Разоблаченная (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 18

‒ Итак, в действительности я опять вернулась в начало. Ни семьи, ни личности. Ничего, что бы принадлежало мне.

Логан вздыхает.

‒ Полагаю, что да. Наверное, вся эта информация ничего хорошего тебе не принесла? ‒ Его слова звучат горько.

Я понимаю, что была ужасно неблагодарна.

‒ Логан, прости, я не хотела пренебречь информацией, которую ты мне раскрыл. У меня есть имя. Я знаю имена родителей. Это такой подарок, за который я вовек не смогу отблагодарить тебя. ‒ Я кладу свои руки на его, которые держат чашку кофе.

Он пожимает плечами, показывая жестом, что в этом нет ничего такого.

‒ Ничего особенного.

‒ Правда? Знать собственное имя?

Его взгляд встречается с моим, и его неистовые ярко-голубые глаза буквально протыкают меня.

‒ Это имеет значение в такой степени, какой хочешь ты. Имеет значение, если ты будешь им пользоваться. Из этого ты создаешь личность, Икс, Изабель, как хочешь, называй себя. Ведь это так? Как хочешь именовать себя. Кем ты хочешь быть. Все мы ищем себя, не правда ли? Я имею в виду, что всю жизнь мы ищем смысл, ищем суть. Что имело бы вес. Вот почему люди выпивают или принимают наркотики, или играют в азартные игры, или накалывают татуировки на всем теле, или занимаются искусством, или играют на каком-то инструменте в группе, или пишут книги, или спят с разными людьми каждую ночь. Чтобы выяснить, кем являются в действительности.

Для некоторых личность кроется в их корнях. Я имею в виду, там, где я вырос, я знал людей, которые всю свою жизнь жили в Сан-Диего и никогда оттуда не уезжали. Их родители переехали туда, и они там родились, и никогда не покидали город. Их отец был юристом, и поэтому они пошли по его стезе. Все просто, для них. Возможно, это немного, но это то, кем они являются. Для других это сложнее, не так ли? Мне пришлось самому выбирать свой путь. Мне пришлось решить, что я хочу сделать с собственной жизнью.

Хотел ли я быть гангстером, наркоторговцем, преступником? Хотел ли закончить жизнь, будучи убитым, или в тюрьме? И я стал механиком в армии. Затем стал охранником, солдатом. А затем превратился в ничто. Я получил ранения, лежал в госпитале без прошлого и перспективного будущего. Мне пришлось начать все сначала. Пришлось заново решить, чего я хочу. Кем хочу быть. Мне всегда нравилось созидать, работать руками, быть деятельным. Поэтому я начал покупать недвижимость для последующей перепродажи, ‒ он положил руки ладонями на стол, и я не смогла удержаться, чтобы не уставиться на его руки, на линии, появившиеся на коже от воздействия солнца и ветра, на грубость кожи.

У него такие большие, сильные и «золотые» руки. Крепкие, как скалы, грубые, как шлакоблоки.

‒ Я срывал старое напольное покрытие, обдирал стены и срывал все шкафы. Оголял дома до шляпок гвоздей, до каркаса. И обновлял их: строил новые стены, делал новые шкафы, новые полы. Я делал их красивыми, а затем продавал. И превратил это дело в прибыльный бизнес. Это моя личность. Я создаю. Я строил дома, а теперь создаю бизнес и продаю его. Что-то похожее на то, что я делал с домами, но теперь это касается целых компаний.

‒ Ты заново построил свою личность.

Он кивает.

‒ Не один раз.

‒ Как у тебя это получается? Как ты восстанавливаешь личность?

‒ Полагаю, нужны мужество и целеустремленность. Как и все остальное в жизни. Я имею в виду, смотришь на свою жизнь и умения и решаешь, что тебе нравится, что кажется правильным, и следуешь туда, куда все это ведет.

Я смотрю вниз на скатерть.

‒ Не знаю, способна ли на такое. Жизнь, которая у меня есть, не идеальна, но я знаю лишь такую. И это все, что есть у меня. Все, что когда-либо было. То есть да, ты рассказал мне, что у меня были родители, и что я ходила в школу, но куда это меня приведет от этой отправной точки? Как это мне поможет понять, что делать с Калебом?

Я не собиралась задавать последний вопрос, он просто соскочил с языка.

‒ Я не могу решить за тебя. Ты должна решить все сама. ‒ Он не смотрит на меня.

‒ Прости, Логан. Я не намеревалась вспоминать о нем, когда я с тобой. Но такова реальность моей жизни. Знаю, что ты считаешь его плохим, и есть кое-что в нем и его жизни, что не нравится и мне. То, что, чем больше я узнаю о нем, тем сильнее мне становиться с ним дискомфортно. Но он был рядом с тех самых пор, как я очнулась, Логан. Он вернул мне мою личность, то немногое, что у меня есть. Он был рядом со мной каждый день, когда я училась заново ходить и говорить. Я начинала с нуля. Я имею в виду, что основное вернулось довольно быстро, но вот мышцы были атрофированы, и та часть мозга, которая отвечала за речь, была повреждена, поэтому мне пришлось заново учиться и ходить, и говорить. Первые два года моей жизни после пробуждения я провела на физиотерапии и логопедическом лечении. Я не могла самостоятельно одеваться и есть. И Калеб был рядом. Он дал мне все, что у меня есть. Я не могу свести на нет все это только лишь потому, что ты плохо к нему относишься.

Логан вздыхает:

‒ Я не пытаюсь сказать, что он зло или что-то подобное, я просто... ‒ Он замолкает, потирает лицо обеими руками и опять начинает говорить. ‒ Ты когда-нибудь спрашивала себя, почему он так поступил?

‒ Именно он нашел меня.

‒ Так утверждает он. ‒ Логан стучит указательным пальцем по столу. ‒ Но он также говорил, что было нападение с целью ограбления. Разве не это ты мне рассказывала? Факты говорят обратное. Я видел полицейские отчеты. Видел фотографии машины, отчеты о шестнадцатилетней девушке без сознания и без реакций, с тяжелой черепной травмой. Видел медицинскую экспертизу, в которой говорилось, что ты могла не очнуться.

‒ Зачем он солгал? ‒ спрашиваю я.

‒ Не знаю, ‒ отвечает Логан. ‒ Не знаю. Этот вопрос нужно адресовать ему, и на него я не могу дать ответ.

‒ Не знаю, смогу ли я. ‒ У меня опять кружится голова.

В груди становится тесно. Кажется, что стены сжимаются надо мной. Задняя стенка кабинки словно имеет руки, которые каким-то образом хватают меня за горло. Окружающий мир кружится.

Ложь. Правда. Фальсификация. Факты.

Все это смешивается, словно дым от свечи кем-то задутой. Смешивается, смещается, контуры растекаются.

Я встаю, выхожу из кабинки, мои ноги заплетаются. На улице сейчас утро. Солнечные лучи пробиваются между крутых стен зданий, таким образом образуя широкую дорожку золотистого света, струящуюся на улицу, на тротуар, обхватывая меня. Я иду, спотыкаюсь, оступаюсь и бегу.

Я не могу дышать.

Не могу видеть. Это не паническая атака, это... что-то похуже. Мое сердце грохочет и неистово бьется, и я падаю. Я умираю? Возможно, это было бы не так уж и плохо.