Клетка (СИ) - Рейвен Елена. Страница 31

— Да! Да-а-а! — я напрягаюсь, стараясь ещё теснее прижаться к нему, чувствуя быстро приближающийся оргазм.

— Хорошо, — и он отстраняется и поднимается в полный рост, а после отходит в огромному стеллажу, на котором разложены и развешаны всякие секс-игрушки.

— Ты… ты… негодяй! — я снова дергаюсь, ощущая, как эйфория предоргазма покидает моё тело, сменяясь бешеной яростью. — Ненавижу тебя!

— Не бросай напрасных слов, Ева, мы только начали, ты же не ожидала, что я дам тебе сразу же кончить от кунилингуса?

Его обращение охлаждает мой пыл, он уже дважды назвал меня Евой, словно разграничивая таким образом то, что было в его доме и что происходит здесь. Клиент и его шлюха — вот каковы наши нынешние взаимоотношения.

— Что-то ты притихла, — Ворошилов оборачивается через плечо, и я вижу в его руках плетку с множеством кожаных ремешков. — О чем задумалась?

— О том, что будет дальше, милый, — медовым голосом отзываюсь, не сводя взгляда с его лица, и ликую внутренне, заметив, что мужчина нахмурился.

— Надо бы поумерить твою неуместную язвительность, — он кладет плеть на место, а сам направляется ко мне, чтобы спустя пару мгновений натянуть мне на лицо маску. Всё погружается в полнейшую черноту, но отсутствие зрения обостряет другие чувства. Я слышу, как он дышит, как ходит вокруг меня, а его прикосновения словно рождают пламя в теле. Представляю, что он касается меня и высекает искры. И так увлекаюсь этими фантазиями, что удар плетью, словно жалящие пчелы, становится для меня полнейшей неожиданностью. Со свистом втягиваю воздух. За первым ударом следует второй, и на этот раз я слышу шелест прямо перед касанием плети моего тела. Странно, но боль совсем не такая, какую можно было бы ожидать. Мягкие языки кожи будто оплетают, и лишь концы причиняют боль.

— Ты шлюха и будешь наказана за своё поведение, — слышу его злой голос в ухе, хотя он не рычит и не орет, но тем больше я боюсь. Особенно, когда он так разговаривает со мной.

— Саша… — прошу я, но слышу, как он отходит от меня.

— Я для тебя не Саша, — мужчина возвращается, и я вскрикиваю, когда он цепляет на мои напряженные соски зажимы.

Эти игрушки мне знакомы, Андрей любил развлекаться, надевая их себе и прося меня дергать за них во время секса. Но на себе я чувствую их впервые. Соски горят и пульсируют, но мужчина на этом не останавливается. В комнате раздается жужжание. Дергаюсь, когда он ведёт вибратором по руке до подмышки и дальше, задевая грудь и в конце касаясь зажима, лишь усиливая пульсирующую боль. Но внезапно я чувствую совершенно другую пульсацию. Промежность словно судорогой сводит. Мой мучитель проделывает те же манипуляции с другой рукой и грудью, я же сжимаю бедра сильнее. Прикусываю нижнюю губу, чтобы не застонать в голос, но Ворошилов это замечает.

— Тебе нравится? — его язык проходится по моим губам, заставляя меня разжать зубы.

— Да-а-ах, — моё тело снова дрожит, приближаясь к оргазму, но вместо того, чтобы дать мне желаемое, Мамба опять заставляет меня трепетать на грани оргазма. Я уже готова разрыдаться, когда слышу шорох где-то слева от себя, а после чувствую его обнаженное тело рядом со своим. Маска остается на глазах, когда мужчина подхватывает меня за бедра и входит на всю длину. Утяжеленные зажимы на сосках при каждом толчке качаются и тянут за собой, ещё сильнее продлевая моё болезненное наслаждение.

— Я не желаю видеть тебя с другими! Никогда! Ты! Только! Моя! — каждое слово сопровождается толчком, на что я отвечаю криками наслаждения.

— Да-да-да! — кажется, меня сейчас просто разорвет от напряжения, но мужчина не останавливается, и когда думаю, что сейчас умру, он срывает зажимы, и кровь, прилив к соскам, служит кульминацией экстаза.

Распадаюсь на миллиарды и миллиарды кусочков. Темная маска на глазах создает обманчивое ощущение смерти. Он действительно убил меня. Только не так, как я думала вначале. Ещё один толчок — и Саша содрогается в оргазме, я чувствую это по горячей жидкости на своем лобке. Мужчина вжимает меня в крестовину, тяжело дыша в шею. Проходит минута, а может, десять, и Мамба отстраняется от меня, но не отпускает и лишь снимает маску с лица. А после целует в губы, так нежно и трепетно, что у меня ком встает в горле. Молча наблюдаю, как он освобождает мои кисти от кожаных ремней, целуя покрасневшие запястья. Я по-прежнему молчу, просто потому что не знаю, как реагировать на него теперь и чего ждать. После Саша кутает меня в халат и, прихватив моё платье, выводит из комнаты и с цокольного этажа. Мы минуем випы и большую сцену, через служебный ход попадая в гримерку.

— Я подожду, пока ты переоденешься, и поедем домой, — с этими словами мужчина уже разворачивается и направляется в коридор.

— Нет, — смотрю на своё отражение и не узнаю. Эта незнакомка с безумными глазами — явно не я.

— Что, прости? — он разворачивается и возвращается в гримерку.

— Я не поеду с тобой никуда.

— Василиса, не глупи, — он делает шаг и опускает руки мне на плечи, но я выворачиваюсь.

— Не прикасайся ко мне.

Воспоминания того, что было внизу накатывают, будто цунами, сметая всякую выдержку. И реакции моего тела доказывают, что я действительно шлюха и такие уроды, как Андрей, мой отчим и другие, что были в “Антраците” сделали из меня психически ненормальную шлюху. Такую, которая заводится, когда её щипают, лупят плетью и трахают, словно животные.

“Но ни с кем из них ты так не наслаждалась процессом, как с этим мужчиной, — шепчет в голове противный голос, — так к чему притворяться и винить других?”

— Лисёнок мой, — он сжимает меня руками, даже несмотря на слабое сопротивление. — Хочешь, я помогу тебе одеться?

— Нет, — но я не вырываюсь, прекрасно понимая и признаваясь себе, что здесь, в этих руках я чувствую себя защищенной, несмотря на всё произошедшее сегодня.

Спустя тридцать минут я сажусь в его машину и невидящим взглядом смотрю в темноту ночи. Саша так же молча садится на водительское сиденье и заводит мотор, выезжая с парковки. Почти всю дорогу мы молчим, и только когда он въезжает на территорию поселка, я не выдерживаю.

— Зачем ты это сделал?

— Потому что не мог смотреть, как ты с такой легкостью пошла с этой тварью Ерошиным.

— Я же говорила, что не могу распоряжаться своей жизнью, пока надо мной висит этот долг.

— Но я ведь предложил выход, — мужчина останавливается возле ворот и открывает дверь. — Ты отказалась.

— И я объяснила, почему.

— А я сказал, что никто не будет спать с тобой, кроме меня. И это не изменится.

— Ты не можешь всё контролировать.

— Могу, ведь выманить этого урода из випа оказалось не так уж сложно.

— Так это ты звонил?

— Нет, но это и не важно. Я никому не позволю брать моё.

Мужчина захлопывает дверь и идет открывать ворота, а я же сижу в салоне и перевариваю его слова. Спрашивать, что он подразумевает под словом “моё”, я не хочу, чтобы ещё раз не нарваться на отказ. Ворошилов возвращается и, заехав во двор, выключает двигатель, а после разворачивается ко мне.

— Я заплатил сегодня за наше “свидание”, - Мамба выходит из машины и, прежде чем захлопнуть дверь автомобиля, огорошивает меня признанием: — Так что теперь ты должна Татьяне сто тысяч.

Глава 18

2015 год. САР. Алеппо.

— Мои приказы не обсуждаются, сержант! — капитан сверлит меня глазами.

— Да пошел ты! — разворачиваюсь и, засунув сигарету между зубами, выхожу из палатки.

— Сержант! Немедленно вернитесь!

— Ага, щаз! — затягиваюсь ароматным дымом, глядя вокруг, на редкие деревья, лишь те, которые сумели выжить в этом ужасном климате. Песок и ветер. Сирийская пустыня.

Странно, но сейчас мне уже не важно, где быть, не важно, какое задание прилетит от “полкана”. Уже шесть лет я на войне, и можно сказать, что моя жизнь — война. После первых двух в учебке дальше было легче. Это сначала кровь и внутренности заставляли морщиться, теперь же у меня даже бровь не дернется при виде человека, вынесшего себе мозг дробовиком. Не трогают уже и оторванные конечности. Наоборот, мозг словно автономно включает систему защиты и ищет возможность просто помочь: перетянуть жгутом, или чем попадет, замотать первыми попавшимися тканями, чтобы и грязь не попала в рану.