар налегке без устали тащил меня за собой дальше, осматривать очередную улочку с местным колоритом.

Мерзавец, хочет увидеть, как я даю слабину и прошу у него помощи, хочет показать, что хоть в чём-то я без него никак не обойдусь. А я обойдусь – без Леонара и его дешёвых манипуляций.

Хотя, после восхождения на смотровую башню я уже не была так категорично настроена. Сердце колотилось как бешеное, дышать становилось всё сложнее с каждой ступенькой. Только на смотровой площадке я смогла перевести дух, а после установила камеру на штатив и посмотрела в видоискатель.