Кая. Полукровка (СИ) - Бегун Анна. Страница 115

– Да на кой чёрт мне эти описания и инструкции? – спросил Дин таким тоном, словно я глупость ляпнула. – Принцип понятный, воссоздать историю... ну, потребуется время, конечно, но за вечер управлюсь. Тебе такую же наклёпку на ухо сделать или как?

– А сможешь?

Он вдруг потянулся ко мне рукой, и я невольно отпрянула назад. Ладонь приблизилась к лицу, а потом скользнула чуть в сторону, коснувшись уха.

– Если хочешь, могу серьгу зачаровать.

– Давай, – я быстро сняла серьги и положила ему в ладонь. – Так даже лучше.

Он спрыгнул со стола и, приблизив украшения к лицу, внимательно их оглядел.

– Приходи завтра после ужина, всё будет готово. А тебе зачем вообще?

– Да так, для розыгрыша. А сегодня сможешь?

– Не думаю, мне сегодня надо закончить по проекту кое-что, и вряд ли управлюсь до ночи.

Мысли в голове пронеслись со скоростью молнии. Завтра – поздно, нужно сегодня. Убеждать его – наводить подозрения, надо, чтобы он сам решил сделать быстро. Взять на слабо? Усомниться в его способностях? Или пойти по более простому пути?

Я медленно подняла голову и встретилась с ним глазами. Ореховые добрые глаза, они стали совсем другими после того, как ему довелось принять экстракт плакальщицы. Можно ли было теперь сказать, что я его знаю? Сомнительно.

Глубже. В самый зрачок, утонуть в его глазах, раствориться, стать лёгким дуновением мысли, найти её, ту самую, которая порождает сомнение, которая отвечает за гордость. Я ведь знаю, Дин, тебе важно быть на голову выше остальных. Ростом не вышел, так хоть...

– Только самый выдающийся маг сможет зачаровать серьги за один вечер. Без описаний и инструкций, – медленно проговорила я.

Дин вдруг усмехнулся и, опустив голову, произнёс:

– На меня это больше не работает.

Я поморгала, приходя в себя. Что произошло, почему он не замер, как это бывало всегда? Пришлось сделать вид, что ничего не понимаю.

– Что не работает?

– Эти приёмы ваши.

– О чём ты?

– Да об этом! Когда смотрите в глаза и... и делаете меня послушным мальчиком. Сначала дядя Айк, потом ты, и Мика тоже. Всё, не работает больше! Я избавился не только от внутренних демонов, но и от внешних – тоже. Спасибо, конечно, что ты следила за мной и не дала кого-нибудь убить... но не надо больше решать за меня, хорошо?

Я застыла с открытым ртом. Ощущение было такое, словно на меня вылили таз ледяной воды и привели в чувство. Да как он смеет говорить, что я за кого-то решаю?! Наоборот, это я всегда была жертвой! Я! Это за меня решали все вокруг, а не наоборот. Какое мне-то дело до чужой жизни, со своей бы разобраться!

Пока я лихорадочно перебирала в памяти разные моменты жизни, пытаясь найти доказательство, что Дин категорически неправ, он спрыгнул со стола, достал откуда-то из завалов смятых бумажек книгу и, как ни в чём не бывало, спросил:

– К полуночи нормально будет? Не знаю, куда ты так торопишься, но вряд ли успею раньше.

– Н-нормально, – растерянно кивнула я. – Что-то я не понимаю, о чём ты говоришь...

– Не прикидывайся, – усмехнулся Дин. Он сел на пол, скрестив ноги, положил на колени раскрытую книгу, а серьги – на металлический постамент перед собой. – Помнишь, мне пришло письмо от дяди Айка? Он всё рассказал. И про себя, и про тебя, и про бабулю твою

И снова в голове бешеные скачки. Самой бы знать про себя и про бабулю! Я уже приподняла руку и вдохнула, собираясь признаться, что не представляю, о чём там рассказал дядя Айк, но чувство обиды остановило. Не на Дина, и не на дядю Айка, а просто на весь мир. Словно щепку в океане, меня всю жизнь носит в разные стороны, а я не хочу быть щепкой! Хочу быть кораблём!

– Значит, теперь ты всё знаешь, – произнесла осторожно, старательно не выдавая своей неосведомлённости. – Сам понимаешь, тайны серьёзные, можно и головой за них поплатиться.

Дин поднял на меня глаза. На губах – лёгкая улыбка и ни капли неприязни.

– Конечно, понимаю. И не осуждаю. Но, знаешь, я рад, что больше не подвластен вам.

– Но почему? – я тоже спустилась на пол и присела рядом с ним на корточки. – Что случилось? Как такое вообще возможно?

– Не поверишь, ты же меня и излечила. – Дин сложил руки на Книге и пару мгновений задумчиво смотрел в потолок. – Оказалось, что плакальщица блокирует воздействие, представляешь?

– И что, совсем-совсем ничто не действует? – с сомнением протянула я.

– Откуда ж мне знать? Но у Мики ничего не получилось. Глупая вышла ситуация, надо сказать... Зато теперь я понимаю, что происходило все эти годы.

Я задумалась. В это верилось слабо, но эффект налицо: Дин принимает плакальщицу в качестве лекарства, и теперь не подвластен ментальному воздействию. Это наводило на мысли о природе его заболевания, но сейчас было не до них.

– Значит, вместо экрана можно просто... – пробормотала я.

– Что?

– Ничего. Спасибо, Дин, ты меня очень выручишь! Приду в районе полуночи, да?

Дорога домой вышла длинной. Хотя дойти до своего общежития мне было не более пяти минут, если дважды обойти по периметру территорию Училища, может уйти больше часа. Слова Дина не давали покоя: неужели я действительно манипулирую людьми? Приходилось признать: способность воздействовать на чужой разум была слишком соблазнительной, чтобы ей не пользоваться. Это в некотором роде власть – возможность получить желаемое с минимальными трудозатратами.

Но разве я использовала её во вред? В роли ведьмы мне приходилось прибегать к этой силе регулярно, чтобы улучшить жизнь зависимым от меня людям. Кого-то заставить сесть на диету, кому-то привить привычку чистить зубы по утрам. А кого-то отправить мириться с собственной женой. Жизнь в Молотушках протекала спокойно, и во многом благодаря местным ведьмам. Так разве же моя сила была вредна деревенским жителям?

На ум пришёл Рю. Если в моей власти была всего лишь небольшая деревня на пару сотен голов, то в его – целое королевство с тысячами жителей. И за каждого он несёт ответственность. И вынужден принимать решения во благо всего королевство.

Но иногда всеобщее благо оборачивается трагедией для кого-то конкретного.

Однажды нам с бабушкой пришлось закрыть в подвале тяжело больного человека. Шансов излечить его почти не было, а вот уничтожить всю деревню этой заразой – запросто. Он стонал двадцать три дня. Бабушка изредка заходила к нему, надев на себя плотный балахон и маску из лёгкой древесины, чтобы накормить несчастного и дать ему лекарство. Которое, впрочем, облегчения не приносило. Утром двадцать четвёртого дня он затих. Тело пришлось сжечь. Никаких прощальных ритуалов и похорон – лишь бы избавиться от заразы.

Чуть позже бабушка умерла от той же болезни. Осознав, что тоже больна, она отправила меня к Агате, велев возвращаться через месяц. Вернувшись, я обнаружила дома только её бездыханное тело, её же руками запертое в подвале. Рядом стояло несколько бутылей с водой, мешок сухарей и миска с заплесневевшей жижей: пока лихорадка не сгубила её, она бросала сухари в воду и питалась получившейся кашей.

Тогда мне было слишком горько, чтобы понять её поступок. Она пожертвовала последними днями того мужчины, а потом и своими собственными – ради того, чтобы сохранить жизнь всем остальным.

От этих мыслей за грудной клеткой неприятно тянуло, и хотелось выть, словно раненый зверь.

– Кая, вот ты где! – послышалось откуда-то сбоку, и я обернулась. Сквозь крупные хлопья снега ко мне бежала раскрасневшаяся Агата, размахивая рукой в крупной рукавице. Снежинки осели на её волосы и ресницы, превратив девчонку в сказочного персонажа. – Повсюду тебя ищу! Говорят, в городе люди пропадают, а ты как ушла после обеда, так тебя никто и не видел. Куда ходила?

Я растерянно смотрела на неё. Конечно, было очевидно, что она будет говорить со мной, особенно после того, как я своими руками разбила связующий шар. Что ж, по крайней мере, она не сможет быстро доложить, а значит, у меня есть немного времени.