Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения. Страница 25

ГЛАВА четвертая

Это уже потом (и то далеко не сразу) я буду анализировать поведение Глеба на нашей первой встрече с более трезвого и критического угла обзора, разбирая все его слова и действия практически до микроскопических кирпичиков-молекул. И, надо сказать, даже тогда я буду испытывать перед ним искреннее восхищение. Так все продумать, буквально до мельчайших деталей, придерживаясь установленной им же дистанции и тем самым подкупая меня с каждой прошедшей минутой все ближе и изощренней. Да и как безопытная двадцатилетняя девчонка смогла бы устоять перед таким внушительным тяжеловесом в жизненных вопросах?

Конечно, есть и такие, кто действует нахрапом несмотря на возраст и вроде как имеющийся для таких случаев нужный опыт, но им попросту лень притворятся и выписывать вокруг своей жертвы головокружительные кренделя. Такие, да, на мелочи размениваться не станут, сразу возьмут, что купили, даже не помыв рук. Но опять же, меня ведь купили не на невольничьем рынке и не в публичном притоне. Хотя, думаю, танцы с бубнами вначале — это всего лишь обязательный ритуал, как в том же мире животных. Конечная цель всегда одна и та же. Разве что на тот момент я наивно полагала, будто все должно пройти без какого-то завуалированного контекста и в тот же самый первый день нашего официального знакомства.

Наверное, я просто очень плохо слушала, что мне говорила Далила с Рокси. Или банально не допоняла главного смысла своих "рабочих" обязанностей. Ведь именно "танцы с бубнами" являются наиважнейшей частью в столь нестандартных взаимоотношениях, и носят название "легкой" прелюдии перед основными действиями. Грубо говоря, именуются игрой. Поскольку в любой игре главное — не кульминация, а завязка с развитием сюжета, благодаря которой твой соперник тебя неспешно прощупывает, изучает, находит уязвимые точки и только потом наносит заведомо просчитанный и идеально выверенный удар. Профессиональный игрок всегда выиграет у очень слабого оппонента даже не напрягаясь, поскольку будет предвидеть все ответные ходы на несколько шагов вперед. Такова аксиома жизни, не требующая доказательств.

У меня не было не единого шанса ни в самом начале, ни уж тем более в конце. Моя дальнейшая судьба была предрешена, причем совершенно чужой на тот час рукой. Единственное, чего я еще тогда не понимала, так это истинного в действиях мужчины смысла его преследуемых намерений. Нет, он меня совсем не изучал, для этого я была слишком поверхностна и ничем не прикрыта. Прочесть меня мог тогда кто угодно, даже малолетний школьник. Да, любовался, в коей-то мере даже наслаждался моим немощным видом разложенной на алтаре жертвы, но едва ли зондировал мои мысли или пытался разгадать таящуюся во мне загадку. Не было во мне ничего загадочного. На деле, меня попросту приручали, как дикую зверушку. Приятным словом, лаской, протянутым в ладони кусочком вкуснейшей еды. Оказывается для того, чтобы тебя поймали и посадили в золотую клетку, так ничтожно мало нужно…

Да и я сама на каком-то подсознательном уровне этого хотела. Сменить удушающий страх на успокаивающую измученную душу симпатию. На желание почувствовать что-то близкое и знакомое, с чем мне будет проще свыкнуться и почувствовать себя почти самой собой. Я больше не хотела его бояться, и он это прекрасно видел, поэтому и дал то, чего я ТАК от него тогда ждала. Долгожданное ощущение ложного доверия.

Уже где-то через ближайший и очень быстро пролетевший час нашего с ним "ужина", я начала ловить себя на мысли, что больше не чувствую внутреннего тремора. Да и в зале ресторана было слишком тепло, чтобы то и дело вздрагивать, будто от пробирающего каждую минуту физического холода. К тому же, он выявился на редкость идеальным собеседником и в чем-то даже опытным психологом. Знал, как разговорить любого и при этом по скудному минимуму выдавать что-то о себе. И, что самое занятное, в нашем разговоре отсутствовали слишком откровенные темы и хоть какие-то намеки на будущую с ним постель. Да и после первых двух бокалов французского бордо, я почти что не заметила, какой стала чересчур разговорчивой и немного голодной. Не даром говорят, аппетит приходит во время еды. А если она стоит более тысячи за порцию, то возвращение в мир живых просто неизбежно.

В общем, по большей части говорила тогда именно я, поскольку Глеб Анатольевич только и делал, что расспрашивал обо мне: где я работала до этого или где учусь сейчас, где живу (жила), есть ли у меня парень, как мое настоящее имя (фамилия, кстати, не обязательна). Естественно, все как есть и на духу, я выкладывать не собиралась. Фильтровала каждую фразу, дабы не ляпнуть чего лишнего и не раскрыть все гостайны за один присест. Про проблемы семьи, из-за которых я и очутилась с ним за одним столом в этом дорогущем ресторане, само собой, не сказала ни слова, как и уклонилась от прямого ответа при вопросе о личной жизни. Он сам держал между нами установленную им же дистанцию, которую на вряд ли когда-нибудь перейдет по собственному желанию, так отчего мне рвать свой пупок и вываливать всю о себе подноготную буквально первому встречному незнакомцу? Правильно, незачем. К тому же, никто мне за все мои словоизлияния доплачивать не собирался, да и платили-то совсем за другое.

— Думаю, тебе уже пора домой. Кажется, общежития всегда закрывались в строго установленное комендантом время? Или сейчас уже изменили правила?

Домой? Как?

Я едва не подскочила на месте, реально не ожидав услышать нечто подобное из уст клиента, еще и в такое почти что детское время. Сколько мы здесь пробыли? Час? Два? И почему домой? Я что-то где-то упустила и прослушала?

— В смысле, домой? И это все? Я приехала сюда только для того, чтобы с вами поужинать и рассказать о себе краткую биографию? — все-таки мне не следовало налегать на спиртное. Правда, я не особо-то и захмелела, учитывая какой сейчас в моей крови зашкаливал процент адреналина. Но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы развязать мне язык и плеснуть по мозгам очередной дозой враз вскипевших эмоций.

Я тут битые два часа к нему присматриваюсь, пытаюсь привыкнуть к его внешности, голосу и манере поведения, настроится на его будущие прикосновения и… прочее. А он мне тут такое выдает. Это что, какая-то шутка?

— Это тоже далеко не мало, если, не наоборот, очень много. К тому же, завтра пятница, у тебя учебный день, а у меня рабочий. Нужно рано вставать в любом случае, а перед этим — как следует отдохнуть. — что-то он не выглядел на того, кто мог сказать подобное в качестве намеренного розыгрыша или просто пошутить на данную тему. — Тебе так особенно. Закончить учебную неделю, а уже потом на трезвую голову принять окончательное для себя решение.

— Принять решение? — теперь-то я точно окончательно запуталась, совершенно НИ-ЧЕР-ТА не понимая. Да и что все это сейчас тут было? Обычное первое свидание?

— Да, определиться с выбором. Нужно ли тебе это все, или ты вполне способна обойтись без продолжения банкета? Насколько мне известно, последнее зависит только от твоего решения. Никто и никакие обстоятельства извне не должны на него влиять. Это твоя жизнь и только твой личный выбор. Не мой, не госпожи Ройтенберг и уж тем более не мамин и не ближайшей подружки. Мы встретились, получили кое какие представления с поверхностными друг о друге впечатлениями, остальное — дело сугубо индивидуальное и, самое главное, без излишней спешки.

— И… сколько же вы мне даете времени на… подумать? — тут уж воистину не знаешь что лучше или хуже. Ждать целый вечер самой мучительной для себя экзекуции, но после вдруг получить на нее отсрочку, от которой мне на вряд ли должно как-то стать легче. Он действительно думает, что я пошла на это безумие только чтобы получить несколько сотен тысяч дополнительного дохода на тряпки и новомодные гаджеты? Может лучше выложить перед ним все как есть, без лишних прикрас и щадящих упущений? Я не выдержу еще несколько дней похожего на сегодняшнее ожидание. У меня либо банально сорвет крышу, либо… даже не знаю что. Что-нибудь точно выкину вон выходящее за рамки разумного. Нельзя давать человеку право выбора, когда он находится в таком взвинченном состоянии. Пластырь надо срывать сразу, пока он намертво не присох к почти зажившей ране.