В объятиях злого рока (СИ) - "Julia Candore". Страница 47

Дожили, называется! В собственную ментальную лабораторию пропуск нужен. Кошмар, да и только!

— Ты провинилась. Так что лаборатория арестована до послезавтра, — непоколебимо ответствовал тот. — Я все твои мысли на лекции прочел. Что это было?

Кажется, я залилась краской. Стыд-то какой! Позорище…

Тай Фун описал вокруг меня хищный круг и остановился, подперев подбородок согнутым в знак вопроса указательным пальцем.

— Ты действительно полагаешь, что у меня есть кто-то на стороне? — с апломбом следователя-криминалиста спросил он и нацелил на меня свой подозрительный прищур. Я немедленно почувствовала себя преступным элементом на допросе. — Значит, вот какое у тебя сложилось мнение! Печально.

Он сделал шаг и очутился ко мне вплотную. От него — больше, чем обычно — пахло пряным дурманом леса.

Я попятилась. Меня вдруг начало подташнивать. В горле запершило, во рту установилась сушь. Не удивлюсь, если и пульс разогнался до двухсот ударов в минуту.

— Что ты задумал?

— А что мне остается? — пожал плечами Тай Фун. И поймал меня в плен горячих рук.

Первый поцелуй, как контрольный выстрел, пришелся в висок. Следом Тай Фун покрыл нетерпеливыми поцелуями глаза и скулы. Притянул меня к себе властным, присваивающим движением и сжал так крепко, что чуть надвое не переломил. Вслед за чем вновь принялся безудержно целовать, словно бы заявляя на меня права.

Мира хохотала за стенкой так пронзительно, будто только что слетела с катушек и теперь отмечала это грандиозное событие. Стены от ее хохота сотрясались. Видимо, им тоже было весело.

От нас с Тай Фуном, само собой, сыпались искры. Новогодний, чтоб его, фейерверк. Образцовая иллюминация. Пиротехника в действии для тех, кому невмоготу ждать праздников.

— Н-не надо, пожалуйста! — взмолилась я, пытаясь вывернуться из объятий.

— Как не надо? — изумился несносный мистер Мучитель и с хитрецой глянул на меня. — А доказательства? Я не могу вот так уйти. Ты должна убедиться, что моя любовь — штука уникальная, один раз и на всю жизнь. Тем более искры. Надо понять, откуда они берутся. Считай, исследование провожу.

Я заглянула ему в лицо в поисках угрызений совести, но обнаружила там только счастье вперемешку с дурацким мальчишеским задором.

Мира в соседней комнате продолжала заливаться смехом, и у меня крепло ощущение, что смеются не рядом со мной, а надо мной.

А Тай Фун между тем возобновил "исследование". Он запустил пальцы мне в шевелюру и коснулся губами лба. Между нами искрилось белое пламя, время текло, а он всё не двигался.

Наконец он отстранился и с серьезной миной заявил:

— Сафро, у тебя жар. Ты горишь!

Да ладно! Неужели? Спасибо, что поставил в известность!

Мой организм сделал всё, что мог. Подал сигнал, пристроил хозяйку в надежные руки и вырубился с чувством выполненного долга. "О тебе позаботятся, крошка. Не скучай. А я, пожалуй, пойду".

Вот он, тот самый случай, когда тело предаёт, ноги не держат — и ты валишься в чужие объятия, как нагруженный доверху походный баул.

— Сафро! Сафро! — затихало встревоженным эхом на той стороне.

Мое сознание сочло за благо убраться. Оно спешно отбывало прочь — в морской круиз, к неведомым берегам.

Казалось даже, будто я слышу отдаленные крики чаек.

А затем меня жадно, в один присест поглотила тьма.

***

Очнулась я под утро — с мокрой марлей на лбу и полным непониманием того, что, собственно, произошло. Сквозь неплотно задернутые шторы по-шпионски просачивалась заря. На тумбочке громоздился диковинный аппарат. Он разводил в комнате сырость, выдувая из раструба туман. Возле кровати стоял тазик с водой. Там же, на подносе, лежали тканевые мешочки со льдом.

А на одеяле, поперек моей груди, как пограничный шлагбаум, покоилась чья-то мускулистая рука. Тай Фун!

Он разделся до пояса и спал, разметавшись на простынях открыто и безоружно. Наверное, мой обморок здорово его напугал.

— Всю ночь от тебя не отходил, умаялся, — подтвердила Мира, белым привидением вплывая в комнату и выключая генератор тумана.

Она унесла тазик с водой, убрала марлю с моего лба и деловито воткнула градусник мне под мышку.

— Лежи, меряй температуру, горе луковое. Изрядно ты нас всполошила.

— Тай Фун объяснил, что случилось?

— Весьма расплывчато, — отозвалась Мира. — Он вроде как собирался тебя проучить, но что-то пошло не плану, и ты проучила его.

***

— Вот сегодня, пожалуй, сиди дома, — сказал Тай Фун, сбросив ступни на пол и застегивая рубашку.

— Такими темпами меня отчислят, — проворчала я.

— А ты не провоцируй.

— Кто провоцирует?! — Возмущению моему не было предела. — Я, между прочим, просила вчера, чтобы мне передышку дали. Но кое-кто, не будем называть имен, заявил, что отлынивать не положено. А у меня, между прочим, было переутомление и упадок сил.

Тай Фун решил, что я его спровоцировала, когда применила недопустимые санкции к Мелинде Крокс. В наказание он ограничил мне вход в ментальную лабораторию и думал теперь, что я потеряла сознание из-за этого.

Но нет. Я просто до одури устала. Устала, когда помогала Фараону в его нелегком деле грабежей. Устала, когда меня целовали под дождем (да-да, и такое бывает). А уж когда Гликерия выкинула фортель на башне, мне, по-хорошему, не повредило бы съездить в какой-нибудь санаторий — психическое здоровье поправить.

Сегодня в академии намечалось какое-то важное событие. Контрольная? Зачет?

Тай Фун вырядился как на бал. Мира носилась по замку, точно угорелая. Ей же надо и енотов покормить, и с духами-прислужниками посовещаться. Уйма дел!

В общем, надзирателя ко мне не приставили. Сказали, сама. Всё сама. И были таковы.

Вот и отличненько.

Предоставленная самой себе, я еще некоторое время повалялась в постели. А как улучшилось самочувствие, захватила прибор Каролины, пару пледов, зонт игривой радужной расцветки. И двинулась с дозором на зубчатую башню.

Видок у Гликерии был, мягко говоря, непрезентабельный. Она лежала в клетке, как покойник в гробу — смирно скрестив на груди руки и высоко задрав белый веснушчатый подбородок. Над башней неповоротливо катились и погромыхивали тучи. Они всегда здесь пасутся, даже если в подлунном мире ясно и солнечно. Парадокс.

Я опустилась рядом с клеткой на колени, отложила пледы в сторонку и раскрыла зонтик в пику всем этим хмурым клубящимся господам. Они тут же угрожающе заворчали над моей головой.

"Как посмела, девчонка, вторгаться с радугой в царство грозовых туч? Прижечь тебя, что ли, молнией, чтоб не выпендривалась?"

Выпад царственных грозовых туч я проигнорировала. Пусть себе ворчат. С разноцветным зонтиком было как-то спокойнее. Уютнее, безопасней. Если вы понимаете, о чем я.

Прикрыв тылы радужным куполом, я попробовала отпереть клетку, чтобы упаковать Гликерию в плед. По ночам было уже не так тепло, как раньше. Осень медленно, но верно протаптывала тропинку для дождливой зимы с ее несчастными десятью — пятнадцатью градусами. И будь ты хоть трижды пленен межпространством, риска схватить простуду это не отменяло.

Клетка предсказуемо не поддалась. Проклятая дополнительная защита!

— Ты ведь не простудишься, подружка? — жалобно спросила я и поняла, что на глаза вновь наворачиваются щиплющие, колючие слёзы.

"Подружка" лежала пластом и претендовала на статус мертвеца. Только кудри ее весело топорщились, словно бы напоминая: "Да-да, перед тобой всё та же малость сдвинутая Гликерия. Подожди немножко. Она поборется — и обязательно победит. А межпространство получит большую фигу с маслом, вот увидишь".

Она-то, конечно, поборется — согласилась я. Но почему бы ей не помочь?

При мне всё еще имелись целительские способности. Вдобавок, доступ к ментальной лаборатории оказался открыт. Тай Фун снял ограничения раньше срока. Ура! Да здравствует свобода!

Я быстренько загрузила лабораторию и просканировала тело Гликерии на всех уровнях. Ой, зря.