Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга. Страница 79
– Через пару лет, я бы уже не сделал тебе этого предложения.
– Мне двадцать четыре, – говорить о возрасте обычно не принято. О реальном возрасте. Но мне хочется подчеркнуть всю важность этого факта.
– А мне тридцать три, – тут же отвечает он. Взгляда не отводит, смотрит на меня так внимательно, что мне становится неуютно. И немного не по себе.
– Возраст Христа.
Музыка на заднем плане меняется. Я меняю положение ног. Делаю еще один глоток. И все равно не особо слушаю его. Все мои старания по концентрации внимания проходят зря.
На языке вертится вопрос «Где Алина?».
– Мне это чем-то должно помочь? – Олег улыбается, а я наклоняюсь ближе к нему и пожимаю плечами. Говорю ему:
– Не знаю… Может быть, немного взбодрить? Довольно-таки культовая дата.
Можно подумать, что мы с ним много лет знакомы. И разговоры у нас приятельские. Ни о чем. То есть о чем-то, но не очень важном. Хотя возможно это следствие родственных связей. Иногда своей манерой говорить, он напоминает мне Сергея. Вскользь. Мимолетно. Но от этого такое чувство, будто я давно его знаю.
– Аня, – его голос звучит тихо и вкрадчиво. С тихим, спокойным упреком. – Об этом мечтают тысячи девушек. Отнесись серьезно к моим словам.
Мы уже практически шепчемся. Интимно склонившись друг к другу.
– Ты втерся мне в доверие ради этой фигни?
Даже звучит это безрассудно. Но в моем исполнении – довольно-таки иронично.
– Это не хуйня, а контракт на пару миллионов долларов.
– Вот черт, – закатываю к потолку глаза и тянусь за сигаретой.
Съехать с темы – тоже искусство. Которым я, к сожалению, не очень хорошо владею. А вот мастерство пофигизма не запьешь даже тремя бокалами «Май Тая».
С некоторых пор, я насторожено отношусь ко всякого рода предложениям. Особенно, если они слишком хорошие, чтобы воспринимать их серьезно.
– Оглянись вокруг, – я подкрепляю свои слова выразительным жестом. Обвожу ладонью помещение. И вместе с ним окидываю придирчивым взглядом всех присутствующих. И так замираю. С вытянутой рукой. В благоденствующей позе вечного искателя прекрасного. Браслеты на моем запястье брякают, когда я щелкаю пальцами. В надежде вернуть мысль. Мысль не возвращается. Взгляд цепенеет. Сигарета продолжает тлеть.
– Здесь много…
Музыка тише. Воздух гуще. Их двое.
Музыка тише. Сердце в висках. Бьет. В нокаут.
– Здесь много…
Слова в пыль. На языке. Охрипшим голосом.
Сводит под ребрами. Скручивает. Выдыхаю.
– Здесь много…
Их двое. Он придерживает ее за плечи. Легко и бережно. По-хозяйски. Отгораживает от других людей. Улыбается, когда она что-то говорит, наклоняется, чтобы расслышать тихую речь.
Она хрупкая и тонкая. Светится, как прозрачная. Ее губы постоянно шевелятся. Она все время болтает. Поэтому они так близко.
– Здесь много людей, – наконец, заканчиваю я неуверенным шепотом.
Вдвоем они смотрятся хорошо. Чертовски хорошо. Я бы даже сказала гармонично. Уверенные в себе, друг в друге, и в том, что остальной мир их подождет. Такой эффект достигается короткими, поверхностными взглядами, плавными жестами и снисходительными улыбками на красивых лицах.
Рядом с Романовым легко чувствовать себя чуть лучше других. Потому что на людях он ведет себя безупречно. Любая женщина сейчас хотела бы оказаться на ее месте. Так как, оказывается, помимо тяжелого характера, у него есть обаяние. Которым он умеет пользоваться. И демонстрировать. Ровно как свое превосходство и самоуверенность.
В сочетании это дает сногсшибательный результат. От которого сносит крышу.
Господи, убереги меня от скандала. Пальцы сжимаются. С такой силой, что костяшки белеют.
Господи, не дай подойти. Не дай, что-нибудь сказать.
В позвоночнике – стальной прут. И жизненно-важные органы задеты. Выпрямлюсь, чтобы не так больно. И не так глубоко.
Господи, не разреши сотворить глупость. Какую-нибудь бредовую глупость. Со злости. Оставь мои слова при мне. Мою обиду при мне. Мою ревность при мне. Мои слезы при мне.
Романов оборачивается в нашу сторону. Сначала мимолетно, потом с интересом задерживает взгляд на мне. Узнает. Коротко кивает и поднимает в приветствии бокал. Непринужденно. И очень аккуратно. Практически незаметно.
Рука дрожит, но издалека это все равно незаметно. Я в точности копирую его жест. И заставляю себя улыбнуться. Потом делаю глоток и чувствую песок от зубной эмали. Больше я ничего не чувствую. И не слышу. Олег что-то говорит. Дотрагивается до моего локтя, привлекает внимание. С большим трудом переключаюсь на него.
В голове у меня – план отступления. Все прочие мысли гоню прочь.
Прочие мысли – это совершить массовое преступление против человечества.
Но моя культура воспитания не позволяет мне делать подобные глупости.
Глава 30
Я слегка в заторможенном состоянии. Прострации. И неадеквате. Не уверенна, что если встану, то смогу пойти. И откуда только берется эта слабость в коленях? Словно от резкого удара. Когда земля уходит из под ног. За мгновение до падения. За минуту до истерики. Когда кожа горит и перехватывает дыхание. Когда выворачивает. Чуть ли не наизнанку.
С трудом произношу:
– Мы можем позже об этом поговорить?
У меня такие длинные паузы между словами, будто мой мозг зверски захвачен амфетамином. Словно он парализован и скован жуткой дрянью, не дающей свободно выражать свои мысли. В нормальном понимании человеческого восприятия.
– Вернее, мне надо подумать над предложением Алины, – тихо замечаю, не поднимая взгляда. И добавляю растерянно. – Только не отрицай.
Некоторые вещи слишком очевидны.
Для некоторых вещей не нужно подтверждения.
В другой ситуации меня бы обязательно заинтересовали причины данного предложения. Тот самый внутренний смысл, который преследует Алина. Что-то поинтереснее, чем простое желание отправить меня из страны. Что-то более глобальное, чем обыкновенное стремление избавиться от моей персоны. Убрать с глаз. Но так невыносимо корректно, что хочется разрыдаться от признательности.
Потому что деликатность, явно не входит в набор добродетелей Алины.
Я говорю ему, что я кто угодно, но не дура. И способна сложить дважды два.
Мне это вообще ничего не стоит. Так как, если я на что-то не обращаю внимания, это не значит, что я ничего не вижу. И, возможно, хватит уже из меня делать слабоумную идиотку. Я не против, но для всего есть мера. Тем более, когда это становится любимым хобби всех окружающих меня людей.
Допиваю коктейль и говорю ему, что если я вдруг ошибаюсь, тогда ему просто не дают покоя лавры отца. Который имел гарем в личном пользовании.
Какой из этих двух вариантов он выбирает мне все равно. У меня нет настроения разбираться в сложных конструкциях мужского разума. Высшего вселенского разума.
Морозову младшему просто не повезло оказаться сейчас рядом со мной.
И ему приходится меня выслушивать. По его глазам заметно, как он сатанеет от каждого моего слова. Черты его лица заостряются, а губы сжимаются в тонкую линию. Одно только упоминание об отце заставляет его взгляд цепенеть. И крепче сжимать бокал с виски.
Если он вдруг подумал, что мы могли бы стать хорошими знакомыми – не угадал.
Если он вдруг подумал, что мы с Алиной хорошие знакомые – снова не угадал.
Чтобы ему не пришло на ум – все мимо.
Меня останавливает усталый выдох Алины. Совсем рядом. Я даже не замечаю, когда она к нам подошла. Ее ладонь ложится мне на плечо и несильно сжимает.
– Прекрати, Аня. Он здесь не при чем.
Ну, разумеется. Все лишь сторонние наблюдатели.
Ее спокойный голос оказывает на меня тонизирующий эффект. Ее смущенная улыбка действует лучше холодного душа. А еще этот сочувствующий взгляд. И повелительное прикосновение. Алина как бы молча дает знать, что все видела. Что все понимает. И готова оказать поддержку. Ей так и хочется записать нас в одну команду.