Конфидент (СИ) - "Майский День". Страница 12

Нормально до поры общение складывалось, но когда узнаёшь про других то, что им не слишком хотелось бы выдавать, отношения неизбежно портятся. Деманд всё понимал и ни на кого не сердился. Хватало собственных забот. И вот после всех мытарств судьба его решалась в этот час. Выполни он условия испытания, перед ним открывалось вполне сытное, вроде бы даже достойное поприще. Откажись, и все четыре стороны щедро предоставляли его ногам многочисленные пыльные дороги.

Мало было обладать способностями, их следовало подтвердить, подняв из могил мертвецов и заставив их исполнить все трюки, которые придумают изощрённые экзаменаторы. Деманд не хотел.

Поначалу сам не понимал причин собственного упрямства. Ведь усопшие с ближнего кладбища не приходились ему друзьями или роднёй, да и последняя не вызвала особенно тёплых чувств, выкинув в мир и сразу основательно забыв. Другие маги легко проделывали положенные номера и ничуть не стыдились своих деяний. Считалось даже престижным иметь мёртвого в услужении. Деманд видел такого раба у одного из преподавателей. Вполне целый мертвец, которым так гордился его хозяин, слушался любого повеления. Прочие относились к забавам с ушедшими снисходительно, но Деманд на свою беду почуял, что вовсе не бездушная кукла стоит в углу, дожидаясь команд, как дрессированный зверь. Внутри покорного чужой воле тела жила остаточная душа, тот островок сути, который и не давал покойнику развалиться, но при этом заставлял его непрестанно страдать. Его боль отдалась в живом маге всего на считанные мгновения, но столько безнадёжной тоски он ощутил, что собственное сердце едва не распалось на части.

При всем природном простодушии у Деманда хватило ума, промолчать о своих невольных наблюдениях. Он понимал, насколько безнадёжна окажется попытка ходатайствовать за мёртвого, принадлежащего другому магу. В лучшем случае просто высмеют, а в худшем участь подневольного мертвеца станет ещё горше. Жестокость людей, наделённых талантами, временами просто потрясала малоискушённого юношу из провинции.

Он пытался убедить себя, что поднимет несчастных ненадолго, а потом вернёт им потревоженный покой, но уже изрядно развившийся инстинкт некроманта услужливо подсказал, что не всё в мире доступно и просто, а забавы с той стороной никогда не проходят бесследно. Он не мог переступить через себя, одолеть жёсткий запрет. Беззвучный крик несчастного раба начинал каждый раз звучать в голове, когда Деманд уговаривал себя покориться неизбежному. Почему достойные маги не отдавали себе отчёта в том, что тоже когда-то умрут, и никто не убережёт любого из них от позорной участи, на какую они обременяли мёртвых бедняг? Наверное, в самонадеянности своей они полагали, что на круг неуязвимы для магического повеления, но Деманд ясно понимал беспочвенность высокомерных притязаний.

Плохо было ведать скрытое от других, опасно и хлопотно. Ну да недолго осталось маяться среди тех, кто его хорошо знает. В миру что сам о себе расскажешь, то и правда. Лишнего не спросят.

Посвящённый Балег смотрел на него, не торопя с ответом, ведь решалась сейчас вся дальнейшая жизнь. Поступиться собой один раз, а там… Наверное, он бы смог, но понимал, что поступается на самом деле другими, а это иной расклад удачи. Один шаг по лёгкой дороге нарушит что-то внутри, а потом, рано или поздно сие сбудется, но живой человек превратится в безжалостное существо, для которого чужие слёзы — бегучая вода. Деманд горькой участи не желал. Боялся, представления не имел, что станет делать, выйдя за порог, но страх шагнуть в добровольное рабство, в грядущую пустоту души, оказывался сильнее вполне простительного опасения перед неизвестностью. Богатая жизнь такой дорогой ценой не манила может быть ещё и потому, что Деманд не видел в доле изрядного достатка. Как говорила его матушка: не ел никогда досыта, поздно и привыкать.

Что ж, времени на раздумья предоставили щедро, медлить далее было уже неприлично. Между делом Демонд вспомнил, что, ко всему прочему, он — дворянин, хотя обычно мысль о благородном происхождении теплилась где-то в уголке сознания, да и то неуверенно. Проку от гордыни не происходило.

— Нет, — сказал он как мог твёрдо. — Не смогу и не хочу. Если судьбе угодно было так подшутить надо мной, значит заслужил свою участь. Руки-ноги при мне, прокормлюсь, не пропаду в большом мире.

Ректор задумчиво кивнул, вроде бы даже и не удивился особо. Собирать вещи Деманду не пришлось за полным отсутствием оных. Он заранее оставил в комнатушке, которую делил ещё с тремя парнями из бедных, одежду, пожалованную школой, та, что сейчас прикрывала наготу, принадлежала ему. Верно именно по наряду Балег и определил заранее каков будет ответ. Реши Демонд остаться, облачился бы в приличное.

— Спасибо за всё! — спохватился он, спеша с любезностью, опасаясь, что выкинут из школы магическими пинками и слова сказать не дадут.

— Ты славный юноша, Деманд. Надеюсь, путь твой не будет горек.

Балег извлёк из бездонного стола с множеством таинственных ящиков невзрачную медальку на суровой верёвочке, протянул бывшему теперь ученику.

— Возьми на память. Малая малость, да однажды пригодится.

Деманд почтительно принял дар. Для сохранности надел сразу на шею, поклонился и вышел вон. Стражники уже скучали за дверью, но не погнали с позором, просто шли сзади, а он шагал как мог уверенно, ведь страх оказаться вдруг одному в большом пустом мире навалился свирепо как никогда. Деманд бы, наверное, долго варился в этих сомнениях, когда навстречу шагнули бывшие сокашники.

Усердные и малоимущие студенты, что примечательно держались в стороне и провожали скорбный путь изгоя сочувственными, а то и печальными взглядами, а вот те, что побогаче, глядели с откровенной насмешкой. Демонд не был бы собой не задери тут же нос и не скрои на физиономии столь же высокомерное выражение. Грусть куда-то делась. Личная или фамильная спесь, неведомо точно, которая из них, настойчиво заставляла держать марку и не пасть лицом в пыль.

— Поехал наш никчёмыш домой, какашки за свиньями убирать, — изрёк, картинно заломив бровь, студент, который ещё недавно тайком списывал красивые решения примеров из чужих тетрадей.

У всякого, от кого отвернулась удача, мигом образуется множество врагов или на худой конец недоброжелателей. В Демандовых краях скотина водилась попроще и повыносливее капризных хрюшек, так что сам того не ведая, этот человек ему польстил. Деманд знал, конечно, его имя, но решил забыть навсегда. Не от дурного настроения, а от разумной экономии.

Не удостоив остряка словом или взглядом, гордо прошествовал сквозь строй, наблюдавших его позор студентов, а выйдя во двор ещё и рукой помахал, словно предстоял изгоняемому не усеянный каменьями трудный путь, а весёлая прогулка для улучшения аппетита.

Выставляться, конечно, не следовало, как и бдительность терять, и Демонд за свой гонор наказан был тотчас. Не понял даже, кто послал вдогон хорошо рассчитанный магический пинок, да и разбираться стало некогда. Грязная лужа, оставшаяся возле дорожки после дождя, метнулась навстречу, Демонд извернулся как мог, но недостаточно проворно, плашмя не брякнулся, зато задом плюхнулся в самую середину, подняв невиданный фонтан рыжих брызг.

Положение было хуже не придумаешь, и так стало горько, что взрослый некромант едва не разрыдался как ребёнок, присовокупив очередную неприятность к своему и без того значительному собранию, но сдержался, конечно. Судьба послала в рожу не первый и не последний подлый удар.

Кто-то радостно загоготал, но таких оказалось немного, что утешало хотя бы отчасти. В воротах Деманд поклонился по обычаю, глянул последний раз на людей, одни из которых злорадно пялились вслед, а другие избегали встречаться с ним взглядом и вышел вон. Кто-то из охранников тотчас захлопнул калитку. Эта часть короткой ещё жизни окончательно отошла в прошлое.

Деманд бездумно зашагал по улице. Штаны намокли, с них стекала грязная вода, неприятно сбегая по ногам в поношенные сапоги. Плаща у бедного школяра не водилось, рубаха почти не пострадала, так что хоть что-то да сберёг. Затянул потуже пояс и свернул к реке. Следовало сполоснуть и высушить одежду прежде, чем искать работу или приют. Деманд подозревал, что в этом городе ему не найдётся места. Жители подозрительно относились к студентам вообще, и к изгнанным за непонятные провинности, в частности. Беда в том, что раньше, чем пуститься в путь, следовало раздобыть хоть немного еды в дорогу. Из школы выкинули, не удостоив обедом, так что живот уже подавал недвусмысленные сигналы о своих потребностях.