Двойной спор (СИ) - Стори Милена. Страница 22

По салону разливается незнакомая мелодия. Мужской голос зачитывает слова, которые чутко состыковываются со мной. Они, как будто складывались в предложения именно для меня.

Переводя в уме магнетические строки. Не слышу странный треск и, конечно, не отслеживаю, что мажор, со свойственной ему усмешкой, оторвав от своей футболки кусок, перематывает им руку.

В следующем дне. Ускользнуть. Ускользнуть.
У меня много стресса в груди. От отсутствия прогресса и дома (да).
Я оттолкнула их всех, так что я одна (да).
Еще один выстрел, имею в виду еще один стакан
Я имею в виду еще одну бутылку (да).
Не уверена в этом. Это невероятно. Но я ушла (да, да)
И очень стараюсь не чувствовать…

— Что за песня? — с трудом прогнав слезы, пытаюсь разговором заглушить зияющую дыру в душе.

Хотя бы немного заполнит её его "теплом".

— Slippin away. Sycosis, — ставит в известность парень, лавируя в потоке машин.

— Понятно, — поджимаю губы.

Угу. Хорошо поговорили. Информативно — главное.

— Приехали, — обращает Романов, через некоторое время, моё внимание на происходящее.

— Извини, — вываливаюсь из транса. Начинаю снимать с себя куртку.

— Достаточно простого «спасибо», Ромашкина, — едва улыбаясь, иронизирует гад.

— Да, да, смешно. До колик в животике просто.

Высовываю руки из рукавов, и бросая куртку на заднее сиденье.

Швырнула бы в рожу бессердечного, но знаю — ему ничего не стоит, начать со мной перебрасываться.

А пуховик не из бюджетных. Потом и правда натурой придётся расплачиваться.

— Благодарю покорно, что подвёз, Романов.

Гад ты нервотрепательный, продолжаю мысленно.

— Спросила бы номер телефона, чтобы кинуть тебе за бензин, но уверена — не дашь.

— Почему же не дам? — приподнимает брови.

— Дашь? — подозрительно лупаю глазами.

— Дам.

— Записываю тогда, — достаю телефон.

— Записывай-записывай. Восемь…

Занеся в контакты новый номер, сразу захожу в банк, и перевожу ему тыщу.

Нормальная сумма. Даже переплатила. Да беда в то, что…

— У тебя отключены быстрые переводы. На карту не бросить. Могу только на телефон кинуть, — злюсь, из-за того, что приходится объяснять наверняка ему известное.

— Кинь на телефон, — делая чуток погромче музыку, щурится из-за солнце исчадие.

— Будет классно. Меня нулевой баланс не настигнет, а, значит, нихр*на не удержит, чтобы тебе позвонить, — зловеще добавляет.

Палец замирает над "отправить на номер телефона".

Ступором то Романов и пользуется. Ловко забирает айфон у опупевшей меня, и под: «отдай, отдай, рожа протокольная. Отдай, кому говорю.»

Звонит сам себе.

По забренчавшему року, в глубине его брюк поняла, что себе.

— Держи, цветочек полевой, — извращается над фамилией, как хочет, всовывает "яблоко" в мои руки.

Перегнувшись, окутывает терпким мускусным парфюмом, и открывает дверь.

— Ромашкина. Ау. В себя приходим, — щёлчки перед носом

— Время то летит. Ай — цвай — правой, ай — цвай — левой из моей машины.

— Урод, — шиплю, но поближе к родным пенатам становлюсь.

Хочу напоследок хлопнуть дверью, желательно, чтобы ещё руку кое-кому придавило. Не ту что истекает, другую. Я же не садистка.

А так и мне хорошо, и ему симметрия. Но Романов останавливает от необдуманных действий.

— И, Ромашкина?

— Чего? — оборачиваюсь.

— Увижу тебя на вечеринке Илонки, убью, — лучезарно улыбнувшись, король сам дёргает на себя дверь.

Бряц, хлоп, визг шин.

И вот я одна. Застыла, потрясённая произошедшем.

Чаво, извините?!

17

— Ой, Ева, — пугается мачеха, стоит появиться в проёме.

Я бы тоже испугалась на её месте. Настолько зверской рожи, у меня не было, пожалуй, никогда.

За-дол-ба-ли.

Три, мать его, дня. Всего три дня, а я дошла до точки кипения сто раз. Специально не считала, но, думаю, примерно столько.

— Чай остался? — громко говорю, подойдя к холодильнику и взяв сок.

Пью прямо из пакета.

«Синичка» опешив, замирает с противнем булочек.

— Ну? — убрав сок обратно, поторапливаю.

— Да, да, я заварила как раз, — мельтешит, ставит выпечку на стол, снимает варежки. Подбегает к другому краю стола.

— Подогрей чай в микроволнухе, я через пятнадцать минут спущусь, — велю, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

— Хорошо, — лепечет брюнетка, на пути ко френч-прессу.

Сбросив вещи в стиралку, ставлю деликатный режим. Не решила верну ли Марку его футболку, потому на всякий случай поберегу её, подвергать сумасшествию в машинке не буду.

Быстро приняв душ, напяливаю чистые вещи: кроп-топ, пиджак, юбка. Маску за неимением, решаю купить по дороге.

Быстро спускаюсь по лестнице, в наушниках гремит рамштайн, ноги в ботильонах отстукиваю по паркету наверняка бесячий ритм.

Два в одном: и мачеху побешу, и красиво.

— Спасибо, — оцениваю расторопность, вынув из уха один «банан»

Прихлебнув горячий чай, довольно улыбаюсь. Согрелась снаружи, теперь вот внутри. Даже гад синеглазый не понадобился.

Ёшкин кот. Снова вспомнила он нём.

— Ева, а ты куда? — осторожничает Маша, видя, что я быстро жую батончик, запиваю его чайком. Даже серьги в уши вдевать успеваю.

Умная у отца невеста оказывается. Наблюдательная. Предполагала, она решит, что я на её посиделки собираюсь, а нет.

— Скажи отцу, что я пришла пораньше, мы с тобой испекли вместе булки эти, — киваю на вазочку. В неё «птичка» успела выложить свои «батоны».

— Мир, дружба, жвачка у нас. Желательно, милая, тебе сказать это убедительно. Иначе, я превращу твою жизнь в… — …в ад? — дерзит мачеха.

— Что ты? — издевательски качаю головой.

— Хуже. Ад покажется милым местечком, по сравнению со мной. Я предупредила. Делать выбор — тебе. Или мирно сосуществовать со мной, или растрепать отцу сказанное. Проверить меня, так сказать, на вшивость…м-м неплохо, — одобряю откусив плюшку.

— Л-ладно. Согласна, — сдаётся Маша, спустя тщательное прожевывание мной, её выпечки.

— Вот и славно, — отряхиваю руки от сахарной пудры.

— Заливай, соловей мой, получше. Отец недоверчив, но тебе поверит.

— Хорошо, — нервно сжимает руки в замок Синицина.

Хмыкнув, выбрасываю недоеденную булку в мусорку. Засовываю второй наушник обратно. Подмигиваю бледной птичке. И развернувшись, молча направляюсь к шкафу.

Достав из него пальто, не прошло и полгода, выхожу из дома. Такси стоит, ожидает. Теперь в магазин за маскарадной маской, и можно к Холодковой, на вальпургиевую ночку.

Рома:

— Бро, глянь, — пихает Исаев в бок.

— Дежавю красивое, — веселится он.

Становится моментально понятно, что за «дежавю».

Упрямое блондинистое «дежавю».

Опрокинув виски, поворачиваюсь ко входу. Там, следовало ожидать, Ромашкина стоит, озирается по сторонам.

На лице кружевная маска, на голове — чёрный парик, но не узнать новенькую — невозможно.

Наваждение долбанное, которое могу за секунду отыскать в толпе из сотни девчонок.

— И чего? Пусть развлекается, раз пришла, — безразлично пожимаю плечами.

— Вспомни. Илонка сказала, что она приглашена, ты на неё орал, как ударенный в з*дницу. Что изменилось? — промочив горло водой, Ис метко выбрасывает пустую бутылку в ведро.

Ждёт ответа.

Усмехаться, без риска повредить разбитую губу, теперь можно, что я и делаю.

— Не мои проблемы. У тебя сегодня? — меняю тему.

Друг кивает.

— Я буду там, — отрешенно обещаю.

— Слушай, не лезь. Хочешь, чтобы он тебе повторно ребра пересчитал?