Император (СИ) - Рави Ивар. Страница 4

Пять коренастых и широких фигур окружали фигурки тоньше и значительно выше. По несколько фигурок валялись в ногах, видимо, они изображали погибших воинов. Кто бы ни был художником, ему удалось передать основную мысль: битву двух разных племен. Возникло желание задержаться и осмотреться внимательно, но факелы грозили потухнуть, да и Бер начнет бить тревогу, переживая за задержку.

Часть моего факела прогорела и крупная ветка упала к ногам, осветив пол, где что-то тускло отразило свет огонька. Нагнувшись, увидел крупный кусок угля, видимо того самого, чем рисовал первобытный художник.

— Пошли на выход, — скомандовал отряду и, уже двинувшись, остановился словно оглушенный: «уголь был не древесный». Метнувшись обратно, подхватил найденный «инструмент» художника, чтобы рассмотреть его внимательно на свету. Факел Санчо еще горел, а мой погас уже у самого выхода. Солнце практически село, но даже полумрака леса хватило, чтобы рассмотреть кусок угля в моих руках. Иссиня-черный кусок угля был несомненно каменным, имевшим слоистую структуру.

Уголь, каменный уголь, да еще и высочайшего качества, если мне не изменяет память. Мои познания о каменном угле были весьма скромны, но некоторые выдержки из книги «Цусима» я помнил. Помнил, как сетовали кочегары на качество угля, проклиная интендантов, что закупали бурый уголь вместо черного. Проблемы императорской России меня сейчас мало волновали, интересовал всего один вопрос: «как именно уголь попал в пещеру»? Маловероятно, что первобытный художник скитался с ним по всему свету. Когда племя в походе, каждый килограмм нагрузки имеет значение. Именно поэтому мы часто находили брошенные старые шкуры и сломанное оружие. Нет смысла это таскать с собой, когда на новом месте можно добыть животное или сделать новое оружие.

Значит уголь, скорее всего, найден где-то недалеко. Зная первобытную жизнь, можно примерно очертить радиус поисков. Если племя находится не в походе, а на стоянке, охотники должны успевать вернуться к стойбищу до захода солнца. Это необходимость продиктована ночной охотой хищников и верованиями в злых Духов. Вне зависимости от того, кто раньше жил в пещере неандертальцы или кроманьонцы, радиус дневной охоты вряд ли превышает двадцать километров. А если реалистичнее, то, скорее всего, основной радиус охоты составляет от пяти до десяти километров.

Если добыча становилась пугливой, и приходилось уходить на большие расстояния, дикари просто меняли место стоянки, пока не выбьют всю ресурсную базу вокруг себя. И так повторялось много раз: они скитались по определенному ареалу, повторно возвращаясь на прежние места охоты.

От размышлений меня отвлек шум: впереди послышались крики и треск ветвей. Буквально в двадцати метрах от нас проскочило несколько человеческих фигур, судя по реакции Санчо, женских. Я запретил преследование: уже практически опустилась ночь, и рисковать ночью в незнакомой местности было глупо. Снова послышался треск ветвей, и Бер выскочил из кустов, ведя на веревке отчаянно сопротивляющуюся девушку.

— Макс Са, они дикие, сразу бегут, — оправдываясь проговорил мой приемный сын.

— Все на месте, пошли на корабль, утром снова вернемся, нам придется задержаться в этом месте.

Не говоря ни слова оба отряда поспешили в сторону моря. Дикарка отчаянно упиралась, шипя как рассерженная кошка. Факелы мы не зажигали, стараясь быстрее дойти до воды, а в темноте разглядеть девушку не удавалось. Вышли к берегу морю уже в темноте, если бы не луна, лодки пришлось бы искать долго. Мысленно попенял себе, что оставил лодки без охраны, это оплошность больше не повторю.

«Стрела» зажгла кормовой и носовой фонари, выделяясь на черной воде двумя яркими пятнами. Дикарка, увидев огни на воде, с ужасом закричала: из глубины леса ей ответил такой тоскливый крик, что у меня защемило сердце.

— Бер, зажги огонь, — приказал я командиру спецназа. Наспех собрав подобие факела, тот высек искры кремнием и подпалил пучок сухих ветвей в руке.

— Подними факел повыше, — повинуясь указанию, Бер поднял руку с горящими ветвями, осветив лицо захваченной дикарки. Было в ней что-то похожее на Нел, когда я ее впервые встретил, только отличались глаза, в которых плескался неприкрытый ужас. Девушка зажмурилась от огня факела, попыталась вырваться, и убедившись, что ей не освободиться, снова закричала. В этот раз ее крик звучал так тоскливо, что даже воины, сталкивающие шлюпки в воду, замерли. Этим криком она прощалась со своими, что ответили ей таким же протяжным и тоскливым криком из лесной чащи.

Совсем юная, примерно шестнадцати лет от роду, она была отлично сложена, густые волосы, доходящие до бедер перехвачены куском веревки вырезанной из шкуры. И, как ни странно, от девушки шел приятный аромат мяты.

Почти неосознанно вытащил нож из ножен: наши взгляды встретились. В ее черных глазах сейчас было спокойствие: она окинула голову назад, подставляя шею под нож. Замешкавшись на секунду, я перерезал веревки стянувшие ее руки: несчастная вздрогнула от прикосновения стали к коже руки и недоуменно захлопала глазами, глядя на освобожденные руки.

— Уходи, иди домой, — дикарка вздрогнула от моего голоса и отступила на шаг, оглядывая нас.

— Иди, тебя там ждут, — показал рукой в сторону леса. Девушка оглянулась на темнеющий лес и снова повернулась ко мне:

— Лиа мава те, — певуче проговорила она и внезапно, словно лань, кинулась в сторону леса.

— Садимся в шлюпки, — скомандовал своим, усаживаясь на носу лодки.

Со стороны леса снова донесся крик, кричала девушка, в этом нет сомнений. Теперь в крике звучала радость, торжество и немного тоски.

— Она благодарит тебя, — Бер уселся рядом и скомандовал:

— Весла на воду.

— Она просто радуется свободе, — возразил я сыну.

— Нет, к своим она могла попасть и без криков, их поселение совсем близко. Она крикнула, уже находясь в лесу, привлекая внимание хищников. Крикнула, чтобы сказать, что будет ждать тебя.

— Бер, тебе нужно писать эротические книжки, — смеясь возразил сыну.

— Макс Са, дай ей понять, что ты услышал, иначе она крикнет еще раз, подвергая себя риску.

— Бер, ты говоришь глупости, она совсем еще ребенок… — мои слова перебил крик девушки, тоску, прозвучавшую в голосе, на этот раз я различил очень хорошо.

— Я говорил тебе, — в темноте сверкнули зубы Бера, — дай ей понять, что ты ее услышал.

Даже не осознав до конца, почему я это делаю, зарядил в ТП-82 осветительный патрон и выстрелил вверх по направлению к лесу. Зажигательный снаряд на целых десять секунд осветил небо над берегом моря и частью леса, а затем погас, сверкнув напоследок зеленоватым светом.

— Макс, все в порядке? — донесся с корабля голос Тиландера.

— Все нормально, Герман, салют местным аборигенам, — поспешил успокоить американца, подплывая к «Стреле». Взобравшись на корабль, мысленно обругал себя, что поддался уговорам Бера и потратил осветительный патрон. Кинув взгляд в сторону леса, оторопел: где-то с минуту мерцал огонек костра или факела, погасший, прежде чем я успел понять, что это, случайность или ответный сигнал.

На корабле царил небольшой переполох: гости из племени Урха забились в угол на носу корабля не реагируя на слова матросов, успокаивавших их. Яркая вспышка, осветившая все небо, как и сам звук выстрела перепугали их не на шутку. Лишь увидев меня дикари немного успокоились, а спустя полчаса с аппетитом уплетали паек, выданный им корабельными коком.

— Что там случилось, Макс? — Тиландер излучал неприкрытое любопытство. Мы сидели у кормового фонаря и ужинали, пользуясь освещенным пространством. Часто, оставаясь вдвоем, мы говорили по-английски, чтобы члены команды не понимали разговор.

— Бер поймал девушку-дикарку, молодую, красивую, — уточнил я после заминки. Мне стало ее жаль, и я ее отпустил.

— Зачем? Пригодилась бы нашим воинам. У нас столько неженатых, — Американец вгрызся в кусок мяса, напоминая кота, поймавшего воробья.

— Понимаешь, Герман, она кричала, словно прощалась с жизнью, и взгляд у неё был такой…