Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина. Страница 9
– Есть одна проблема, – пришлось предупредить мне. – Я работаю в цвете. Мои фотографии ваш журнал финансово не потянет, да и не подойдут они для печати.
– Ничего страшного, Макки отдаст вам свою камеру. Она же ему пока не нужна.
– Что?! – тут же встрепенулся Берт, – Отдать мою малышку? Ни за что.
– Макки, – глянул на него зверем Леонар. – Я твоего мнения не спрашиваю. Я просто зайду в твой номер, заберу камеру и отдам её Эмеран.
– Да это же бесчеловечно! Отдать мою малышку этой изменнице родине? Блант давно променяла аконийскую камеру на тромскую, она не помнит, как с ней обращаться. Мою малышку она точно погубит.
– Кого ты называешь малышкой? – скептически поинтересовалась я, – Среднеформатную пресс-камеру весом с кирпич? Ну, тогда я снимаю на малоформатную тромскую малютку.
– Твоя тромская коробка со стекляшками ничто по сравнению с моей…
– Ну, хватит уже, – снова прервал нас Леонар. – Эмеран, последнее слово за вами. Согласны снять репортаж о жизни самой передовой сатрапии, чей правитель решил приобщить своих подданных к достижениям аконийских инженеров?
– Не согласна, – ехидно ответил за меня Макки, – она тут деньги лопатой гребёт на частных заказах, что ей твой репортаж. Ни грамма патриотизма. Тут целая туземная область прониклась аконийским образом жизни, хочет жить в многоквартирных домах, ездить по железной дороге, общаться по телефону и телеграфу, а ей всё равно. Да, Блант?
Если честно, то да, мне всё равно, что там придумал для своих подданных какой-то южный царёк. Но мне жизненно необходимо улизнуть из-под неусыпного графского ока. Так почему бы под видом фотокорреспондента не уплыть на юг, переждать, когда Гардельян перебесится, а потом вернуться в Аконийское королевство? По-моему, очень хороший план.
– Я согласна плыть, – объявила я, и Леонар облегчённо выдохнул. – Но при условии. Мне нужны чёрно-белые плёнки среднего формата.
– А камера? – обеспокоенно спросил Макки.
– Оставь свою малышку себе. А у меня есть свой кирпич. Подарок брата.
– Кирпич? И это так ты называешь нашу родную аконийскую камеру?
– Ещё я называю её "камень на шее". Доволен?
– Никакого патриотизма, никакого уважения к аконийской промышленности, – заключил он. – Слушай Блант, а как ты собралась снимать репортаж, если ты не фотокорреспондент? Ты хоть понимаешь, что надо делать? Как поймать момент, как сохранить содержательность формы, как передать изобразительную пластику?
– И как совместить оперативность с документальностью. Не учи учёного, Берт.
– Что-то я тебе не верю, Блант. Откуда тебе всё это знать, если ты годами только старинные комоды снимала и манекенщиц щупала.
– Не щупала, а поправляла им одежду. В кадре каждая складка имеет значение.
– Серьёзно? Так ты разве не любительница девочек? А я был уверен, что ты не просто так носишь мужскую одежду.
– Это не мужская, а рабочая одежда, для свободы движения, – начала тихо закипать я. – В платье или юбке далеко не убежишь и высоко не залезешь.
– Что, совсем никак?
– Подлечишь ногу, сам попробуй, умник.
– А я не так уж и болен. Слушай, Леонар, может, лучше переждём недельку, до следующего теплохода на Чахучан?
– Чего ждать? Когда тебе ногу вытянут, и наложат гипс?
– Ну да. Уж лучше я с костылём и одной здоровой рукой буду снимать, чем Блант со своим творческим подходом.
– Нет уж, лучше Эмеран отработает командировку так, как умеет, чем ты с костылём, гипсом и одной здоровой рукой опять отколешь какой-нибудь номер и свернёшь себе шею.
На этом визит к больному был окончен. Я пожелала Берту скорейшего выздоровления и двигаясь к выходу "невзначай" задела гирю, подвешенную к его ноге. Макки взвыл, а я успела покинуть палату и проклятий в свой адрес уже не слышала. И ни капли мне не стыдно и не жалко грубияна. Не верит он, что я могу снять репортаж. Я, к слову, свои силы оцениваю трезво и тоже не верю. Но это же не повод так откровенно хамить.
– И всё-таки я нашёл способ надолго завладеть вашим вниманием, Эмеран. На все десять дней нашей с вами командировки.
Этой фразой Леонар вырвал меня из мрачных раздумий, когда мы шли обратно к отелю. Я же в свою очередь заметила:
– Ещё скажите, что специально столкнули Макки в тот бассейн.
– Ну что вы, я не настолько коварен. К тому же, если человек паталогически безответственен, ему уже ничто не поможет.
– Зато Макки первоклассный фотокорреспондент, – пришлось напомнить мне. – Он, конечно, раздолбай, но очень удачливый профессионал. Он успел поймать такие кадры, о которых иные всю жизнь мечтают.
– О, так вы им восхищаетесь? А я думал вы с Макки в контрах.
– Одно другому не мешает. К тому же, я за объективность. Пусть у Берта и дурной характер, но он бесспорно талантлив. В его снимках есть стиль, свой почерк, своё особое видение…
– Если бы я не слышал вашу с ним перепалку в госпитале, решил бы, то вы тайно влюблены в Макки.
– Я влюблена в фотографию. Но вам это, наверное, трудно понять.
Я хотела ускорить шаг, чтобы отделаться от журналиста, но он тут же нагнал меня, чтобы примирительно предложить:
– Прошу вас, Эмеран, не обижайтесь на меня. Сам не знаю, почему рядом с вами я начинаю нести всякую чушь. Вчера в баре, и вот теперь. Давайте начнём наше знакомство заново, с чистого листа. Сегодня же вечером. Приглашаю вас на ужин в ресторан. Вы придёте?
Поверить не могу, куда делся вчерашний нахал-обольститель? Меньше суток прошло и теперь передо мной стоит смиренный субъект, а в его глазах столько неподдельного раскаяния.
– Нет, я не приду, – ответила я.
– Значит, всё-таки обиделись, – безрадостно заключил он.
– В жизни не поверю, что вы такой мнительный, – сказала я, и Адриэн Леонар тут же одарил меня настороженным взглядом. – Просто мне нужно закончить все дела на острове, прежде чем плыть в Чахучан. У меня ведь здесь работа.
– Я понял, – кивнул он. – Тогда за мной ужин на борту теплохода. Там вы уже никуда от моего приглашения не денетесь.
Я невольно улыбнулась, но поспешила взять себя в руки и строго сказать:
– Хорошо, завтра за ужином и обсудим все рабочие моменты.
– Какая же вы неприступная. Всегда так остро воспринимаете знаки внимания?
– Вот завтра за ужином и узнаете.
На этом я свернула нашу беседу и ушла упаковывать в дорожные сундуки свою фотолабораторию. Всё-таки я невероятно везучая. За несколько часов почти потеряла работу и уже нашла новую. Десять дней в сарпальской сатрапии – о таком я никогда и помыслить не могла. Кажется, меня ждёт самое невероятное путешествие в жизни. Не такое, как когда-то у Шелы Крог, но всё равно необычное и крайне экзотическое.
Глава 4
Я стояла на открытой палубе и, опершись о поручни, в последний раз перечитывала послание на цветастом куске картона:
"Вы заставили меня стать мерзавцем, я же заставлю вас быть уступчивой. Надеюсь на скорую встречу. Ваш Э. Г."
Ну, надейся, надейся.
Я разжала пальцы, открытка упала в море, а волна от борта теплохода быстро отправила её на дно океана Надежды. Как символично.
Сегодняшнее утро началось для меня с визита управляющего. Ушлый прохвост скорбным голосом заявил, что моей работой недовольны уже трое гостей. Меня якобы подозревают в утаивании части негативов, в их копировании, в печати неучтённых фотографий и их продаже третьим лицам. И поэтому управляющий настойчиво желает расторгнуть со мной все финансовые и рабочие обязательства, а заодно хочет взыскать с меня неустойку.
Лишь для вида, не желая вызвать ненужные подозрения, я попыталась отстоять свою профессиональную честь, немного поспорила, но всё же сдалась и вслух пообещала освободить номер к обеду.
Мысленно же я пообещала себе вернуться в столицу, подключить свои связи и натравить на управляющего финансового инспектора, который внимательно проверит всю бухгалтерию и поинтересуется, кто в отеле получает жалование десяти существующих лишь на бумаге посудомоек, а ещё пяти портье, семи горничных и двух администраторов. С графом Гардельским я тоже поквитаюсь. Я хоть и небогатая, но всё же аристократка, дрессировать себя как какую-то актрисульку я не позволю.