Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина. Страница 3
– Что ты хочешь мне этим сказать? – устало поинтересовалась я.
– А то, что тебе надо познакомиться с этим, – тут Макки глянул на обратную сторону открытки и прочитал, – с этим Э. Брином. Тромец что-ли? Ты его знаешь, он ведь где-то на острове живёт? Могла бы взять у него несколько уроков мастерства, тебе в работе обязательно пригодится.
– Успокойся уже, Макки. Эмеран Брин – это мой второй псевдоним. Исключительно для Камфуни. Я здесь под этим именем работаю. И за каждый набор открыток получаю хорошие отчисления. Так что спасибо, что купил.
Снова вижу напряженную работу мысли, почти слышу, как шестерёнки крутятся в голове Берта. И, наконец он выдаёт:
– Что значит, второй псевдоним? А первый какой?
– Представляешь, Блант – это тоже не моя настоящая фамилия.
– Серьезно? А я думал, ты просто имя сменила. Признайся, на самом деле тебя зовут Эмилия, а это бесполое Эмеран ты придумала, чтобы вводить в заблуждение работодателей.
– Моё бесполое имя мне придумали родители, потому что очень хотели мальчика, а не девочку.
– А как же на самом деле тебя зовут? Что за фамилия у твоих родителей?
– Секрет.
Макки недовольно ухмыльнулся, собрал со стойки россыпь открыток и только пробурчал:
– А, между прочим, обезьяна на дереве вышла так себе. Надо было снимать с длиннофокусным объективом…
– Да, двести миллиметров, так и снимала. Так что можешь завязывать с советами.
– Вот не умеешь ты слушать критику, Блант.
– Ты – критикан, Макки. К тому же ты фотокорреспондент, а не фотохудожник, чему ты меня собрался учить?
– Патриотизму, – пафосно заявил он. – Ты же предала нашу аконийскую родину в тот день, когда купила тромскую камеру. Променяла чёрно-белую фотографию на цветную. Признайся, сколько денег ты отдаёшь врагу за фотобумагу, проявитель, фотоэмульсию и кассеты с плёнкой?
– Ой, Берт, кончай уже с этой фотовойной. Если бы в Аконийском королевстве умели производить цветную плёнку, я бы тромскую камеру никогда не купила.
– Но ты купила и теперь систематически отдаёшь деньги нашим заклятым соседям с востока.
Ну, всё, он меня точно разозлил.
– Ты хоть знаешь, какие сейчас таможенные пошлины на тромские товары? Да я за плёнку с эмульсией переплачиваю вдвое, если не больше. В пользу аконийской казны, между прочим.
– Ну, так не покупай и снова возьми в руки аконийскую камеру. Знаешь, все эти фотографии в цвете, это же какое-то излишество, баловство для богатеньких. И ты этому баловству только потакаешь. Да, знаю, за цветную фотографию платят раз в пять больше, чем за чёрно-белую. Но чёрно-белая фотография ведь намного выразительнее цветной.
– Да неужели?
– Да, Блант, да. И если ты не умеешь передавать образ, динамику и содержание через черно-белую фотографию, то цветная плёнка тебе не особо поможет.
– Вообще-то, Макки, я снимаю в цвете не ради развлечения, и не только ради больших денег, а из-за приверженности идеалам технического прогресса, представляешь? Если тромцы освоили съёмку в цвете, я не буду сидеть на месте и делать вид, что цветной фотографии не существует. Если в нашем королевстве никто не хочет развивать свою технологию цветной печати, значит, я буду пользоваться чужой.
– Да ладно тебе, Блант, чего ты так завелась? Хочешь покупать плёнку у тромцев – покупай. Я тебе что, мешаю? Просто обидно получается. Мы с Тромделагской империей столько веков воевали, столько территорий уже потеряли. Они нас хаконайцами обзывают, говорят, что наше Хаконайское королевство им на один зуб, а тут некоторые несознательные фотографы капитулируют без боя.
– Да что ты говоришь? Не напомнишь, как мы с тромцами в последний раз повоевали? Лет пятнадцать назад, а?
– Как-как? – усмехнулся он. – Феерично.
Вот именно. Всё началось с того, что наш премьер-министр потребовал у тромского императора вернуть королевству некогда проданные за долги Полуночные острова, а кончилось всё тем, что возле наших портов всплыли тромские подводные крейсеры и нацелили свои орудия прямо на многолюдные города. До стрельбы дело не дошло, потому что премьер-министр тут же отказался от всех территориальных претензий и запросил мира – у Аконийского королевства тогда ведь не было своих подводных крейсеров, даже мастера промышленного шпионажа ничего о таком чуде техники не слышали. Поэтому та феерическая война продлилась аж восемь часов и закончилась нашей полной капитуляцией и отставкой премьер-министра.
– А почему так вышло? – спросила я Берта, не рассчитывая на ответ. – Потому что у кого-то есть подводные крейсера, а кто-то даже не представляет, как их построить. Так и с цветными плёнками. Как только наше родное королевство встанет на путь технического прогресса и начнёт выпускать свои фотографические материалы, я снова возьму в руки аконийскую камеру, заряжу в неё аконийскую цветную плёнку и буду снимать. А пока я делаю свою работу так, как позволяют обстоятельства.
– Оппортунистка ты, Блант, – хитро сощурился Макки, прикуривая очередную сигарету. – Так и до измены короне недалеко.
– Всенепременно, – буркнула я, покончив с коньяком.
– Вот я и говорю, по скользкой дорожке идёшь, Блант. А вот я в своих взглядах на жизнь стоек. Через два дня отправляюсь на помощь королевской пропаганде грозить тромцам нашей растущей мощью.
– Чем грозить? – кажется, после очередного стакана виски Макки дошёл до той стадии опьянения, когда желаемое начинает казаться весьма реальным. Поэтому я предложила, – Может, пора завязывать с выпивкой?
– Какая ты скучная, Блант, – пожурил он меня. – Когда Леонар тебя клеил, ты такой занудой не казалась.
– Какой ещё Леонар?
– Журналист, с которым я приехал. Он ещё с билетиком к тебе лез. Хотел прямо на Камфуни начать серию разоблачительных репортажей об изнанке курортной жизни. Думал, ты из местных плясуний по чужим койкам, хотел в качестве эксперимента тебя снять, а ты его... небось, послала, да? Представляешь, как он расстроился. Кстати, где он? – Макки безуспешно покрутил головой, но в зале приятеля не обнаружил. – Наверно, ушёл с той губастенькой. Ну, что тут сказать? Леонар совсем не промах.
– Так ты здесь вместе с ним по работе?
– А ты что думала? Разумеется, по заданию редакции. Мы с Леонаром не хозяева жизни, чтобы шиковать на самом дорогом курорте вселенной. Мы тут проездом, послезавтра отбываем в Сарпаль делать репортаж для журнала "Голос Фонтелиса" об успехах колониальной политики Аконийского королевства в Чахучане.
– С каких пор у королевства появились колонии? Камфуни и тот получен от Сарпаля в аренду на пятьдесят лет. Ты ничего не путаешь?
– Я – ничего. А редактор после общения с министром транспорта запросил репортаж о том, как аконийские рабочие строят на южном континенте железную дорогу для чахучанских сарпальцев. Мол, мы ничем не хуже тромцев. Те когда-то построили свои дороги в Старом Сарпале в обмен на алмазы из местных копий, а мы сделаем то же самое, но на противоположном конце континента за право добывать чахучанское золото. Вот про это и будет репортаж. Нужно снять рабочих, дорогу, местных сарпальцев, их неказистую туземную жизнь, чтобы на этом фоне железная дорога смотрелась высшим благом и величайшей милостью от аконийского короля.
– Понятно. Ну, удачи тебе на южном континенте.
– И тебе счастливо прозябать в этом вертепе разврата.
На этом мы и распрощались. Я пошла в свой номер, а Макки остался в баре. Когда я покидала салон, то обернулась и увидела рядом с ним двух молоденьких хохотушек. Все трое смеялись и салютовали наполненными бокалами – веселье продолжалось. Надеюсь, журналист-ловелас проведёт этот вечер так же томно и бессмысленно.
Глава 2
С утра пораньше я облачилась в рабочие брюки кофейного цвета и коралловую рубашку, а после захватила широкополую шляпу от палящего солнца и покинула свой номер, чтобы спуститься на первый этаж отеля и закрыться в фотолаборатории. По правде говоря, фотолабораторией мне служит просторная кладовка, но это намного лучше ванной комнаты в номере, куда в любой момент может ворваться горничная с метёлкой и засветить все плёнки.