Война 2 (СИ) - Говда Олег Иосифович. Страница 15

Я не знал, что происходит на речных пристанях. Подозревал, что там творится рукотворный ад. Бедняга Ричентер, надеюсь, сумеет сдержать врага, а может, даже уничтожит его. Пристани сгорят — но это не страшно, они деревянные, и будут отстроены буквально за пару недель… Внутри снова екнуло: пристани будут отстроены за счет короны, а это — дополнительные траты. Эх! А как там дела у Шутейника?

Бантруо Рейл вдруг сказал бархатным кошачьим тенором:

— А ведь есть у нас шансы, ваше это… это, как его… величество… Приглядитесь — домик слева горит!

Я бросил взгляд вдоль улицы, запруженной солдатами Рендора. Эти безумные роботы расшвыряли горящие остатки баррикад, и умудрились попасть чем-то горящим в пустой дверной проем (дверь была пущена на постройку баррикады). Горение внутри дома не прекратилось — напротив, усилилось. Из проема и ближайшего окна лениво — пока лениво! — выползали клубы грязно-белого дыма. За обитателей дома я не переживал — они уйдут по крышам, ибо здесь дома расположены близехонько друг от друга. А вот латникам Рендора в полных доспехах скакать по крышам будет невозможно, да они и не будут этого делать, ибо есть приказ — двигаться вперед, а воинская дисциплина у них, кажется, стальная. Любое самовольство карается смертью. Значит — они будут двигаться вперед по улице, как и приказано.

— Сдержим их здесь, — сказал господин Рейл сухо, — устроим им душегубку. Непременно нужно задержать. Но как? Пострадаем ведь изрядно, все как есть на нет изойдем… это… величество… ваше.

Изощренно он сказал, что мы не выстоим на баррикаде и нас порубят на куски. Редактор газеты, что с него взять. Я кликнул нарочного из Алых и услал к старому порту, поторопить с пушками. Поторопить еще раз.

Солдаты Рендора молча пережидали каменный град. Затем, локоть к локтю, двинулись на баррикаду. По сути, наша третья баррикада представляла собой гору разного барахла, полого опускавшуюся по обе стороны улицы. Передвигаться по ней следовало с великой осторожностью, ибо ноги то и дело проваливались в зазоры между обломками мебели. При желании и известной сноровке эту вершину можно было покорить. У солдат Рендора было два пути — постепенно растащить баррикаду, либо же ринуться на нее в слепой атаке. Подгоняемые пожаром, они выбрали второй вариант.

Локоть к локтю, лязгая, черные роботы двинулись на баррикады.

Повторюсь. Баррикада — шаткое и страшное сооружение, где невозможно ходить и бегать, а только осторожно ползать, иначе рискуешь провалиться в щель и сломать ногу. Именно поэтому драться на баррикаде не слишком-то легко, ты почти полностью лишен свободы маневра.

Я оглянулся. В тридцати метрах за баррикадой улица заканчивалась площадью, от которой разбегались сразу пять улиц. На площади толпились остатки моего войска, его было много — но ведь черные гвардейцы Рендора пройдут сквозь него как нож сквозь масло. Да, можно запрудить улицы новыми баррикадами, но наступления неприятеля это уже не остановит. Выбравшись из дымной ловушки, они растаскают малые баррикады крючьями и вырежут всех защитников. Если мы не сдержим Рендор здесь, на баррикаде, до прибытия пушек — дальше нам их не удержать. Обученные солдаты разобьются на несколько ручьев, сокрушат остальные баррикады и проникнут в город.

Тут бы мне крикнуть что-то бравурно-пафосное, какой-нибудь идиотизм типа лозунга Испанского легиона «Да здравствует смерть, и да погибнет разум!», или, того пуще, озвучить инфантильно-милитаристский слоган из Хайнлайна — «Вперед, обезьяны, или вы хотите жить вечно?»*

Не крикнул. Взмахнул шпагой, указывая на гвардейцев противника. Формально я — главнокомандующий, и Алые, городские стражники и хогги так меня и воспринимали.

— Держимся, держимся сколько сможем! — вот что я выкрикнул. Воздух горчил от дыма.

Снизу ответил многоголосый клич:

— Хо-о-о-о! Хо-о-о-о! Хо-о-о-о!

Гвардейцы Рендора начали подниматься, даже не поменяв пикинеров на мечников. Наверное, лезть с пиками на баррикады, не прикрываясь щитами, было не самой лучшей идеей, но солдаты Рендора даже не подумали перегруппироваться. Будь у нас сотня арбалетов или тяжелых луков, мы бы здорово их задержали, но увы… это чертово «увы»!

Баррикада содрогнулась, затрещала, огромный розовый диван с продавленной серединой, на котором, безусловно, еще недавно занимались любовными утехами Веселые Шлюхи и их клиенты, сполз прямо под ноги гвардейцам. Они лезли прямо на нас, выпятив черные спины, как войско клыкастых скарабеев.

Как там Шутейник?

Где Амара?

Где пушки?

Дядюшка Рейл с уханьем добыл из-за спины какую-то тряпку, конец которой провисал под тяжестью чего-то тяжелого. Приглядевшись, я опознал в тряпке подштанники в синий горох. В подштанниках скрывался камень. Дядюшка Рейл держал в руке импровизированный кистень, иначе называемый «гасилом». И тут же я увидел, как хогги начали протискиваться между Алых, в руках их были наскоро сделанные гасила — кто использовал канат с камнем на конце, кто — цепь, кто — свернутую рубашку или другую часть туалета, а кто — как дядюшка Рейл — подштанники, в которых скрывался обвязанный веревками булыжник. Я бросил на Рейла удивленный взгляд: не ожидал от старого хогга такого разума и прыти! Они не просто велел наломать камней, он еще и приготовился к драке на улицах и баррикадах!

— Гасить свечки… умею! — внушительно заметил газетный редактор и, по совместительству, мой министр печати. Его круглое лицо лоснилось от пота. — Дворянин я или нет, твою мать?

Над краем баррикады, как поганые всходы, блеснули стальные наконечники пик. Алые упали на колени, пытаясь подрубить эти всходы. Кто-то получил пикой в лицо и страшно заорал. Другой замешкался, привстал, и тут же пика ударила его в бедро, другая пронзила плечо, третья с жестяным звуком пробила панцирь; затем Алого вздернули на этих пиках, будто перевернутую марионетку, и начали использовать как таран, отбрасывая защитников. Алый был еще жив и корчился и орал, потеряв от адской боли человеческий облик.

Началось… Я попытался ринуться в гущу схватки, но двое горцев Шантрама, незаметно приставленных сержантом, словно невзначай подхватили меня под руки, ну, как ребенка, в самом деле. Я не знал, ругаться мне или оставить все как есть, но, поразмыслив мгновение, решил пока все оставить. Время для глупого героизма еще не пришло.

Над баррикадой возделся лес пик, а вместе с ним, медленно, будто прорастая, начали подниматься черные головы солдат Рендора. Пики били в Алых, Алые рубили их, хватали, тыкали остриями мечей и шпаг в сочленения доспехов, в смотровые щели. Наконец пришло время хоггов: удары импровизированных кистеней замедлили атакующую волну, а затем — я не поверил глазам — заставили ее податься назад. Хогги истово колотили гасилами по шлемам гвардейцев, при этом — в силу малого роста и верткости — были куда более сложными мишенями, хотя на баррикаде, состоящей из мебели и разного хлама, вертеться и уклоняться от оружия было затруднительно. Многоголосый ор и дикий лязг от ударов стоял над улицей и поднимался к круглому улыбчивому полуденному солнцу. Хогги сбили первую волну, потеряв около двадцати человек (я называю их «людьми», и пусть так и будет впредь). Сколько потеряли гвардейцы Рендора — я не знал. Улицу, занятую вражеской колонной, медленно заволакивал дым, он колыхался полупрозрачными волнами и густел. И это было прекрасно. Я надеялся, что эти сволочи вскорости начнут задыхаться.

Как там дела у Шутейника, а?

Где Амара?

Где пушки?

Вместе с дымом из окна и дверного проема начали вырываться багровые сполохи. Хорошо, отлично! Я услышал, как гвардейцы Рендора начали кашлять.

— Хо-о-о-о! — разнеслось над головами черных. Затем кто-то басом проорал несколько слов команды, состоявшей, в основном, из матерных слов. Внизу послышался лязг, пики поднялись над вражеской шеренгой синхронно, и начали быстро отдаляться, взбаламучивая дымное море. Гвардейцы Рендора все-таки решили перегруппироваться.

С переднего края пробился дядюшка Рейл. Острие пики навсегда изуродовало его лицо, прочертив глубокую рытвину по левой щеке от самого подбородка до скулы. Посредине рытвины зияла дырка, куда при мне старый хогг задумчиво просунул кончик языка. Затем он сплюнул кровавой струей, присел на торчащий краешек стола, и сказал досадливо: