Любовь вне правил (СИ) - Владон Евгения. Страница 34

– Теперь посмотрим, кто кого будет молить о пощаде остановиться! – и накрыла округлившийся от удивления рот Баумана своими губками и язычком. И буквально сразу, через секунду скользнула мокрой и очень воспаленной киской по его животу, поймав в горячие тиски пульсирующей помпы ненасытной вагины абсолютно не сопротивляющуюся головку каменного члена.

Конечно Рик мог в любой момент её снова перевернуть, скрутить, смять собой до полной неподвижности, но он ничего этого сделал. Более того, позволил ей самой устанавливать ритм и правила ведения "боя", смысл которого теперь заключался в том, что это она его трахала, а не наоборот. Правда и он не оставался в стороне в роли пассивного орудия, отвечал на её поцелуи и временами брал верх в этой жаркой борьбе непримиримых противников, вырывая из горлышка Джо один за другим отвоеванные им стоны сладкой капитуляции. А его руки... бл*дь! Казалось, они успели побывать везде и особенно, когда сжимали её попку, и он подмахивал ей снизу не менее быстро, жёстко и охренительно глубоко, как если бы находился сейчас сверху. Вбивался в неё членом и выбивал им из неё крик за криком, оргазм за оргазмом... На втором или третьем они кончили одновременно и, похоже, именно тогда Джоанн ощутила, что выжата практически до основания. Опустошена и переполнена блаженной слабостью с упоительным желанием скончаться прямо здесь, на этом самом месте, на груди и в смертельных объятиях Ричарда Баумана, слушая мощные удары самого сильного в мире сердца.

– Сдаёшься? Или хочешь ещё? – она не заметила, как снова оказалась на спине и опять под этим треклятым Дьяволом Рикки Тандером. Но ей уже было всё равно. Слишком сладко и упоительно, в мягких сугробах прохладного белья и в не менее нежных руках мужчины, с которым она только что изменила своему жениху раз пять – не меньше. Если в памяти Джоанн Слоун и существовал тот особый день, в котором она была готова умереть без сожаления о прошедших годах всей своей прожитой жизни, теперь он определенно был стерт под чистую последними часами последнего безумия.

– Джоанн Слоун никогда не сдаётся! – она приоткрыла тяжёлые веки, скользнув зачарованным взглядом по самодовольной физиономии склоненного над ней прекрасного демона. Он любовался её поплывшим личиком, совершенно не скрывая ни своей триумфальной ухмылочки, ни адского блеска в колдовских глазищах пересытившегося хищника. И она вдруг поняла с такой шокирующей ясностью и чёткостью, словно на неё снизошло отрезвляющим откровением: всё, что Рик Бауман с ней здесь вытворял было проделано им практически в полсилы, в непринужденной игре расслабленного ласкового зверя. Для него это было игрой, а она – его очередной глупой жертвой!

– Хочешь продолжить? – он нагнулся ещё ниже, уже касаясь её порывисто дышащего ротика своим, и проникая ещё глубже одурманивающим взглядом медных глаз.

– Ненавижу! – прошептала опаливающим вызовом в его лепные опухшие губы и накрыла их своими.

Глава 7. Если Дьявол решил вас отпустить, желательно позволить ему это сделать до конца...

Она старалась не думать, когда возвращалась домой, почти в другую часть города на такси, вызванного Риком (вы только подумайте, какой гостеприимный и внимательный хозяин!). Она пыталась не думать, когда поднималась на шестой этаж в лифте в их с Гарретом квартиру. Она отключала все возможные (и даже подсознательные) мыслительные процессы, когда открывала дверной замок своим ключом, навострив слух и напряженно вслушиваясь в безмолвную тишину за панелью бронированной двери. Ничего. Тихо. Неестественно и слишком тихо. Будто там никого не было.

(А что если он как-то узнал? А вдруг он там был? Мог ли Тандер устроить подобный сюрприз для них обоих? – Джо, ты меня конечно прости, но это уже чистой воды паранойя!)

Петли вообще не скрипнули (она впервые обратила на них внимание, раньше никогда задумываясь и не прислушиваясь, издавали ли они хоть какой-то звук). Тишина. Абсолютно ничего и темно. Из широкого арочного проема гостиной прозрачной голубоватой дымкой льется тусклый отсвет от фосфорических настенных "ночников", которые обычно выполняли функцию световых ориентиров в кромешной тьме и на тот случай, если в городе или в их районе (не приведи господь конечно же) вдруг вырубят свят.

Разувшись прямо в коридоре "прихожей" у входа, Джоанн какого-то чёрта прокралась чуть ли не на цыпочках до самой спальни. Она точно спятила. Решила поиграться в двойного агента? Осталось определиться с Джеймсом Бондом? Хотя, если второго воспринимать, как за Джейсона Борна...

Нет, она определенно сегодня перегрелась! Или перевозбудилась, или у нее передоз от оргазмов (если такое в принципе возможно!), и её до сих пор бросает в жар и холодный пот от одного лишь незначительного воспоминания о последних часах этого безумного дня. Правда, вспоминать было не обязательно, тело само напоминало о том, что с ним вытворяли ещё совсем недавно на огромной кровати шикарной спальни пентхауса в Four Seasons. И по большей части оно ныло сладкой болезненной пульсацией в воспаленных мышцах вагины, царапая растертые стенки горячими ударами не унимающейся ни в какую остервенелой похоти. Будто Рик намеренно оставил в ней слишком живой отпечаток от своего большого каменного члена, и он то и дело, время от времени, запускал свои фантомные толчки, будто собирался довести её до очередного оргазма.

А вот это уже больше смахивает на клинику. Она же никогда не была озабоченной нимфоманкой! Да она даже книгами на данную тематику никогда особо не увлекалась и не интересовалась (угу, и кто в такое, скажете, сможет поверить? – литературный редактор-женщина не читающая эротических любовных романов!). А после секса со всеми своими бывшими (редко кого из них вообще хватало максимум на два раза), тут же неслась со всех ног в душ, иначе преследующие её въедливые запахи, отпечатавшиеся на коже, а порой и в волосах, могли конкретно раздражать её слишком острое обоняние ещё не один час. У этой мужской косметики такие стойкие ароматы, не говоря уже о сперме!

Джо резко оцепенела, буквально физически прочувствовав, как кровь отхлынула от её лица, утекая вместе с силами в неизвестном направлении через ноги и даже по костям. Она стояла в этот самый момент у изножья их с Гарретом двуспальной кровати (намного меньшей, чем в пентхаусе Four Seasons) и смотрела, как её жених сладко посапывал на своей половине, окруженный раскиданными вокруг него испечатанными листами бумагами ещё и в свете ночника. На лице очки от дальнозоркости чуть скособочились на бок, поза не из самых удобных, но он умудрился в ней заснуть, забыв о самом главном правиле своей любимой невесты: кровать не рабочий и уж тем более не кухонный стол! – есть, работать и заниматься в ней чем-то не по её прямому назначению – сверхнепростительная дурость!

Думаете она так побледнела, похолодела и впала в ступор от возмущенной ярости и её сейчас приложит обширным инфарктом от увиденной картинки? Как бы не так! Горький миндаль с примесью резкого запаха пенки для бритья с еле уловимым островатым оттенком собственного пота и иных не менее вызывающих ароматов, неожиданно ударил в её чуткий носик. Господи, чем она вообще думала, когда поспешно одевалась в номере Баумана, проигнорировав в упор его "гостеприимное" предложение принять перед уходом душ? Боялась, что её опять подорвет на мине его беспрестанно возбуждающей близости? Он бы точно полез в душ вместе с ней, а потом ещё куда, и тогда бы она в буквальном смысле уползла из его треклятого номера-люкса где-то лишь под утро, не иначе!

Но этот запах! Неужели она его не слышала, когда уходила от Рика? А когда садилась в такси и всю дорогу до квартиры? А другие? Господи, другие, кто проходил мимо (включая этого засранца Дика Громобоя!) и сам таксист слышали, чем от неё несло? А если бы Гаррет не заснул, услышал бы он (а вдруг он уже слышит, люди во сне ведь не лишены обоняния!)? А если он сейчас вдруг проснется?!