Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения. Страница 93

— То есть… если я откажусь?..

— То мы просто перейдем в спальню и забудем об этом разговоре раз и навсегда.

Последний к нему шаг дался мне с наибольшим усилием, но Глеб так и не шелохнулся, продолжая гипнотизировать меня своим на удивление спокойным взглядом. Не знаю, насколько меня этим успокаивало, но то, что мы продолжали до сих пор говорить на эту тему, и меня при этом никто насильно ни к чему не привязывал и ничем не бил, обнадеживало даже очень сильно.

— А как мне узнать, от чего на самом деле я откажусь, если это возможно продемонстрировать только наглядно?

— Не только наглядно, но и с особым для определенного человека подходом. Тем более, вводить в тему — это не девственности лишать. Здесь действуют совершенно иные законы, правила и, соответственно, приемы. И для каждого отдельного человека они будут максимально индивидуальными.

— И что… даже для меня? Вы знаете, как правильно меня к этому… приручить?

Впервые, за все это время, он вдруг поднял руку и очень-очень мягко скользнул подушечками пальцев по моей щеке, скуле и подбородку. И опять меня проняло нежданным разрядом эрогенного тока, как каким-то условным рефлексом на такие желанные прикосновения. Поэтому, чтобы он сейчас не говорил и чтобы нас при этом не окружало, моя реакция на него оставалась неизменной. Меня продолжало к нему тянуть со страшной силой, как и топить едва не одержимым безумием от головокружительного осязания его близости.

— Я знаю, насколько ты особенная и на что способна независимо от тех вещей, которые я хочу с тобой сделать. Могу, разве что, успокоить еще и тем, что не считаю себя ни садистом, ни аморальным извращенцем. Просто иногда испытываю острую необходимость в нечто большем, чем в обычном сексе. Особенно, когда получаю столь редчайшую возможность растягивать предстоящее удовольствие на долгие часы. Скажем так, я, в своем роде, нестандартный пигмалионист. Только вместо статуй предпочитаю наблюдать за живыми девушками и, соответственно, воздействовать на них своими сексуальными пристрастиями. Но наблюдать не на улице, не тайно и не со стороны — в этом плане у меня с головой все в порядке. К тому же о главных критериях или моих особых требованиях, тебе уже достаточно известно. Это быть собой, настоящей, максимально искренней и никакого притворства.

— А болевое воздействие? — даже самой сперва не поверилось, что я вдруг ляпнула этот вопрос, волей-неволей вспоминая о всех известных мне фетишах бдмс-эшных доминантов.

Я же не могла забыть о тех моментах, когда он буквально сдерживал себя, чтобы не причинить мне сильную боль, хотя и не брезговал малой. Такое в принципе невозможно забыть — то, как менялось выражение его лица, как зверел взгляд и как меня саму захлестывало всем этим с головой, будто моментально инфицировалась или пропитывалась частью его одержимого безумия. Да и сейчас, только-только об этом вспомнив, меня тут же едва не выносило за пределы здравого восприятия совершенно неконтролируемой волной острейшего возбуждения и… не менее сумасшедшего желания прочувствовать-пережить все это опять.

— Я никогда не сделаю того, что для тебя будет неприемлемым. И ты всегда можешь меня остановить. Но узнать, в каких допустимых пределах я могу тобой наслаждаться, можно только через определенный физический контакт.

Боже правый… Я точно чокнулась… Или встретила в своей жизни человека, который действительно обладал самым невероятным даром убеждения, способного и мертвого из могилы поднять. Но… черт…

Я не могу сейчас просто так взять и выйти отсюда, хотя и имела на это все права, как и время на подумать. Тогда… что со мной не так? Почему я не хочу всем этим воспользоваться? Обычное девичье любопытство? Или нечто большее?

— Значит… все что нам для этого нужно — это… только попробовать? — я действительно это только что произнесла вслух? И не упала в обморок? И не забилась в эпилептическом припадке? И меня на самом деле пробрало ненормальной реакцией на ответную улыбку Глеба, чей невероятный эротизм доводил меня в последнее время едва не до полного исступления?

И, конечно, не только на улыбку, но и на усилившуюся в его глазах живую тень живущей в нем Тьмы.

— И не забыть сказать "Да."

ГЛАВА шестнадцатая

"Да, я согласна." — Или? — "Да, я сошла с ума."

Хотя иного сумасшествия я бы для себя и не пожелала. Вроде и до жути страшно, но это совершенно иной сорт страха, практически приторный и невыносимо блаженный. Гуляющий под кожей наркотическим дурманом и усиливающий свое воздействие каждый раз, когда пальцы Глеба касаются тебя, а близость самого мужчины буквально окутывает с головы до ног. Тут уж во истину не нужны никакие дополнительные психотропные вещества или опиумные препараты. По сути своей, Глеб и являлся для меня сильнейшим в те минуты наркотиком, постепенно переходящим в нездоровую одержимость, а вслед за этим и в хроническую зависимость. А уж как он собирался доводить меня до крайней черты собственного безумия, все, как говорится, зависело только от его профессионального опыта и накопленного за долгие годы мастерства.

Доверяла ли я ему настолько, чтобы, без раздумий лечь на один из имеющихся в этой восхитительно жуткой комнате рабочих станков? Честно говоря, не знаю. Я вообще находилась сейчас в таком непередаваемом никакими словами состоянии, что меня уже можно было смело показывать нужным врачам-специалистам. Разве что единственным здесь "доктором" моей души и тела был сам Глеб. И чем больше я думала о том, что хочу узнать о его темной стороне что-то совершенно для себя новое, тем сильнее на этом зацикливалась и хотела этого едва не до истерического срыва. Почти до трясучки и нового витка откровенного сумасшествия. К тому же, он сам сказал, что если мне что-то не понравится, то я всегда могу его остановить.

Хотя, кто знает?.. А вдруг не смогу?

— Обещаю, я не сделаю ничего такого, что может тебя напугать или причинить болезненный дискомфорт. Но, если ты сама захочешь все прекратить…

— То должна буду сказать либо "желтый", либо "красный"?

— Думаю, на первых порах это не так важно, каким словом ты захочешь меня остановить. Тем более, тебе явно будет не до кодовых заменителей.

— Думаю, мне вообще не будет дела ни до чего. По крайней мере, очень на это надеюсь…

— Тебе когда-нибудь делали замечание, что временами ты очень много говоришь?

Намек был более, чем понят. Особенно, когда Глеб заставил меня развернуться к нему спиной и скользнул по моим рукам расслабленными пальцами. Как обычно, от ладошек до плеч, будто ненавязчивым порханием крыльев мотылька. Отчего меня тут же пробрало восхитительным ознобом эрогенного тока, захлестнувшим вместе со сводящей с ума близостью мужчины, как снаружи, так и изнутри. При этом сладкий страх никуда не делся, усиливаясь время от времени каждый раз, когда мой взгляд неосознанно скользил по окружающему интерьеру черно-бордовой комнаты.

— А другие звуки можно издавать? — не то, чтобы я осознанно рискнула пошутить в столь волнительный для нас обоих момент, но устоять перед подобным соблазном у меня так и не вышло. Тем более за свою несдержанную смелость я тут же получила шоковым разрядом от ответного действия Глеба. Мужчина вдруг обхватил мне лицо под горлом своей внушительной ладошкой и потянул на себя пугающе властным жестом единственного и неоспоримого здесь хозяина положения. Его губы прижались к моей щеке у уха, опалив чувствительную кожу громким шепотом с порывистым дыханием, от которых меня проняло по всем эрогенным точкам вплоть до занывшей вагины и обожженного возбуждающей пульсацией клитора. А когда он прижал меня спиной и ягодицами к своему сильному и твердому телу, меня чуть окончательно не вынесло за пределы собственного сознания.

— Только если это будут стоны и мольба о пощаде. — вот теперь я точно и бесповоротно завелась, когда его звучный баритон проник мне под череп и спалил ко всем чертям своим прямолинейным ответом жалкие остатки моего здравого рассудка. А потом разлился по венам жгучими искрами остервенелой похоти, разрастающейся и атакующей мою немощную плоть с каждым его последующим действием и умопомрачительной лаской. — Быть такой одновременно и невинно безопытной, и бесстыдно порочной… В средние века тебя бы сожгли без суда и следствия только за это или за одну лишь внешность.