Мистификация - Ирвинг Клиффорд. Страница 6

– Прекрасно! – Придирчивым взглядом я обозрел дом и очаг. – А теперь мне нужно выпить.

Потягивая бурбон, я впервые вспомнил о разговоре с Диком, который произошел сегодня утром на Пальме. В клетке свирепо чавкала обезьяна, а Эдит сидела на софе и вязала свитер для Барни. Елка в углу подмигивала нам множеством огоньков, верхушкой практически доставая до потолка. Я поставил на проигрыватель квинтет Моцарта. Скоро с другой стороны дома, где Рафаэла, наша горничная, присматривала за детьми до семи часов вечера, прибегут Недски и Барни. Домашний уют! Зверь забрался в свое логово и наслаждался покоем. Я просто расцветал от всего этого; мы были довольны жизнью. Швейцарские зубы и когти показались только тогда, когда наша кошка Дэйн мягко заурчала в душном средоточии джунглей.

– У меня с Диком сегодня был забавный разговор, – начал я. – Я изложил ему идею, посетившую меня на пароме. Тут читал "Ньюсуик"... – И я в общих чертах обрисовал свой замысел.

Эдит оторвалась от своего вязанья, с удивлением посмотрев на меня.

– Кто такой Ховард Хьюз? – спросила она.

– Второй или третий по размеру состояния человек на Земле.

– Тогда он, должно быть, полный придурок. – И она вернулась к свитеру, уничтожив неведомого миллиардера одним философским замечанием.

Я объяснил ей, как мог, – ведь я и сам знал только то, что вычитал из газет, – почему Хьюз такой притягательный, разносторонний и интересует всех вокруг, правда, довольно невнятно изложив, что сама книга будет мистификацией. Вскоре Эдит перестала обращать внимание на мой треп.

– Нет, ну что ж такое! – возмутился я. – Ты вечно жалуешься, что я не разговариваю с тобой. И вот я тут распинаюсь, а что делаешь ты? Вяжешь!

Она неприязненно посмотрела на меня:

– Я не могу понять, знаешь ты этого Хьюза или нет собираешься встретиться с ним или не собираешься. Но в любом случае мой тебе совет: закончи сначала свой роман, это поважнее, чем книга о сумасшедшем миллиардере.

Похоже, вид у меня был несколько удрученный, так как Эдит неожиданно отложила свое вязанье и быстро пересекла комнату, чтобы погладить меня по щеке.

– Закончи роман, дорогой. Если потом ты и напишешь книгу об этом сумасшедшем, то, скорее всего, она будет до краев наполнена розовыми соплями. Понимаешь? Вся правда о Ховарде Хьюзе! Ты говорил, он строил все эти самолеты и бурил нефтяные скважины в Техасе...

– Нет, его отец изобрел буровое долото. Хьюз приехал в Голливуд и поставил фильм "Ангелы ада"...

– Замечательно. Но сделай так, чтобы розовые сопли просто сочились из этой книги. Домохозяйки от этого в восторге.

Я молчал, думая о последствиях. Эдит не поняла сути проекта, но дала мне ключ к нему. Розовые сопли – это одно из ее любимых выражений: несдерживаемое излияние эмоций и сентиментальности, любви и ненависти, надежд и разочарований. Розовые сопли – в нашем случае груз мудрости или, наоборот, ее недостаток в длинной и крайне насыщенной жизни; все капризы и эксцентричные выходки, о которых мог поведать миллиардер-отшельник, глубоко похороненные внутри из-за отсутствия подходящего собеседника. Если мы решимся, Хьюз может стать рупором всех наших взглядов, которые мы с Диком изредка представляли в своих собственных романах, – ведь кому, в конце концов, есть дело до философских вывертов парочки писателей, описывающих дальние страны? Но Хьюз? Я подумал о старом еврее, который как-то сказал мне: "Если ты богат, то ты прекрасен, умен, обладаешь безупречным вкусом и, боже мой, как же прекрасно ты поешь!" Ховард богат, и если мы напишем эту книгу, то сможем запеть...

– Это прекрасно, дорогая, – воскликнул я, – прекрасно...

Но Эдит уже было не до меня. Она увлеклась альбомом с репродукциями Сальвадора Дали. А минуту спустя в комнату с шумом ворвались дети. Недски изъявил желание посидеть у меня на коленях, а Барни незамедлительно направился к клетке Юджина, который уже бурно выражал свой восторг, расшатывая прутья и громко урча.

На следующее утро я проснулся с простудой и температурой. Пришлось провести весь день в постели, принимая множество витаминов и антибиотиков. Только на третий день после моего приезда с Пальмы я смог поехать в студию, где намеревался поработать. Телефон заверещал, как только я вставил ключ в замочную скважину.

Это был Дик. Таким нервным и взвинченным я его не слышал никогда.

– Какого черта? Ты где был? Я тут уже два дня с телефона не слезаю! – Я постарался объяснить, но мне не дали и слова вставить. – Слушай! Нам надо провернуть это дельце!

– Какое дельце?

– Дельце с Хьюзом, идиот!

– Сначала я хочу закончить свой роман, – терпеливо урезонил его я.

– Забудь об этом! Ты всегда можешь написать роман, но вот шанс написать биографию Ховарда Хьюза выпадает только раз в жизни. Если он еще не отбросил коньки, то все равно стар и болен. Представляешь, если старикан откинется до весны? Да ты же сам будешь стонать, причитать и обливаться горючими слезами до конца своей жизни.

– Дик, у меня тут вообще другие проблемы. Эдит пошла в банк забрать мою почту... – попытался встрять я, но не преуспел.

– А если еще кого-нибудь осенит такая же гениальная идея? Ты знаешь, как часто две книги на одну тему появляются в одно и то же время. Хьюз сейчас в моде. Плод созрел, надо только сорвать! Да любой может сделать это, и, если мы облажаемся, ты будешь биться головой об стену до посинения. Теперь послушай... – Он просто фонтанировал, выдвигая один аргумент за другим, почему мы должны немедленно заняться этим проектом, пока наконец окончательно не вывел меня из себя.

– Я не могу сидеть тут и часами слушать твою кретинскую чушь. Я действительно хочу сначала закончить свой роман, к тому же заболел и просто не мог подыскать тебе новое жилище. Почему бы тебе самому не приехать сюда на пару дней? Сможем все обсудить, заодно изучишь рынок местной недвижимости.

Я надеялся, что он приедет через неделю или две, но Дик ответил:

– Замечательно. Вылетаю завтра, утренним рейсом, – и повесил трубку, прежде чем я успел возразить.

Стоял холодный, ветреный день. Порывы дождя били в стеклянную дверь, ведущую на террасу студии. Форментера, самый маленький из Балеарских островов, маячил на горизонте, как серое пятно. Вчера, когда я говорил по телефону, он столь четко вырисовывался на фоне голубого неба, что можно было подсчитать лошадей, разбросанных по берегу, словно кусочки сахара.

Дик, сутулясь, сидел в большом зеленом кресле, положив руки на свои ляжки, постоянно вызывающие у меня в памяти стволы многовековых дубов. Электричество вырубилось, как обычно во время шторма, а бутановая горелка не работала, поскольку в студии кончился газ.

– Я по-прежнему думаю, что нам надо подождать, пока я не закончу свой роман, – решительно сказал я.

– Я думал, мы уже утрясли этот вопрос. В любом случае, – он поднял руку, предвидя мои возражения и прося не перебивать, – сейчас дело не в этом. Давай поговорим о самом проекте. Во-первых, как мы его продадим и кому мы его продадим?

– Ну, если мы все-таки решимся на эту авантюру, то можно попытать счастья в "Макгро-Хилл". – Я заколебался, неожиданно смущенный этим предложением. Они публиковали мои романы на протяжении девяти лет, и, естественно, элементарная логика подсказывала выбрать именно это издательство. У них были деньги, и они знали, что я всегда четко выполняю условия договора, не слишком задерживаясь с рукописью. – Но мне ненавистна сама мысль идти туда с подобной идеей. Они же верят мне. Доверяют.

Дик умоляюще поднял глаза к потолку.

– Идиот, – изрек он с безмерным сожалением в голосе. – Это цена игры.

Я печально улыбнулся:

– Понимаю. Ты меня с ума сводишь. Ладно. Через несколько дней, когда все отойдут после празднования Нового года, я напишу им письмо и между делом замечу, что говорил с Хьюзом, послал ему экземпляр "Подделки!", и тот был просто в восторге. Все достаточно невинно, и ни к чему меня не обязывает. Один шаг, ладно?