Их любовник (СИ) - Богатырева Татьяна. Страница 22

«Согрей меня», — просили его руки, то неуверенно ласкающие напряженный живот, то отталкивающие кого-то невидимого, то ищущие опоры. «Согрей меня», — требовали искусанные губы и сжатые колени, изломанные плечи и упрямо вскинутая голова.

А потом… потом он на миг замер, словно его выключили посреди очередного завораживающе-ломаного па, дрогнул, снова посмотрел на меня — и с каким-то открыто-беззащитным лицом уронил джинсы себе под ноги, вышагнул из них обнаженным, возбужденным и, не отпуская моего взгляда до последнего, рухнул… нет, не рухнул — стек, обвалился, словно его подсекли. Сначала на колени, затем — ниже, еще ниже, борясь до последнего с неумолимой силой, пригибающей его к земле, и держась за мой взгляд, как за последнюю соломинку…

И на последних звуках песни закрыл глаза и уронил голову. Сдался. Покорился. И лишь сгорбленные лопатки торчали, как не развернувшиеся крылья падшего ангела… боже, какой же он! Больной ублюдок!

— Охереть… — восторженным шепотом прокомментировала Анжелка, шагнула к столу и коснулась его плеча.

Бонни даже не вздрогнул, лишь ресницы неуловимо шевельнулись.

За Анжелкой последовали Ната и Лариска, они тоже трогали Бонни, явно уже плохо соображая, где находятся и кто все эти люди вокруг. Еще бы. Они же — не статуя Свободы.

Бросив взгляд на Катьку (с трудом — оторваться от Бонни сейчас было равно подвигу), я увидела еще одну невероятную картину. Катька стояла, вцепившись обеими руками Олежеку в волосы, а он гладил ее ноги под юбкой и терся щекой о самое интересное место, при этом безотрывно глядя на Бонни… то есть до тех пор, пока Наташка не загородила ему весь обзор.

Ладно, не буду подсматривать, Катькин шаблон сдался, и слава богу.

Я шагнула к столу, положила ладонь Бонни на загривок.

— Мне понравилось, — прозвучало низко и хрипло.

Еще бы. Я сама горела и плавилась, но пока не могла себе позволить отключить голову.

Бонни чуть дрогнул, повернул голову ко мне и открыл глаза, горящие возбуждением и протестом. Вызывающе улыбнулся, почти оскалился.

— Я рад, что угодил вам, Мадонна.

Меня обожгло волной злости. Бог мой, как же он талантливо нарывается! Так и хочется врезать по этой его ухмылочке, и чтобы он потом слизывал капли своей крови с моих пальцев… Вот как, как ему удается?! Я же разумная, взрослая женщина, я не поддаюсь на нижнее доминирование… не поддаюсь! Даже если ты — больной на всю голову гений Бонни Джеральд!

Еще бы понять, на что именно ты нарываешься, Бонни. Вряд ли на скандал, ты слишком возбужден для этого. На порку? На публичный секс? Или так хочешь убедиться в том, что я бешеная сука, что провоцируешь пустить тебя по рукам? Чертов ублюдок, что творится в твоей голове?!

Чувствуя себя канатоходцем над ареной с голодными тиграми, я толкнула его в плечо, веля перевернуться. Бонни обжег меня злым взглядом, но послушался — к радости девчонок.

— Руки за голову, — велела я, стараясь не слишком коситься на подружек, похожих на обнюхавшихся валерьянки кошек.

Повернулся Бонни так же артистично, как и раздевался. Напряжение, покорность, ожидание и провокация — и самым выразительным акцентом каменный стояк. Ну да, кто бы сомневался, что мистер Больной Ублюдок прется от шоу больше всех прочих, вместе взятых! И косится на меня, буду ли я ревновать от того, что Анжелка уже гладит его по животу, подбираясь к члену?

Не буду. Не дождешься. Но и делиться не буду.

Оглянувшись на блондинчика и мулата, выжидающих в сторонке, я кивнула на девчонок. Дважды просить не пришлось — оба тут же включились в игру, и шаловливые пальчики Анжелки быстро отлипли от Бонни. Правда, прежде чем позволить блондинчику усадить себя на край стола, она обернула на меня, подмигнула и бросила:

— Тишка — жадина!

Ларке и Нате уже было не до того, их как-то очень быстро занял собой Тамерлан.

— Собака на сене, — поймав мой взгляд, насмешливо шепнул Бонни и потянулся, играя проступившими мышцами.

— Ты не заслужил сладкого, гадкий мальчишка, — я правой рукой погладила его по губам, позволила лизнуть и прикусить свой палец.

— А что же я заслужил, мадонна?

— Пока — ничего, — левой рукой я провела по его груди и ущипнула за сосок.

Бонни замер на миг, его глаза затуманились, а когда мои пальцы легко пробежались вниз по его животу, он задышал быстрее. Но глаз не закрыл, так и продолжая смотреть на меня с вызовом.

Мне безумно хотелось поддаться и трахнуть его. Сейчас же, прямо на этом столе. Останавливало только одно: сукин сын добивается, чтобы я потеряла голову. Не знаю, зачем, и знать не хочу, но вертеть собой не позволю. Сегодня я сверху.

Огладив его по лицу вверх и запустив пальцы ему в волосы, я велела:

— Оближи, — и нажала пальцами левой руки ему на нижнюю губу.

Я и чуть не кончила только от того, с каким выражением глаз он взял мои пальцы в рот. Пожалуй, сейчас я страшно завидовала Кею. Все по Фрейду, да. У Кея есть член, и он может трахнуть Бонни в рот. Нежный, горячий и податливый рот чертова ублюдка-провокатора. Зато… зато я могу трахнуть его в мозг даже лучше, чем Кей. А от этого ублюдок прется еще сильнее.

Нежно-нежно улыбаясь и глядя ему в глаза, я влажными пальцами спустилась по его животу, коснулась члена, яичек и легко похлопала по внутренней стороне бедра. Он развел ноги, согнув в коленях. В его глазах вызов сменился жаждой, он рвано дышал ртом, грудь ходила ходуном, мышцы живота напряглись. А я, скользнув пальцами дальше, склонилась к его губам… и спросила:

— Ты чистый?

— Конечно, мадонна, — низким, хрипловатым голосом Эсмеральдо, от которого мурашки бегут по всему телу, а мозг расплавляется и стекает горячей волной прямо в пах.

— Хочешь, чтобы я отымела тебя сейчас? — так же низко и проникновенно.

— Да… все, что хочешь ты, Мадонна, — и ведь не врал, сукин сын.

— Я хочу, чтобы ты пошел на сцену и спел, — не меняя интимных интонаций, сказала я и просунула палец в него. — Сейчас, dolce mio.

Он тут же подался мне навстречу, замер, широко распахнув глаза, в которых плескалось желание. И таким же интимным шепотом ответил:

— Да, мадонна.

Отпустив его волосы и убрав руку с его паха, я чуть отстранилась, и он сел на столе, все так же не отрывая взгляда от меня. Завороженного, жадного и какого-то беззащитного, словно не он только что нарывался и провоцировал. А я вдруг подумала: он что, так и пойдет через весь зал голым? Ведь может, сукин сын! Ни малейшего движения, чтобы взять свои джинсы или рубашку! Просто встал, улыбнулся с легкой безуминкой — и пошел к двери из ложи. Голым.

Черт. Черт! Его же… я же… нет, я не готова к такому, это — не «Зажигалка», его же тут порвут на лоскутки…

— Стой, — велела я, когда он уже коснулся двери.

Он замер, но не обернулся. Зато обернулась я, все же мы не одни… Впрочем, зря я о чем-то волновалась. Девочки были заняты настолько, что уже почти не обращали внимания на нас. А я… а я почувствовала, как краснею. Хорошо, что Бонни этого не видит.

Прихватив со стола его джинсы и свою сумочку, я подошла к нему и сунула джинсы ему в руки. Он ничего не сказал, боже упаси! Вот прямо примерный саб! Только спиной выразил все, что думал — а думал он что-то вроде «два-один в пользу Сицилии, оле-оле-оле!».

Ага. Щас.

— Ладно, — я погладила его по спине, задержала ладонь на упругих ягодицах. — Не такой уж и скверный мальчишка, заслужил конфетку. Наклонись.

И, с удовлетворением глядя на выражающую удивление и предвкушение спину, достала из сумочки второй заблаговременно припасенный ништячок. Пробку-вибратор, увы, без ромашки на конце, зато изрядного размера. Ровно такого, чтобы ему было не слишком больно ее принять и не вышло о ней забыть, пока она внутри.

Смазав ее гелем (и надеясь, что подружкам сейчас не до нас), я сначала провела кончиком между его ягодиц, а потом резко втолкнула пробку в него. Бонни резко выдохнул, на миг напрягся — и тут же расслабился, тихо-тихо простонав что-то матерное.