Сладкое искушение (ЛП) - Хиггинс Венди. Страница 16

Но это чушь.

Правда, не в моих интересах трубить о том, какой я бессердечный ублюдок. И как хорошо, что она треплется без перебоя. Потому что в моменты, когда она замолкает, мне хочется заняться с ней сексом — свернуть на обочину или прямо по ходу движения пересадить к себе на колени.

А затем, прямо пока мы едем, она бросает в колеса палку, произнеся:

— … я беспокоюсь о тебе.

Ее слова проходят сквозь меня и наполняют ужасом.

— Не говори так, — огрызаюсь я. Меня трясет. Ведь именно этого я и хотел, правда? Чтобы она начала ко мне что-то испытывать. Но я не предполагал, что все так повернется. Стало сложнее, потому что я начал чувствовать то, чего никак не ожидал, типа вины, и не могу понять почему. — Зря ты заговорила о беспокойстве. Ты едва ли меня знаешь.

Она слишком глупа. Слишком открыта. Слишком доверчиво смотрит на меня своими светло-карими глазами. Черт возьми, она должна осознать в какой опасности будет всю оставшуюся жизнь. Ей надо понять, как я живу, что изо дня в день дышу этой опасностью. Ей необходимо потерять девственность, таким образом убедив Князей, что она одна из нас. Если она не вступит в ряды Нефов, Князья ее убьют.

— Ты тоже едва меня знаешь, но все же, — говорит она. — Ты предложил подвезти меня. Ты отвечаешь на мои бесконечные вопросы. Ты не принуждал меня ни к чему и не выдал своему отцу. Я рада быть здесь, с тобой.

Нет. Глупые чувства. Я не позволю этим теплым, медовым речам растопить себя. Крепко сжимаю руль и смотрю на нее.

Господи, какая она напористая. Вопрос за вопросом. И половиной ответов она не довольна. Ей нужен тот самый ответ, который докажет ей, что в глубине души я "хороший парень".

— Почему ты так отчаянно пытаешься убедить меня, что плохой? — спрашивает она.

Совсем как та человеческая женщина, Патти: Анну не удовлетворит ничего, кроме правды. Так что приходится мне ей сказать.

— Потому что тебе лучше меня остерегаться, и не говори потом, что тебя не предупреждали. Я не похож на парней из твоей школы. Вспомни, как тебя тянет к наркотикам. То же испытываю и я, только к сексу.

Ее лицо смягчается в понимании. Точно. Внутри нас обоих живут ненасытные звери.

— Начинаешь понимать? Сейчас объясню еще проще. Пять минут общения и я уже знаю, что нужно сказать девушке, чтобы затащить ее в постель. И ты не исключение, хотя, признаю, вчера вечером я был не в лучшей форме. Одним достаточно пары комплиментов и чуточку внимания. Па других уходит немного больше сил. Я готов на все, чтобы снять с них одежду, после чего делаю так, что они могут думать только обо мне, с кем бы ни были. Мне известны такие тайны человеческого тела, о которых большинство людей даже не догадывается. А уходя, я оставляю их абсолютно сломленными, умоляющими меня остаться. Такова моя природа. И я ни о чем не жалею.

Пока она смотрит на меня с широко распахнутыми глазами, ее ауру разрывает серая вспышка страха. До нее доходит.

— Как раз вовремя, — говорю я.

Нью-Мехико привносит в нашу поездку трепетные пейзажи за окном и еще большее количество вопросов об иерархии демонов и Нефов. С ума сойти, ей почти ничего неизвестно. Ей хочется все узнать, пускай даже кое-какие детали доводят ее до слез. Надеюсь, эти знания помогут ей начать видеть шептунов, которых она должна была видеть уже несколько лет, но, вероятно, из-за своей невинности их не замечает… Ей необходимо понять, что они из себя представляют, чтобы уберечь себя, когда меня не будет рядом.

Когда мы останавливаемся на вторую ночь, к моему удивлению, Анна снова позволяет снять совместный номер. Мой разум сразу заполняют непристойные картинки, и мне приходится выкуривать их оттуда. Больше я голову не потеряю.

Я стою на балконе второго этажа, скрестив руки на груди, пока Анна разговаривает по телефону со своей мамой. И да, я пользуюсь своими способностями, чтобы слышать сквозь стекло. В Джорджии я тоже подслушивал их беседы, и они это знали. Можете придумать мне наказание.

— Просто будь осторожна и не теряй бдительности, — говорит Патти.

Хороший совет. Только у Анны нет "хранителя", который будет постоянно напоминать о бдительности. Она беззащитна, как котенок.

— Ладно. Люблю тебя, — сладким голоском произносит Анна.

— Я тоже тебя люблю.

Анна имитирует звук поцелуя, Патти отвечает ей тем же, и они обе смеются.

Их отношения меня восхищают. Они постоянно повторяют те три слова. И каждый раз, стоит их услышать, я покрываюсь мурашками. Каково это? Знать, что кто-то так к тебе относится, вопреки всему, и готов на что угодно? Из того, что мне известно о любви, — она непостоянна. Люди не борются за нее. Воспринимают как должное. Злоупотребляют. Но это двое… они охвачены любовью.

Я слушаю, как Анна выходит из комнаты, и дверь с тихим щелчком захлопывается. Ее шаги по коридорному ковру. Гудение торгового автомата. Спустя несколько минут она открывает раздвижную дверь и встает позади меня. Интересно, коснется? Я жду этого и хочу. Но вместо этого она подходит и, встав рядом, прижимает к моей руке бутылку холодной воды. Конечно, она и мне купила. Как всегда, заботливая.

— Спасибо, — наши руки соприкасаются, и я думаю о том, чтобы снова ее поцеловать, прямо здесь, в сумерках тусклого света, но знаю, что сейчас не время. В ее ауре сквозит неуверенность. Она и счастлива, и взволнована одновременно, но когда мы вместе прислоняемся к перилам, страсти в ней нет.

Она выглядит мило с хвостом, который утром держался высоко на макушке, а сейчас съехал ниже, всем своим видом показывая, что с него достаточно. Я хочу запустить в него руки, позволить волосам скользить сквозь пальцы и, может быть, схватить покрепче, заставляя ее задыхаться.

Твою мать. Плохой Кай.

Анна слегка вздрагивает и втягивает воздух, и на мгновенье я задаюсь вопросом, может ли она, черт возьми, читать мысли, потому что она оставляет меня, возвращаясь обратно в номер. Я слушаю, как она идет в ванную, и, кажется, роется в моих туалетных принадлежностях. Возможно, хочет одолжить станок, чтобы побрить ноги. Ха.

Я смеюсь и вхожу внутрь. Картина, которую я вижу в ванной, заставляет меня внезапно рассмеяться. Анна Уитт нюхает мой дезодорант.

Услышав меня, она вздрагивает, роняет дезодорант в раковину и визжит. Все это меня забавляет. И заводит. Потому что, да, она прикасается к моим вещам и нюхает их. Ничего не сумев с собой поделать, я смеюсь.

— Ладно, должно быть, это выглядело не очень хорошо, — говорит она, складывая вещи обратно. — Я просто пыталась выяснить, каким одеколоном ты пользуешься.

Интересный поворот событий. Надо же, она все-таки их уловила.

Я скрещиваю руки на груди и возвращаюсь в комнату, пытаясь скрыть то, как меня забавляет эта ситуация.

— Я не пользуюсь одеколоном.

— Ох, — она откашливается. — Просто забудь об этом.

Ага, как же.

— И что же ты почувствовала? — Джинджер рассказывала мне, как пахнут мои феромоны, когда мы были младше, и если Анна распознала именно их, значит, неосознанно раскрыла свои сверхчувства. Я подхожу ближе, ожидая, когда она посмотрит на меня, но она не делает этого. Не страшно. Судя по смеси ее тревоги, волнения, растерянности и страсти, я сильно на нее влияю.

— Не знаю, — говорит она. — Похоже на цитрусовые и хвою, или что-то… как листья и сок деревьев. Сложно объяснить.

Джинджер, сучка, сказала, что я пахну как кислый кумкват и грязь. Думаю, ей просто понравилось слово "кумкват".

— Цитрусовые? Как лимоны?

— Скорее апельсины. И немного лайма.

Ее описание мне нравится намного больше, чем описание Джин. Я отбрасываю волосы с глаз. Ситуация усложняется.

— Ты почувствовала мои феромоны, Анна.

Она пронзительно, нервно посмеивается, словно не верит мне.

— Ох, тогда ладно. Что ж… — Анна пытается покинуть ванную, но я преграждаю ей путь. Мы еще не закончили.