Фиктивная жена для миллиардера (СИ) - Алвин Лана. Страница 6

Но даже нам порой казалось, что настоящий мужик в редакции — это она. Всё благодаря ее сильному характеру, который она не слишком умело маскировала периодическими капризами и эмоциональными закидонами. Могла прийти, например, вся из себя в костюмчике от Дольче и Габбана и полчаса рассказывать, какой артхаусный фильм она посмотрела намедни и как много слёз пролила, догадавшись, о чём кино. Заодно исподволь демонстрировала нам, молодым, демонстрируя свою любовь к высокому искусству, какие мы глупые и недалекие. Оно и понятно: по образованию Роднянская была не журналист, а драматическая актриса. Окончила ГИТИС, но с ее мужиковатой внешностью и крошечным ростом — 157 см — ее не захотел принять ни один театр. Тогда она решила стать театральным критиком, и даже немного преуспела на этом поприще, но журнал, в котором работала, разорился, пришлось искать другое место.

Вот уже лет двадцать Роднянская трудится в «Зеркале», и за это время добилась, чего хотела. Фактически редакцией управляла она, Алексей Алексеевич лишь подписывал документы, изредка вальяжным барином приходил посмотреть, как верстается очередной номер, дать пару «ценных указаний» и вернуться в свою башню из слоновой кости, чтобы слушать джаз. Вот и теперь Надежда Михайловна раздала всем сестрицам по серьгам и даже собиралась навешать на меня своих очередных придумок. Я ее остановила:

— У меня поручение от главреда.

— Да? Какое же? — сегодня маской Роднянской была «экзальтированная чувственная женщина» (были еще «деловая леди», «грустная одинокая женщина», «строгий заместитель главного редактора» и другие).

— Я занимаюсь интервью с Бельским. Надеюсь, вам не нужно объяснять, кто это такой, — сделала я акцент, хотя на самом деле просто ёрничала. Надежда Михайловна, и я это знала точно, давно пыталась выдавить меня из журнала, поскольку была уверена: я мечу на ее место. Вот же глупая тётка! Даром не сдалось мне ее замредакторство! С таким руководителем? Ни за какие деньги! Позориться не хочу. Алексей Алексеевич сливки снимает, получает некислую зарплату, ездит по всяким журналистским форумам за границу, пока мы тут будем беспросветно пахать на благополучие его и господ учредителей? Ага, разбежалась! Вот поднакоплю опыта и свалю отсюда. Все-таки «Зеркало» — издание авторитетное и солидное, имея практические навыки работы здесь, потом спокойно сможешь трудиться где угодно.

Вот как бы я не ругала Роднянскую, а журналист она от Бога. Талант, правда зарытый в землю. Всё, кончились у меня для нее комплименты.

— Почему я об этом ничего не знаю? — скуксилась Надежда Михайловна, поджав начинающие покрываться старческими морщинами губы.

— Видимо, Алексей Алексеевич не счел нужным поставить вас в известность, — пожала я плечами, снова уколов начальство.

— Я с ним поговорю, — сухо ответила Роднянская.

Планерка закончилась, и Костик с Наташей опять пошли курить на балкон. Они занимаются этим раз по двадцать в день. Сначала его сигареты скурят, потом ее. После кто-нибудь бежит за новыми. У них бурный служебный роман. Настолько эмоциональный, что я как-то раз застукала их в нашем кабинете: заперлись изнутри и предавались оральным ласкам. Целовались то есть, и судя по распухшим губам, делали это долго. Я пришла тогда к обеду, была на мероприятии. Значит, они несколько часов наслаждались обществом друг друга.

Через час меня снова вызвал к себе Алексей Алексеевич. Да, для краткости буду называть его Карлсон. Не потому, что у него пропеллер торчит из одного места. Просто забыла сказать, что под пиджаком носит наш главред подтяжки, и когда его снимает, то с пузиком своим становится похож на того персонажа. Ну, еще он «мужчина в самом расцвете лет», как сам себя полушутя-полусерьезно именует. Так что далее — Карлсон.

Когда я вошла, он был явно чем-то встревожен. Видимо, Роднянская выкинула его на несколько минут из привычной зоны комфорта. С ее станется. Она в образе экзальтированной женщины умеет слезу пустить, говорить с надрывом, подражая Белле Ахмадуллиной. Даже становится чем-то на нее похожа: так же возводит очи к небу, говорит с придыханием и носит короткую черную стрижку. Правда, прическу она позаимствовала у другой особенной дамы — французской певицы Мирей Матьё. Сама рассказывала: в молодости один «любовник» (так она звала своих мужчин) ей сказал: «О, Наденька! Ты безумно похожа на Мирей!», и с тех пор причёска не менялась. Уже лет тридцать, а то и больше.

Я зашла, остановилась у двери.

— Присаживайтесь, Лана, — грустно почему-то сказал Карлсон.

— У вас что-то случилось? — делая сочувственный вид, спросила я.

— Ага, Роднянская случилась. Принеслась черной птицей и едва не разрыдалась, требуя объяснить, почему я не предупредил ее о Бельском.

— Ей-то какая разница?

— О, вы разве не знаете?

— Не знаю чего?

— Присядьте.

Я подошла и расположилась за столом для совещаний.

— Роднянская, — шепотом заговорил Карлсон, пригнувшись к столу (как будто здесь кто-то его подслушивает!), — страстно влюблена в Бельского! Да-да, только тс-с-с-с! Это страшный секрет, и если спросить ее об этом в лоб, она станет кричать и возмущаться.

— Так она же старая, — ляпнула я. То есть сказала, а потом поняла, что ляпнула. Главред-то примерно того же возраста, что и Надежда Михайловна. И если она старая, то он… тоже не молодой.

— Любви возраст не помеха, — сказал Карлсон, не заметив моей колкости. — И вообще она очень хотела пообщаться с ним лично.

— Получается, я ей дорогу перешла?

— В этом нет вашей вины, я же сам принял такое решение, — заметил главред. — Жаль только, что Роднянскую теперь в этом не убедить.

— Почему?

— Вы же ее знаете. Втемяшит себе что-нибудь в голову, хоть танком ее переехай, не передумает.

— Круто вы придумали, — хихикнула я. — Танком. Роднянскую. Хотела бы на это посмотреть.

— Лана! Вы переходите границы, — строго уставила на меня Карлсон. Когда он старался выглядеть суровым, то всегда становился еще забавнее. Я фыркнула, закрыв рот ладошкой. В ответ услышала то же: теперь позабавился над своей фразой и главред.

— Короче, зачем я вас позвал. Бельский снова пригласил вас сегодня к себе. Сказал, что поскольку вы не закончили, а времени у него мало, то он будет вас ждать в ресторане «Тургенев». Знаете, где это?

— Да, конечно. Во сколько?

— В восемь часов. Вечера, разумеется.

— Вообще-то у меня рабочий день до шести, — сказала я. — И если господин Бельский не хочет нарушать трудовое законодательство…

— Лана, да что вы сегодня, в самом деле! Все решили меня взбесить, что ли? — совсем не эмоционально, а привычно-занудно спросил Карлсон.

— Хорошо, в восемь, так в восемь, — ответила я.

— Вот и договорились. Ступайте.

Я вернулась в кабинет, где Наташа корпела над какой-то статьей. Кажется, очередной обзор новинок автомобильной отрасли. Хоть и выглядит немного странно, но она предпочитала «мужские» темы. Ее не интересовали светские новости, сплетни о звездах и слухи о блогерах и рэперах. Ей нравилось писать о машинах, охоте, рыбалке, оружии, инструментах. Всём том, что интересует так называемую сильную половину человечества. Вот уж кому становиться преемницей Роднянской, — это Наташе. Она и ростом такая же, и манерами грубовата, да и вообще одевается и выглядит, как мальчик-подросток. Что в ней Костик нашел?

Посидев для вида до вечера, имитируя бурную деятельность, я ровно в половине шестого (подумаешь, сократила себе рабочий день — никто у нас не контролирует) вышла из здания и направилась к своей машине. Идти пришлось метров двести, поскольку ближе припарковаться не получилось. И когда уже подходила, навстречу мне «типа случайно» вывернул из-за угла… Нюша. Вот ведь прилипчивый какой!

— О, Ланочка! — увидев меня, снова расцвел.

— Опять за мной следишь?

— Нет, конечно. Я просто здесь… гулял.

— Ой, тухлая отмазка, Николай, — с усмешкой сказала я, и пухлый поклонник залился алой краской. — Говори, чего хотел? Только быстро, у меня вечером важная встреча.