Сферы влияния (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна. Страница 62

Гермиона медленно кивнула. Кингсли мог бы и не договаривать — его мысль она уловила полностью, но он всё-таки сказал: — Однако если будет ещё хоть что-то, хотя бы одно движение за моей спиной, я как старший товарищ по Ордену, беспокоясь о твоём благополучии, удалю тебя от Брука как можно дальше. И как Министр магии, вышвырну вон из страны, если ты начнёшь представлять угрозу её интересам.

Это было грубо.

Гермиона невольно подумала, что Майкрофт Холмс себе такого не позволил бы — эту мысль он выразил бы иначе. Но Кингсли оставался бывшим аврором, жёстким и прямолинейным, дубиной британской власти. — Я поняла, — произнесла Гермиона. — Хорошо бы, — вместо прощания произнёс министр.

А дальше начался ад.

День за днём, раз за разом Гермиона атаковала ум Джеймса Брука, но всякий раз терпела поражение. Она комбинировала разные зелья, воздействовала на его разум на разных уровнях, меняла триггеры — и всё равно терялась в лабиринтах его воспалённого сознания.

Он жил среди разрушения — более того, он сам разрушал себя. Гермиона не знала, когда он начал это делать, но он своими руками вырастил лес самоубийц, он поливал его кошмарами и бредовыми фантазиями, удобрял деревья страхами, корежил их стволы болью, а потом имитировал лечение, создавая искусственное удовольствие, которое только усугубляло агонию.

Гермиона стала бояться этого леса. Её стало трясти при одной мысли о Бруке. Ночами она просыпалась в ледяном поту, потому что даже совершенный окклюментный щит не сдерживал подступающих кошмаров.

Раз или два хотелось малодушно всё бросить.

Ещё трижды — сбежать в дом к Поттерам, устроиться на кухне у Джинни, прижать к себе брыкающегося Сириуса (она не могла бы сейчас даже в мыслях назвать старшего из детей Поттеров по первому имени), и просто разреветься.

Но она не чувствовала себя в праве взвалить этот ужас на плечи лучших друзей. И она не имела права всё бросить. Поэтому она снова и снова приходила в здание на Уайт-холл, в комнату с белыми стенами, и погружалась в ад.

Пока самым перспективным триггером оказалось слово «магия». Гермиона не увидела ни одного воспоминания, связанного с волшебниками, зато были рукописи — множество исписанных от руки и набранных на компьютере страниц текста книги, которая должна была стать первым камнем того моста, который мечтал построить Кингсли между волшебниками и магглами.

Рукописи из воспоминаний были настоящими, живыми, почти не искажёнными бредом — поэтому Гермиона возвращалась к ним, вдумывалась в них, надеясь найти подсказку.

Тщетно.

К концу второй недели Гермиона начала терять надежду, а вместе с тем подходило к концу и терпение Майкрофта.

До сих пор он предоставлял Гермионе право самой работать с Бруком так, как она сочтёт нужным, не появляясь в камере — или же нанося арестованному визиты в то время, когда Гермиона отсутствовала.

Однако рано или поздно он должен был поинтересоваться, как идут успехи, и он это сделал. Просто появился в комнате, сделал двоим боевикам, которые всегда сопровождали Гермиону к Бруку, непонятный знак, повинуясь которому они быстро поставили напротив Брука раскладной стул, а потом исчезли за дверью. — Продолжайте, — сообщил Майкрофт, располагаясь на стуле с явным намерением просидеть долго: откинулся на спинку, опёрся на зонт, закинул ногу на ногу.

Гермиона почувствовала, что его внимательный взгляд жжёт ей спину. Брук ухмыльнулся и подмигнул, сказав:

— А, дорогой мистер Холмс, решили присоединиться к вечеринке? — рассмеялся своим обычным, высоким смехом, так похожим на смех Волдеморта. — Вас тут и ждали. — Легиллименс! — выдохнула Гермиона почти беззвучно, в который раз врываясь в ненавистное сознание.

Пейзаж уже не угнетал — просто утомлял. Говорят, человек привыкает ко всему. Как менталист, Гермиона могла добавить к этому комментарий о пластичности человеческой психики, способной подстроиться практически под любые обстоятельства. Деревья привычно потянули к ней голые колючие ветви, но она отмахнулась от них. За этот день она планировала использовать несколько сокровенных триггеров — «дом», «мама», «поцелуй». Но вместо этого произнесла: «Мистер Холмс», — словно повинуясь какому-то наитию.

Перед ней был Биг-Бен, склонённый в сторону, будто бы заваливающийся на здание Парламента, но весьма узнаваемый. Сам Джим — герой воспоминаний — любовно коснулся губами стеклянного экрана своего телефона и набрал сообщение из нескольких несвязных слов: «Джамбо Джет. Дорогой мистер Холмс, мой дорогой».

Воспоминание прервалось, но оно было настолько живым и неискажённым, что Гермиона не могла не уцепиться за него, и повторила: «Мистер Холмс». В этот раз её втянуло в чёрный провал между корнями деревьев и выплюнуло в смутно-знакомой, но как будто видимой сквозь толстое стекло комнате. Груды бумажного мусора, грязные чашки на журнальном столике, череп на каминной полке, два несоразмерных кресла — Гермиона узнала это место. Гостиная Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Джим прошёлся по комнате, погладил пальцем обивку чёрного кресла, приблизился к каминной полке, снял череп и вдруг поцеловал его в обнажённые костяные десны. Череп задрожал и рассыпался прахом, а сам Джим улыбнулся — и улыбался всё шире, всё отчётливее показывая зубы. Мгновение — и Гермиона поняла, что это не улыбка. Он сам обращался в череп, словно кислота съедала его лицо, открывая белоснежные ровные кости. Нужно было вырваться назад — но воспоминание было слишком сильным, слишком болезненным и цепким. Оно держало Гермиону щупальцами чужой воли, и она билась в них, силясь освободиться. От губ и подбородка уже ничего не осталось, на очереди были щёки — они кипели, плавились и стекали, и уже можно было видеть, как бьётся в смертельной агонии подвижный по-змеиному язык.

«Очистить сознание», — повторяла себе Гермиона, но не могла отгородиться от жуткого видения. Собственный щит плавал и шатался, грозя разлететься на куски. А превращение всё длилось, и щёк уже не было, и уже нижние веки становились мягче, как свечной воск от пламени. Гермиона хотела закрыть глаза, но не могла этого сделать — и всё продолжала смотреть в лицо Джима, ловить его безумный, счастливый взгляд. — Гермиона! — позвали её сзади.

Джим щёлкнул зубами, намереваясь что-то сказать. — Гермиона! — раздалось настойчивее.

Веки потекли, новые капли расплавленной кожи потекли на некогда безупречный синий пиджак. И вдруг запястье обожгло холодом, таким реальным, что Джим из воспоминаний показался только бредом. Гермиона дёрнулась и вырвалась из его сознания — но только для того, чтобы, пошатнувшись, рухнуть на пол и отключиться. Боли от падения она уже не почувствовала.

Пришла в себя она в тепле. Голова болела, как и всегда после перенапряжения в работе с чужим сознанием, но зубы не выбивали дрожь, перед глазами не мелькали кошмарные образы. Всё прошло.

Она сглотнула густую вязкую слюну и открыла глаза, пытаясь понять, где находится.

Кабинет Майкрофта нельзя было не узнать. Камин жарко полыхал, на столике перед ним стоял чайник, а возле него — одна чашка, сахарница и вазочка с печеньем. Гермиона пошевельнулась — и поняла, что сидит в кресле и укрыта пледом. Оранжевым, почти как у скорой помощи.

Она была по-прежнему в своём маггловском костюме, но босиком — туфли обнаружились на полу, чуть в стороне от столика, кто-то поставил их идеально ровно, как на прилавке в магазине, и параллельно камину.

Она снова сглотнула — было немыслимым даже подумать о том, что Майкрофт Холмс собственноручно разувал её. Конечно, это сделали его люди — те же, кто принёс чай и плед. Однако не приходилось сомневаться в том, что из разума Брука её вытащил именно Майкрофт. Он догадался как-то, что ей нужна помощь, и своим ледяным прикосновением и окриками помог ей вернуться в реальность.

Гермиона осторожно обернулась, почти не сомневаясь в том, что кабинет будет пуст — и вздрогнула. Она была не одна.

Майкрофт сидел за своим столом и смотрел на неё очень внимательно, будто ожидая, когда же она повернётся. — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, Гермиона, — произнес он отстранённо. — Да, Майкрофт, — сказала она, но вышло очень хрипло и натужно. — Переутомление, я полагаю. Я не стал вызывать к вам врача, полагаю, что ваши специалисты справятся значительно лучше. — Это не переутомление, — Гермиона откашлялась и смогла нормально говорить, — это была схватка. Брук пытался убить меня, затянув в кошмар, я… — она резко втянула носом воздух и добавила очень тихо: — Я благодарю вас за своевременную помощь.