Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть? - Мойес Патрисия. Страница 7

— Хорошо. Что еще вы сделали?

— Позвонил главному редактору — некой мисс Марджери Френч. Швейцар дал мне ее номер. Она скоро подъедет. Я решил, что так будет лучше всего.

— Очень разумно, — отозвался Генри. — Есть информация о ближайших родственниках?

— Пока нет. Думаю, мисс Френч должна знать. Я счел за лучшее не трогать ее сумочку и все остальное до вашего прихода.

Лифт плавно остановился на пятом этаже. Генри вышел из него и осмотрелся.

Дом XVIII века, в котором располагалась редакция «Стиля», изо всех сил пытался сохранить свой прежний вид. На первом этаже очаровательный холл оказался зажат между стеклянными входными дверями и освещенной неоновым светом бухгалтерией. Здесь, на пятом этаже, в редакции внешний вид поддерживался в передней части здания, выходящей на Эрл-стрит и «Оранжерею».

Генри обнаружил, что стоит на темно-лиловом ковре, в коридоре, с большим вкусом облицованном полированным деревом теплого золотистого цвета. Прямо перед ним были две двери, украшенные резьбой, сочетающейся с облицовкой коридора. На обеих дверях виднелись скромные таблички в позолоченных рамках. На правой значилось «Мисс Хелен Пэнкгерст, заместитель главного редактора», на второй — «Мисс Тереза Мэннерс, редактор раздела моды». В конце коридора, там, где он сворачивал под прямым углом, виднелась такая же дверь с табличкой, гласившей: «Мисс Марджери Френч, главный редактор». Дверь напротив нее, справа от Генри, была оформлена проще, деревянная табличка на ней прямо и коротко заявляла — «Мода».

Даже стоя у лифта, Генри мог видеть, что там лиловый ковер и заканчивается, уступая место простому бетонному полу и выбеленным стенам. За кабинетом главного редактора простое и функциональное объявление, снабженное стрелкой, гласило: «Студия сюда». Под ним, на другом листе картона, было написано с некоторым ехидством: «Художественный отдел. Входить строго-настрого запрещено, какой бы у вас ни был повод». На двери с табличкой «Мода» висело еще два объявления, прикрепленных клейкой лентой: «Курьерам и моделям на подгонку вещей сюда» и «Входите без стука. Если постучите, вас все равно никто не услышит».

Сержант откашлялся и произнес, как будто извиняясь:

— Она там, сэр. В своем кабинете.

— Расскажите мне, — попросил Генри, — об этой ночной работе. Полагаю, она имела к ней отношение.

— Мне удалось выяснить не так уж много, — признался сержант, — вам придется спросить мисс Френч. Швейцар сказал, что они работали над каким-то специальным выпуском, посвященным парижской моде. Он не знает, кто именно тут оставался, но говорит, что обычно это те, кого он называет большими шишками. По всей видимости, эта бедная девушка как раз все и писала, так что она всегда оставалась тут на всю ночь и утром вручала конверт нашему юному другу внизу. Остальные, должно быть, ушли домой раньше. Это все, что я могу вам сказать.

— Что ж, ясно, — произнес Генри. — Теперь давайте взглянем на нее.

Он открыл дверь кабинета Хелен и вошел внутрь.

Существует мало вещей, которые привлекают внимание больше, чем труп посреди небольшой комнаты. Тем не менее, когда Генри вошел внутрь, первое впечатление на него произвела не сама Хелен, а невероятный беспорядок, царивший в кабинете. Достаточно было бы одних столов — оба, принадлежавший Хелен и, по всей видимости, ее секретарю, были полностью погребены под лавиной бумаг, как будто кто-то рылся в стеллаже и разбросал все, что в нем лежало, по кабинету, как опавшие с деревьев лепестки цветов. Но еще больший беспорядок царил под столом Хелен, где пол был усеян белыми и розовыми предметами женского белья, переплетениями нейлоновых чулок, а также усыпан разбросанными блузками, свитерами, расческами и бусами. Все это, по всей видимости, изверглось из недр чемодана, который сейчас стоял пустым посреди этого хаоса. Коробка с пудрой раскрылась, и вся комната была покрыта розовой пылью, в воздухе стоял тяжелый, удушающий запах, который источала разбитая бутылка духов с парижской наклейкой. Царившие жара и духота сделали и без того тяжелые духи совершенно невыносимыми. Генри слегка замутило.

Посреди всего этого беспорядка Хелен Пэнкгерст лежала на столе, опустив голову на пишущую машинку. Несмотря на искаженные черты лица, Генри понял, что женщина обладала впечатляющей внешностью. Ее темные волосы были уложены искусным парикмахером, а стройную фигуру не скрывала серая юбка простого кроя и пушистый белый свитер, придавая ту элегантность, которая отмечала всех сотрудников «Стиля». Ее туфли на тонких каблуках были сшиты из темно-серой замши, мягкой, как перчатка, одну из них Хелен скинула в агонии, и теперь она лежала под столом рядом с серой сумочкой. На столе лежали очки в украшенной стразами оправе, одна из линз была разбита. Пальцы левой руки Хелен все еще лежали на клавишах, а в правой она сжимала ручку разбитой бело-голубой керамической кружки, из которой на розовато-лиловый ковер с коротким ворсом пролился чай. Старый красный термос стоял на краю стола.

— Воняет тут, правда? — заметил сержант. — Сдается мне, что док был счастлив отсюда убраться. Думаю, он ждет вас в соседнем кабинете.

Генри кивнул с отсутствующим видом. Он смотрел на руки мертвой женщины. Они контрастировали со всем ее обликом — хорошей формы, но крепкие, с короткими ненакрашенными ногтями. Руки, привыкшие к работе. Генри заметил, что она не носила колец на левой руке, но на безымянном пальце правой виднелось тонкое золотое кольцо с сентиментальным узором из двух переплетенных сердец. Безделушка, которую во времена королевы Виктории можно было купить за несколько шиллингов и которая сейчас продается в антикварных магазинах по завышенной цене.

Генри переключил свое внимание на машинку. Ее клавиши покрывала тонкая пленка розоватой пудры. На все еще зажатом в ней листе было напечатано: «Чернильно-синие розы, разбросанные по белому, оттенка мела, шелковому муслину придают особую драматичность…». Здесь текст обрывался. Генри стало ясно, что молодому человеку внизу придется долго ждать вестей из Парижа. Он очень осторожно вытащил пробку из термоса, предварительно обернув ее носовым платком, несмотря на то что на ней виднелись следы порошка для снятия отпечатков пальцев. Он понюхал остатки чая и не был удивлен, когда почувствовал сильный запах горького миндаля.

— Ну что ж, — сказал он, — это не оставляет сомнений в том, что именно произошло — цианид в термосе с чаем. Разумеется, чай еще предстоит отправить на анализ, но я и так чувствую запах. — Он вернул пробку на место. — Фотографы и эксперты собрали необходимую информацию?

— Да, сэр.

— Тогда можете унести бедную девочку, но не трогайте больше ничего. Я пойду поговорю с доктором.

— Он там, сэр. В кабинете главного редактора. — Сержант кивнул на дверь между кабинетами.

— Хорошо. Кстати, когда сотрудники начнут появляться, не разрешайте им подниматься наверх. Не думаю, что мы можем вот так остановить работу редакции, но я хочу сначала как следует здесь осмотреться. И скажите тому несчастному молодому человеку, что ему сильно повезет, если он получит свой конверт сегодня.

— Хорошо, сэр, — ответил сержант с некоторым удовлетворением.

Генри прошел в соседний кабинет и поразился контрасту, производимому помещениями. Этот кабинет был намного больше, не загроможден предметами и представлял собой красивое просторное помещение с недавно окрашенными лимонно-желтыми стенами и темно-фиолетовым ковром на полу. Вся обстановка состояла из огромного стола со столешницей, покрытой кожей, еще одного — поменьше, деревянного, на котором стояла зачехленная пишущая машинка, и нескольких кресел. Шкафчики для бумаг были и здесь, но не бросались в глаза. Что притягивало взгляд, так это одна из ранних литографий Пикассо над столом, набросок костюма, сделанный Бераром, оправленный в рамку (на нем художник оставил дарственную надпись «A ma chere amie, Margery» [3]), и карикатура Форена. Все остальное было идеально чистым, аккуратным и создавало исключительно рабочую обстановку, вплоть до свежезаточенных карандашей и стройного ряда разноцветных шариковых ручек. Эта комната представляла собой идеальный кабинет главного редактора, но выдавала то, что ее владельцем была женщина. И женщина со вкусом.