Лето в пионерском галстуке - Сильванова Катерина. Страница 46

Юрка пошёл в центр зала, собираясь расставить там стулья — пол уже помыли. Протянул руки и вздрогнул — из-за спины раздался негромкий, до боли знакомый голос:

— Юра?

«Пришёл!» — Юрка уставился прямо перед собой, сердце ушло в пятки.

Просторный зал столовой с кафельной плиткой на полу, с простой, белой, невесомой мебелью, светлый и чистый, как операционная, мигом превратился в тёмный склеп. Чёрные стены покрылись трещинами, осели и медленно повалились на плечи.

— Юра, что с тобой происходит?

Подавленный, лишённый дара речи Юрка не мог ни пискнуть, ни вздохнуть, ни шелохнуться.

— Выйдем, надо поговорить.

Он положил руку Юрке на плечо и легонько встряхнул, но Юрка лишь молча вжал голову в плечи. Зато девчата ПУК, тоже дежурные в этот день по столовой, обступили их. Володя, так и не отпуская Юркиного плеча, говорил с ними и вроде бы даже улыбался, но Юрка чувствовал, как от раздражения подрагивает лежащая на его плече рука.

Кое-как отвязавшись от девчат, Володя прошипел сквозь зубы Юрке на ухо, и от холода в его голосе будто вздрогнул пол:

— Юра, я сказал — пошли!

Так и не дождавшись хоть какой-нибудь реакции, он сжал Юркину руку и потащил его из столовой.

Юрка не заметил, как оказался на улице. Белый вестибюль, скрипучая дверь и серая лестница быстрыми кадрами пролетели перед глазами, как, впрочем, и вся Юркина жизнь. Влажный утренний воздух коснулся его щёк, Юрка оказался на скамейке — Володя его усадил, а сам навис над ним огромной мрачной тенью.

— Объясни мне, что произошло вчера? Что всё это значит?

«Я поцеловал тебя. Видимо, потому, что влюбился», — силился ответить Юрка, мысленно повторяя, будто пробуя «влюбился» на вкус. Вкус ему не понравился — пресный и фальшивый, вот только другого объяснения дать не получалось. Тогда Юрка попытался ответить: «Ты мне нравишься» — но слова застряли в горле, он только и смог выдавить:

— Я не знаю.

— Как это ты можешь не знать? Это что, шутка такая была?

Юрка невольно вздрогнул. Он не мог поднять на Володю взгляда. Да что взгляда — голова оказалась такой тяжёлой, что непонятно, как не переломила шею. Юрка упрямо старался подобрать слова, он всеми силами искал ответ везде, шарил по серому асфальту взглядом — если в себе не нашёл, вдруг там отыщет?

Володя ждал, шагая из стороны в сторону, в нетерпении шаркал кедами по асфальту и громко дышал. Ожидание давалось очень непросто. Но что ему ответить, Юрка не знал до сих пор и, блуждая взглядом по своим рукам и кроссовкам, еле слышно сопел. Молчание, похоже, начало выводить Володю из себя, он зашаркал громче, задышал злее, вдобавок начал хрустеть пальцами. Потом резко сел перед Юркой на корточки, заглянул в глаза и начал натужно ласковым тоном:

— Пожалуйста, объясни мне, что с тобой происходит? По крайней мере, пока мы всё ещё друзья, и я услышу тебя, обещаю. Скажешь, что пошутил, или что это была издёвка, или пусть даже месть — я пойму, скажешь, что случайность или что не хотел — я поверю.

Юрка издевательски улыбнулся — Володя дал шанс их дружбе, предпринял наивную попытку сохранить хотя бы что-то. Юрка это понимал, но вместо того, чтобы играть с Володей в ложь, он наплевал на всё, собрался с силами и выдохнул правду:

— Хотел.

— Что? — растерялся Володя. — «Хотел»? Как это — ты хотел?

Да, он дал им шанс, но Юрка ни секунды не сомневался, что в этом нет никакого смысла. Прошлого уже не вернуть. Того светлого и чистого, что теплилось между ними, больше не будет. Им останется только стеснение, фальшь и неловкость. И во всём этом он, Юрка, виноват.

— Юра, но так нельзя! — Володя был с ним того же мнения. — Это баловство очень опасно! Даже думать об этом забудь!

Володя рывком поднялся и, отвернувшись, замер. Постоял так, не двигаясь, а потом опять принялся ходить взад-вперёд. Юрка смотрел на его мечущуюся из стороны в сторону тень и ощущал всем телом, что мир вокруг него рушится.

Крушение началось вчера, когда своим глупым поступком он запустил стихийное бедствие. Оно надвигалось на него неминуемо и, наконец, настигло не больше получаса назад в столовой, покачнув пол и повалив стены. Теперь же Юрка был в эпицентре.

Он собрал последние крохи самообладания и мёртвым, низким до хрипоты голосом пробормотал, ни на что особенно не надеясь:

— Но ты же сказал, что поймёшь, что мы ещё друзья.

— Да какие мы после этого друзья!

Всё замерло и внутри, и снаружи. Ветер пропал, звуки утихли, но вдруг издалека, будто из другой вселенной, донёсся детский крик. Не весёлый, как было обычно, а напуганный.

Володя замер на месте и приказал:

— Подожди меня здесь.

Но только сделал пару шагов, как Юрка вскочил и рванул в сторону. Володя мигом схватил его за запястье и заставил сесть на место. Руку так и не отпустил.

— Я ещё не закончил.

— Так мы же больше не друзья. Всё!

— Нет, не всё. Я сто раз тебе говорил, ты играешь в глупые и опасные игры. Но это!.. — его голос сорвался. Володя едва сдерживался, чтобы не закричать, зашептал сдавленно: — Никогда никому не говори о случившемся, даже не намекай, и вообще, лучше забудь всё это как страшный сон. И в будущем не смей допустить даже мысли о чём-то подобном!

Он до боли стиснул его запястье, Юрка, вздрогнув, не проронил ни звука.

— Володя! — раздался писклявый девичий вопль. Юрка не узнал голоса, сейчас он и не собирался никого и ничего узнавать. — Пойдём скорее!

Впервые на Юркиной памяти Володя изменил себе и, вместо того чтобы, не задумываясь, броситься куда зовут, не двинулся с места и закричал:

— Не видишь, я занят?!

— Прости, но там… Володя, там Пчёлкин опять. Там Сашка упал!

Володя рыкнул ей: «Сейчас!» — наклонился к Юрке и отчеканил:

— Жди меня здесь. И чтобы ни шагу в сторону!

— Володя! — девочка зарыдала. Юрка только тогда узнал голос — это была Алёна из пятого отряда, она играла Галю Портнову в спектакле. — Воло-о-одя! Там Пчёлкин карусель взорва-а-ал! У Сани нос разбит, вся площадка в крови-и-и!

Володя побледнел и, наконец отцепившись от Юркиной руки, несильно оттолкнул его. Прошипел сквозь зубы: «Вот сука!» — и побежал, куда указывала Алёна. Юрка остался один.

Как стыдно. Он всё испортил, он только мешает и вредит. Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, пропасть, чтобы Володя никогда больше его не увидел. Стереться из памяти, чтобы он даже не вспомнил о нём.

Они больше не друзья. Володя ещё раз, ну, может, два, вот так же посадит Юрку перед собой и станет расспрашивать. Сам того не желая, будет мучить, заставит раскаяться, хотя больше уже некуда. Но потом удовлетворит своё любопытство, вытащит из уже и так униженного Юрки всю подноготную, и что дальше? Станет издеваться? О нет, Володя не станет! Он поступит ещё хуже — одарит тем самым презрением, на которое Юрка готов был пойти какой-нибудь час назад. Но ведь это было до того, как Володя сказал «Какие мы после этого друзья», до того, как Юрка понял, что в самом деле уничтожил их дружбу. Верно, теперь они друг другу никто. То есть Юрка Володе никто. А сам он пока ничего не забыл.

И как ему ещё целую неделю жить рядом с Володей, стараясь не смотреть на него и не показываться лишний раз самому, чтобы не напоминать о том унизительном поцелуе? Смотреть на него, таясь? Говорить с ним только на репетициях и только о них, без малейшей надежды услышать хотя бы одно доброе слово о себе? Ведь всё это стало для Юрки жизненно важно, он теперь нуждался в понимании и мягкости, если уж не в ответном чувстве. Но получит он совсем другое. Холод от того человека, который за каких-то две недели стал ему ближе, чем кто-либо, от которого он видел и ощущал заботу и даже нежность. Ведь Юрка неизбежно сойдёт с ума. Да он же уже сходит!

Зачем ему этот лагерь без Володи? Зачем ему мучиться, живя здесь рядом с ним, но без него? Страдать угрызениями совести и внутренне полыхать от стыда? Ведь Юрке и так здесь не нравилось с самого первого дня смены.