Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.. Страница 34

Бордель был тих и пуст. Нева и еще несколько подручных девок убирались в сумрачном зале, сметая в горку черепки… Кто-то здорово повеселился ночью. Нева вскрикнула, когда Асавин схватил ее за руку, сжимающую метлу.

— Не ори, дурында, — прошипел он. — Хозяйка тут?

— Еще не поднималась, — пролепетала девка, вырывая руку. — А вы не крадитесь как мышь, ору и не будет.

— Я подожду здесь, — вздохнул Асавин, расположившись на стуле у лестницы. — Что, тяжелая ночка?

— Ну вас, — пробормотала Нева. — Вы-то, небось, спали как лорд.

Асавин вспомнил жаркую ночку с Амарой, ее настойчивые ласки и горячее гибкое тело. Какой уж тут сон, когда рядом женщина-огонь. Облокотившись о столешницу, блондин снова оглядел набивший оскомину зал, темные коричневые стены, подтеки воска на обшарпанных столиках. Адир плохо следил за своей малюткой, его лжедочка была ему под стать.

Со второго этажа послышался тихий скрип половиц.

— А, госпожа, к вам этот… господин Эльбрено, — сказала Нева, исполнив самый ужасный на веку Асавина реверанс. Пышка явно насмешничала. Неужто не люба девкам новая хозяйка?

— Пошла на хер! — сдавленно прорычала Уна, спускаясь по лестнице.

Ей шла легкая небрежность прически. Рыжие волосы во всей красе, легкий розовый румянец, припухшие губы и недовольные зеленые глаза, пронизывающие, словно отравленные дротики. На плечах накидка, скрывающая исподнюю рубашку в пол. Как неприлично, сразу видно — не леди. Несмотря на горячую ночь и сытость плоти, Эльбрено невольно почувствовал желание. Как же хороша плутовка, чудо как хороша…

— И вы вон! — рыкнула Уна тем, кто убирался, те тотчас покидали метла и прыснули прочь. Запугала их рыжая.

— Ух как страшно, — усмехнулся Асавин, поднимаясь со стула. — Поджилки затряслись.

— Ты у меня весь щас затрясешься, — просипела рыжая, облокотившись о стойку. Рубашка на ней была бесстыдно расшнурована. Надо же, на груди у нее тоже веснушки. — Уматывай подобру, пока Иноло не поднялся.

— Ах ты моя свинопаска, — он наклонился к ней и прошептал. — А ты не нервничай, дыши спокойно. Я отсюда никуда не уйду, пока не скажешь, куда мальчика увела.

— Какого еще мальчика?

Взгляд Асавина похолодел.

— Не надо этих игр, милая. Сыт по горло. Я знаю, ты вчера приходила в квартал Звонарей и куда-то увела Курта.

Уна насупилась, но продолжала молчать, прожигая его взглядом.

— Я знаю, ты, милая, самозванка. Никакая ты не дочка Салмао, и какая удача, что начальник стражи Медного порта здесь, можно разобраться на месте…

— Брешешь, каторжник! — прошипела красотка. — Сам ведь пострадаешь.

— Да ну? — ухмыльнулся Асавин. — А что на меня есть помимо пустых инсинуаций? А вот в тебе, милая, я сомневаюсь. Поди, нет у тебя нужных бумажек или они не в порядке. Одно дело обманывать неграмотных шлюх, а начальник стражи знает, что к чему… Так что валяй, зови своего борова. А мне винца принеси.

Едва заметным движением бровей она выдавала свою внутреннюю борьбу. Прикидывала, надежно ли охмурила Иноло, чтобы рискнуть. Затем рот у нее искривился, будто она сейчас изрыгнет поток оскорблений. Блеф сработал.

Вслед за ртом перекосило и красивое личико, и она перешла на глухой сбивчивый шепот.

— Сучий ты потрох, ну ладно! Думаешь, никто не знает, что вы тут с Тьегом устроили? На твое счастье, сука, шум никому не нужен. Я тебя, мразь, предупреждаю по доброте душевной — не лезь в это дело. Иди, дальше обстряпывай свои жалкие делишки, а сюда сунешься — яйца оторвут…

— Фу, как грубо, — наигранно оскорбился Асавин. — Но я верю, ты это не ос зла, а от усталости. Всю ночь свиней пасти! Выпей эфедры, милая, чтобы прийти в себя, а я подожду.

— Забудь про него, — прошипела Уна. — Не было никакого мальчика, — ее рот вдруг пересекла недобрая усмешка. — Впрочем… можешь копать дальше… Посмотрим, что из этого выйдет.

Асавину не понравился ни ее взгляд, ни зловещий тон. Блеф или замешаны силы, которым лучше не переходить дорожку? Кто-то, кого она боится больше, чем Иноло.

Асавин изобразил испуг.

— Не было, говоришь, мальчика? — переспросил он. — Все так серьезно?

— Пошел… на… хер, — прошептала Уна таким сладострастным голосом, что у Асавина по затылку пробежали мурашки.

— Любовничку привет, — сказал он прежде, чем ретироваться из борделя.

Пройдя пару кварталов блондин замер в подворотне, откуда было видно оба хода “Негодницы”. Слова Уны мало походили на блеф. Стоило выяснить, на кого работала эта проходимка и какое у нее задание.

Асавин простоял так несколько часов, раздумывая о возможных последствиях собственного любопытства. Слуга владел важной информацией о личности своего хозяина, она не должна попасть в чужие руки, иначе все старания пойдут насмарку.

Наконец после полудня его ожидания вознаградились. Уна выскользнула в подворотню, в сторону главной улицы района Певчих Птиц. Асавин узнал ее, несмотря на темно-зеленую накидку с капюшоном, скрывающим лицо. Выждав несколько секунд, он осторожно двинулся следом. Она вышла на шумную пеструю Игровую. Отовсюду лилась веселая музыка. У ярко раскрашенного колодца развлекал мерно текущую толпу уличный жонглер с бубенцами на манжетах. Зазывалы приглашали в питейные, игровые и публичные дома, нахваливая преимущества своего досуга. Цоколи копыта. Игровая был достаточно широкой, что по ней без труда разъезжали маленькие трех-четрехместные коляски. Уна помахала рукой извозчику, остановив одну из них.

— К Изморной, — донеслось до Асавина.

Лошадка перешла на рысь, и колесница с тентом быстро удалилась из поля зрения. Денег, чтобы догнать ее, у Асавина не было, но он не привык так быстро сдаваться. Эльбрено знал, где находится Изморная, а еще, что коляска может двигаться только по широким мощеным дорогам, огибая район Акул по крутой дуге. Асавин же мог двигаться напрямик, по грязным тесным переулкам. Может, так и нагонит. Странная тревога схватила его за сердце. Изморная находилась на границе с Угольным портом. Впору развернуться и идти обратно, как рекомендовала девушка, но блондин оседлал вспененный гребень странного лихорадочного азарта. Дойдя до первой же подворотни, ведущей к району Акул, Асавин выхватил из толпы зычный голос:

— … Слушайте! Время точить зубы и когти! Время править живым и предавать мертвецов земле. С каких это пор маска — воплощение добродетели? Испокон веков лица скрывали лишь те, кому было что скрывать — грешники, убийцы, грабители! Мы возвели на трон нечестивцев и забыли, что значит быть людьми! Пора вспомнить имя человеческое!

Асавин удивленно обернулся, оглядев небольшую толпу, собравшуюся вокруг вставшего на бочонок оратора. Какие опасные слова. Тощий парень напоминал бедного студента или молодого ремесленника: небогатая, явно поношенная одежда, но опрятная, выстиранная и заштопанная. Обыватель, каких тысячи в любом из светлых кварталов Медного, но за призыв отвернуться от Его Благодати в любом районе ждали только застенки Протектората и перебитые суставы. Асавин поспешил в безопасную темноту подворотни. Встречаться с протекторами ему не улыбалось.

Ряды домой на Изморной напоминали сельский частокол. Неодинаковые по этажности, но однообразно темные и облупленные. Тридцать лет назад, когда в Ильфесе бушевала эпидемия западной пагуби, именно на Изморной, в наспех возведенных бараках, впоследствии ставших домами, словно крабы в тесном ведре жили зараженные. Семьями их заколачивали в своих домах, а сточные канавы полнились трупами. Здесь же копали траншеи для умерших и заливали раствором извести, словно на руднике Белого Древа. Сейчас об этом напоминали только заколоченные кое-где ставни и белые следы на стенах, складывающиеся в слова и цифры. Малопонятные артефакты тридцатилетней давности. Эпидемия давно отбушевала, траншеи заложили брусчаткой, опустевшие комнаты вычистили для новых жильцов, а вместо засыпанных трупами сточных канав прорыли новые, широкие и глубокие настолько, что через них перекинули узкие кованые мостки. Только народ не стремился селиться на Изморной. Память об эпидемии переросла в суеверный страх перед неуспокоенными духами, а священник так и не вернулся в маленькую часовенку Благодати.