Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 24
С тихим ужасом оглядывает стены кафе:
– Ремонт с самого открытия не делали!
Как мне доподлинно известно из «послезнания», в этом году разлад между Сергеем Есениным и Анатолием Мариенгофом дойдёт до того, что первый решит порвать с имажинизмом и группа «Ассоциация вольнодумцев» будет распущена. Сам же Есенин уедет на Кавказ (правда, не знаю в каком месяце) где и пробудет до следующего – последнего для него 1925 года, с трагичным финалом в питерской гостинице «Англетр».
Ещё вот:
– Как вы с Лизой уехали, Сергей объявил своим учеником и приемником некого Ивана Приблудного [11] – молодого поэта из Украины. Он покупал ему одежду, обувь, давал деньги и водил по ресторанам…
«Что-то Серёженьку после нашей Лизки на мальчиков потянуло, – такой инфы в моём компе не было и, я несколько забеспокоился, – что она ему интересно, такое сказала или сделала?».
– …И что Вы думаете, Серафим Фёдорович? Этот Приблудный начал воровать у него стихи и выдавать за свои!
– Да, Вы что?! Вот же, мерзавец! Копираст проклятый.
Надежда Павловна возмущается вместе со мной:
– Почему-то вокруг Есенина полно подобных мерзавцев (взять бы хотя бы тех трёх «мужиковствующих», спровоцировавших его на драку с чекистом) а вся дурная слава достаётся Мариенгофу… А ведь это единственный приличный человек среди этой публики! Злые языки называют его «снобом», злым гением Есенина – подобно Лиле Брик для Маяковского и даже…
Она, чуть не задохнулась от возмущения:
– …Потомком какого-то немецкого барона! Какая грязная лож! Отцом его был крещённый еврей – врач и настоящий русский интеллигент.
Ну, что тут скажешь? Осталось только поцокать языком от возмущения.
Несколько застенчиво:
– Единственный недостаток у Анатолия – не переносит даже в шутку, любой намёк – что Есенин талантливее его.
Пожав плечами:
– У каждого из нас свои «тараканы» в голове.
Вспомнилось кое-что и, чтоб чисто поржать:
– Правда ли, говорят что теща Мариенгофа управляет «Стойлом» и имажинизмом?
Краснеет сердясь:
– Ах бросьте! Это всё Серёжа выдумал. Я её немного знаю – вполне культурная и безобидная старушка… Что касается денег, то да: у Анатолия большие расходы на семью и, вполне понятно – почему он стал так прижимист. Однако воздадим должное: он из всех дольщиков один хоть что-то делает – чтоб кафе оставалось на плаву.
Кажется, моя «тёща» нашла себе нового кумира!
Наконец излив душу и высказав про московскую тусовку всё – что она о ней думает, перемыв косточки всем и каждому, Надежда Павловна переходит к делу. У неё есть уже довольно подробно проработанный бизнес-план по полному переходу кафе «Стойло Пегаса» под свой личный контроль.
В собственность, то есть.
Причём, она решила дать «пинка под зад» – даже ныне обожаемому Мариенгофу, обосновывая его же пользой:
– Избавившись от необходимости вести дела в «Стойле», Анатолий, чтоб заработать больше средств для семьи – будет больше писать, чаще издаваться…
Согласно киваю:
– «Талант должен быть голодным» – не нами было сказано.
Засыпав меня цифрами и числами, читаемыми по бумажкам – по финансовым документам, то есть, Надежда Павловна уже конкретно «берёт быка за жұмыртқа»:
– Нам с Елизаветой принадлежит всего лишь четверть капитала заведения. Однако, финансовые дела «Стойла» настолько плачевны, а его репутация настолько подмочена – что можно выкупить его долговые обязательства за сущие копейки! Ведь, на 28 апреля назначены торги и кредиторы бегают как тараканы на кухне – пытаясь хоть что-то спасти.
Смотрит мне прямо в глаза, откровенно намекая:
– Я здесь немного поднакопила и, если кто-нибудь добавит сущую малость…
Она называет довольно приличную по тем временам сумму. Для обыкновенного человека – «довольно» приличную. Для меня же, просто – «приличную».
– …Хотя, я могла бы обратиться за небольшим кредитом в ульяновскую «Красную взаимопомощь». Николай Алексеевич, – в этом месте она краснеет и отводит глаза в сторону, – который помогает мне вести «двойную бухгалтерию», сказал что можно рассчитаться за год.
Высказываю своё личное мнение начинающей «рейдерше»:
– Думаю, недостающую сумму Вам найти особого труда не составит, причём – даже, не прибегая к «внешнему» заимствованию… Да только, дело то не в этом!
Не догоняет:
– А в чём же дело, Серафим Фёдорович?
– В наше непростое время, бизнес должен быть социально-ответственным – иначе у него не будет будущего. И с этой точки зрения, пожалуй – ваш план будет выглядеть довольно-таки неблагоразумным и недальновидным.
– Я Вас не понимаю…
– В глазах общественности поступая так – Вы позицируете себя хищницей, а «бедных, несчастных» поэтов – жертвами.
Задыхается от возмущения:
– Да какие же они «жертвы»…?
– В народном, общественном мнении – поэт всегда есть жертва, даже если он каждый день бьёт кому-нибудь морду! Вот повесься, положим, на следующий год Есенин по-пьяни – что народ скажет, что в газетах напишут?
Крестится суеверно повторяя: «Свят, свят, свят…».
– Скажут, напишут в газетах и в учебниках по русской литературе напечатают: «жадная нэпманша Молчанова (причём – дворянского происхождения!) довела великого народного поэта до самоубийства». Хотите таким образом – на века прославиться, Надежда Павловна?
В глазах её тихий ужас:
– Да, упаси Боже!
– Далее… Частников-нэпманов у нас не любят – Вы только на карикатуры в газетах посмотрите! Вы хотите – чтобы Вас ассоциировали с этими безобразно раскормленными жирдяями, Надежда Павловна?
Всплёскивает руками:
– Да, не приведи Господь!
– Вот и я про то же! Быть нэпманом нынче не модно, – здесь я довольно игриво подмигиваю, – а Вы же у нас не забываете следить за модой и стараетесь шагать с нею в ногу.
Действительно, после отъезда из Ульяновска – мама Лизы преобразилась неузнаваемо, что касается макияжа и прикида.
От моей похвалы она слегка смущённо зарделась.
– Наконец, если поэты будут продолжать (фиктивно, разумеется) находиться в числе акционеров – это будет хорошей рекламой нашему предприятию общепита. Я бы ещё парочку пригласил… Не подскажите кого?
– Маяковского разве? – размышляет вслух, – так ведь, они с Серёжей открыто враждуют! Демьяна Бедного…
Однако, лишь при одном имени её морщит как румынского пана Дрякулу – от целой головки чеснока засунутой в попу.
– Марка Бернеса, – подсказываю.
Осторожно:
– Ну, если он согласится…
Приятно, когда о тебе уже и в столице знают! Хотя, конечно – ворованная это «известность»…
– Да, куда он денется с этого земного шарика!
Предлагаю свой план, вернее – вторую часть плана:
– Вы это очень хорошо придумали, Надежда Павловна: создав распускаемыми слухами панику насчёт банкротства «Стойла» – скупить обесценивающиеся долговые расписки и тем самым взять под личный контроль сие заведение… Пожалуй, так и начнём действовать! Но дальше, уважаемая Надежда Павловна, наиболее практичным будет «оставив всё по-старому, сделать так – чтоб всё было по-новому». Кафе, которое мы переименуем в «Ясли Пегаса», останется акционерным обществом. Ваше с Лизой долевое участие увеличится до одной трети, ещё треть внесёт поэт Марк Бернес – который доверит Вам полное управление своей долей. Остальные сорок процентов останутся у «отцов-основателей» – поэтов-имажинистов, то есть. Таким образом – и, кони пьяны и хлопцы запряжённы! Поэты отстраняются от управления – в котором они ничего не смыслят, но получая свою часть маржи – они не в обиде на нас. Как Вам, такое?
Быстренько пробежавшись по своим бумагам ещё, она отрицающе машет головой:
– Боюсь, из-за финансовых затруднений – наше кафе даже этих бездельников больше не потянет.