На грани краха (ЛП) - Стоун Кайла. Страница 6
Другие покупатели бросились вглубь магазина, отчаянно пытаясь спастись, но у них не хватило времени. Женщина с розами застыла в центре магазина. Ее рот открылся в ледяном ужасе, пока она сжимала проклятую вазу.
Внедорожник сокрушал все на своем пути. Громил столы и подставки, разбивая десятки ваз, горшков и террариумов. Уничтожая под своими колесами венки и букеты — розы, лилии, хризантемы, тюльпаны и зелень.
Огромная решетка с глухим стуком врезалась в женщину. Автомобиль влетел в стойку регистрации и, наконец, остановился у задней кирпичной стены. Весь фасад был смят, словно консервная банка.
Со стороны водителя, спотыкаясь, вывалился белый мужчина средних лет в очках и клетчатом пальто. Он согнулся пополам, и его вырвало на пыльный, стеклянный и усыпанный лепестками пол.
— О Боже! Нет!
— Он убил ту женщину! — взвизгнула какая-то девушка. — Кто-нибудь, вызовите полицию!
— Я не мог остановиться! — взвыл водитель. — Моя машина… Она просто перестала работать! Анти-блокировочная система тормозов. И двигатель. И усилитель руля. Все вышло из строя. Я просто… Потерял управление на льду…
Мужчина взглянул на окровавленное тело, лежащее под колесами своего внедорожника, и его снова вырвало. Он вытер рот дрожащей рукой.
— Мне очень жаль. Очень.
Пайк осторожно поднялся на ноги. Затем смахнул с формы осколки стекла, керамики и лепестки цветов. Ему повезло оказаться невредимым. От выброса адреналина у него затряслись ноги. Ему нужна была чертова сигарета.
Гэвин даже не потрудился проверить женщину под авто. Она явно мертва. Если кто-то и пострадал, то это не его проблема.
Он осторожно пробирался через обломки магазина. Двери больше не существовало. И ни одного окна. Лишь широкая зияющая дыра, усеянная острыми осколками стекла. С букетом лилий в руках, Пайк шагнул в дыру и вышел на улицу.
Светофоры не горели. Машины стояли на перекрестке, не двигаясь. Некоторые из них скатились на тротуар или врезались в фонарные столбы. Повсюду были аварии. В двух кварталах к югу, на перекрестке громоздилось не менее десятка автомобилей.
Стоявшие посередине голые деревья были окутаны рождественскими гирляндами, их лампочки погасли, как и фонарные столбы, украшенные лентами и елочными украшениями.
Тротуары не так многолюдны, как в больших городах, но несколько десятков покупателей все еще спешили закончить последние дела перед Рождеством.
— Телефон не работает! — крикнул какой-то мужчина. — Я не могу позвонить в 911!
— И мой тоже, — сказал один из потрясенных покупателей.
— Что происходит?
— В чем дело?
— Видимо, серьёзные перебои с электричеством.
Кретины начали обсуждать длительные отключения электроэнергии, которые пережили сами или были наслышаны. Полярный вихрь в 2018, или тот сильнейший снегопад, когда намело полтора метра сугробов, и электричество отключилось на неделю.
Никто из них ничего не понял.
Люди никогда не понимали. Они всегда искали самое простое объяснение и хватались за него обеими руками. Именно поэтому так быстро процветали теневые группировки.
Пайк все еще держал в руке букет лилий. Лепестки примялись в том месте, где он прижимал их к груди. Свободной рукой вытащил из кармана айфон. Как и ожидалось, тот не работал.
Пайк не считал себя дураком. Электросеть не имела никакого отношения ни к автомобилям, ни к телефонам. Тут что-то другое. Что-то еще.
Может, какая-то вспышка на солнце или кибератака со стороны страны-изгоя. А может, правительство США, наконец-то, обернулось против собственного народа.
Но Гэвину плевать.
Он думал лишь о своей охотничьей хижине.
О той приятной обстановке, которую создал для этого места. Первоклассный генератор, работающий на свет, тепло и систему безопасности — все это регулировалось автономной компьютерной системой.
Подключаясь к камере, доступ к которой был на одноразовом телефоне, Пайк мог наблюдать за Ханной в любое время, когда пожелает. В разгар штабного совещания. За ужином с матерью. На работе.
Что всегда вызывало в нем легкий трепет. Кайф гораздо более сильный, чем доза крэка.
Гэвин вытащил второй телефон. Он не включался, как и айфон.
Возможно, генератор все еще работал, и дверь заперта. Единственный способ узнать наверняка — проверить собственными глазами.
У Гэвина не оставалось выбора. Он бросил букет на усыпанную стеклом улицу.
Ему нужно добраться до хижины.
Глава 6
ХАННА
День первый
Снег колебался.
Нет, не так. Там было что-то белое, и оно двигалось по снегу.
Ханна затаила дыхание, ее сердце колотилось о ноющие ребра.
Все это время она представляла себе гулкий, яростный лай, принадлежащий немецкой овчарке или гигантскому слюнявому ротвейлеру, а может, и демоническому Церберу. Реальность же оказалась совсем не такой, как она себе представляла.
Огромный белоснежный пес натянул цепь, соединяющую его ошейник со стальным кольцом, прикрепленным к маленькому сараю — собачьей будке, как теперь стало ясно. Мех у него был густой и косматый. Пес казался огромным, с массивной головой, почти вдвое больше ее собственной. Он мог весить фунтов сто пятьдесят, а то и больше.
Пес был прекрасен. Ужасно пугающий, но красивый.
Он увидел ее в окне и сорвался с яростным лаем. Владения собаки четко обозначались грязными следами, оставленными на снегу.
Ханна узнала эту породу, хотя ее разуму потребовалось много времени, чтобы вспомнить точное название. Пиренейская Горная.
Вопреки здравому смыслу, она открыла заднюю дверь. Кожу обдало холодом, ледяные пальцы которого скользнули по ее шее, обжигая щеки. Ханна плотнее обернула шарф вокруг шеи и накинула на голову меховой капюшон куртки.
Волосы на затылке встали дыбом, как если бы за ней наблюдали.
Кровь ударила в голову, и она покачнулась, ощущая головокружение. Пришлось упереться одной рукой в дверь. Ханне стоило помнить, что в ее состоянии нужно действовать медленно.
В ее состоянии.
Разумом она избегала правды. Ей не хотелось думать об беременности. Последние семь или восемь месяцев старалась не обращать внимания на свой живот, и, по крайней мере, сможет игнорировать его еще какое-то время.
Восстановив равновесие, Ханна медленно повернулась, прищурившись, в попытке различить тени деревьев и белые сугробы.
Хлопья снега осыпались с ветки сосны, мягко упав на землю. Она вздрогнула, лихорадочно оглядывая двор и деревья в поисках движения или любых признаков присутствия тюремщика.
Но там никого не было. Лишь деревья и снег. Она и собака.
У Ханны болели глаза. Тупая боль отдавалась в затылке. Но если она прищурится, спрятавшись за темными очками, то сможет разглядеть. День стоял пасмурным, солнце пробивалось сквозь гряду темных туч, которые обещали приближение метели.
Надвигалась пурга. Ей нужно спешить.
Вместо того чтобы вернуться за лыжами и новым рюкзаком, Ханна направилась к собаке. Разумом она понимала, что ей нужно убраться отсюда как можно быстрее, а не брести к проклятому псу.
Но ничего не могла с собой поделать. Ханну тянуло к нему почти против ее воли.
Сапоги глубоко утонули в снегу, а нос защипало. С каждым вздохом холодный воздух обжигал ее горло. На улице было свежо и чисто, пахло сосной, землей и чем-то диким и живым. Свободой.
Ханна открыла рот и тут же закрыла его. Резко вдохнула, когда воздух снова обжег ей горло.
Она так давно не говорила вслух. Она не разговаривала с ним. Ей нечего было ему сказать.
Первые несколько лет Ханна часто пела. Каждый день пела часами, запоминая написанные ею песни, создавая мелодии, ритмы и гармонии. Она любила петь и собиралась выучиться на преподавателя музыки.
Но теперь она больше не пела.
Единственные звуки, которые он хотел услышать от нее — это крики, стони боли и смирения. Тюремщику не нужно ее пение. И, возможно, Ханна начала верить в то же самое.