Император (СИ) - Рави Ивар. Страница 42
Вот откуда у кавказцев и скандинавов такая густая растительность, — мысленно усмехнулся при одной такой встрече, заметив подростка десяти лет. Подросток явно носил черты неандертальца: уже в этом возрасте у него пробивалась щетина на лице, и появилась небольшая растительность на груди. Недаром считается, что практически все люди несут в себе часть генов неандертальцев: у некоторых народов такой процент вероятно выше чем у остальных.
— Нел, — позвал я жену, и когда та показалась в дверном проеме, добавил:
— Пошли воина за Германом, пусть подходит на обед и составит нам компанию.
Нел ушла, до меня донеслись заглушенные отрывки ее указаний. Пока ожидал американцев, погрузился во внутренний анализ и самокопание. Объективно выходило, что я плохой семьянин и довольно посредственный правитель. У меня не получалось уделять достаточно времени семье, считая, что супружеская обязанность с лихвой покрывает необходимое общение. И если остальные жены такое отношение воспринимали правильно, Сед это явно не нравилось. Спеси у нее, конечно, поубавилось после непродолжительной ссылки в деревню отца. Теперь она остерегалась высказывать мнение, которое мне могло не понравиться. Уйдя с головой в обучение Русов-старшеклассников, она нашла отдушину в этом.
Алолихеп много времени уделяла сыну и самой себе: привыкнув к роскошной жизни во дворце Ондона, она старалась устроить свой быт в Макселе подобными образом. У нее единственной из всех жен была своя помощница — Зезаги, жена Бера. Комната Алолихеп блистала чистотой и всегда благоухала. Как и где ей удавалось найти эти ароматические травы, что ей сушила и толкла Зезаги, я не знал. Она никогда не просила ночевать у нее, спокойно воспринимая мой выбор жены на ночь. Но если выбор падал на нее, миндалевидные глаза вспыхивали, и моя «египтянка» была очень счастлива.
Лиа еще совсем юна и взбалмошна, но жестокий токсикоз превратил ее в серую мышку. Целыми днями девушка ходила зеленой от тошноты и плохого самочувствия. Доходило до того, что мы не сразу замечали ее отсутствие за общим столом. Я уже не раз успел пожалеть, что поддался своим животным инстинктам и привел девушку в Максель. Нужно было оставить ее там, где она жила. Ее интерес ко мне пропал бы с моим исчезновением из ее поля зрения.
Резко поднявшись, прошел в зал в тот момент, когда Нел впускала Лайтфута. Американец не избавился от своего обращения «сэр» и «мэм» принятого у него на родине. Вот и сейчас, поздоровавшись с Нел, добавил свое почтительное «мэм».
— Уильям, проходи, обед давно готов. Сейчас Герман тоже подойдет, пообедаем все вместе, заодно поговорим о делах.
— Добрый день, сэр, Макс, — исправился Лайтфут, отдавая свою шкуру Нел. Кованные крючки, вбитые в стену, выполняли роль вешалки для «верхней одежды». Оправив тунику из простого сукна, Лайтфут шагнул к столу, но осекся под взглядом Нел.
— Мэм, не польете мне воду на руки? — к вящей радости Нел, обратился он к моей жене, с готовностью, полившей ему на руки. Пока гость мыл руки, я прошел и уселся за огромным столом, сделанным под руководством Тиландера. Едва мы приступили к трапезе, как появился второй американец с крупным сомом под полтора метра перекинутым через плечо.
— В сети к рыбакам попался, одну сеть порвал, но запутался во второй, — объявил Тиландер, снимая малахай.
— Крупный, я таких не видел, — пришлось признаться мне, глядя на рыбину на полу. В ней никак не меньше тридцати килограммов, недаром американец вспотел, таща ее сюда. Двое воинов у входа по знаку Нел подняли рыбу и унесли ее в зону кухни. Быстро сполоснув руки водой, Тиландер присел к столу справа от меня:
— По какому поводу обед?
— Просто давно вместе не собирались. Нел, принеси нам самогона, — велел жене, появившейся в поле зрения. — И пусть затопят баньку, гулять так гулять.
Тиландер промолчал, он не был любителем выпить, а вот Лайтфут охотно пропускал со мной пару стопочек, но баню не жаловал. Некоторое время ели молча, немного перекусив, разлил самогон:
— За Русов и за вас ребята!
— За Русов, — хором откликнулись американцы, поднимая свои сосуды с пойлом. Я не планировал наедаться и напиваться, впереди еще банька и серьезный разговор. Пусть я и император, как ехидно выразился Картер, но мнение обоих американцев очень ценил. Тиландер и Лайтфут не обременены ношей правителя, многие вопросы видят объективнее и хладнокровнее.
После третьей стопки к огромной радости Тиландера со спиртным покончили. Я предупредил гостей, чтобы не наедались, идти в баню с полным желудком — плохая идея. Пока сидели, обсуждая насущные дела, прошло около часа. Нел сообщила, что банька прогрелась, и все готово для принятия водных процедур.
— Ну что, пора в баню, там и поговорим, — я встал, принимая из рук Нел три куска суконной ткани вместо простыней и полотенец. Баня была пристроена с задней стороны дворца, чтобы попасть в нее, приходилось идти в обход. Я не стал рисковать, пристраивая ее вплотную ко дворцу, на случай пожара. Пусть лучше сгорит баня, но не будет риска пожара дворца. Так как со снегом здесь проблемы, а до реки и озера далековато, рядом с баней был выкопан небольшой бассейн, куда я любил нырять хорошенько распарившись. Этот момент всегда оставался выше понимания американцев: как можно нырять в ледяную воду после высоких температур в парилке.
Банька нас встретила раскаленной Сахарой, обжигая слизистые горячим воздухом. Даже для меня температура уже на верхней границе терпимого, американцы же опрометью выскочили наружу. Открыв дверь в предбанник, дал немного упасть температуре и полез на верхнюю полку. У меня был гибрид сауны и бани, построенный по памяти.
Несколько минут спустя Тиландер и Лайтфут присоединились ко мне, облюбовав полки пониже, где было чуть прохладнее, хотя слово прохлада никак не вязалось с температурой в помещении. Похлестав друг друга веником, поддав пару, я трижды нырнул в бассейн. Впервые, осмелев, ко мне присоединился Тиландер. Лайтфут так и не решился испытать это удовольствие. В предбаннике стоял небольшой стол из досок и кривоватый железный чайник, дело рук Лайтфута. Заваривать травяной чай я не доверял никому. Пока Тиландер рассказывал Лайтфуту про ощущения, испытанные в ледяной воде, заварил чай, добавив сушеные листья малины.
— Герман, Уильям, вы никогда не думали, сколько еще людей могли попасть в этот мир? — Оба моих друга поставили глиняные пиалки с чаем на стол, удивившись вопросу. Первым отреагировал кузнец, отрицательно помотав головой:
— Никогда об этом не думал, потому что все, кто сюда попал, нам уже известны.
Тиландер ответил не сразу, а молча смотрел на меня, что-то мысленно взвешивая.
— Я думал об этом, особенно после того, как мы встретили тех двоих подонков, — он сознательно не назвал их по национальной принадлежности, не желая отождествлять себя с ними. — И наступил момент, когда я спросил себя, как бы я поступил, окажись они нормальными людьми, смог ли уйти к ним? — Тиландер замолчал, отхлебнул чай и продолжил:
— Не смог бы, годы, прожитые здесь с тобой, Макс, как три жизни в моем прежнем мире. Я уже не считаю себя американцем, для меня комфортнее знать, что я Рус, и вместе с тобой создаю новую великую цивилизацию.
— И я Рус, — немного обиженно произнес Лайтфут недовольный тем, что Тиландлер не упомянул о нем.
— Мы все Русы, — поспешил я успокоить американца, не хватало еще обид друг на друга.
Словно не заметив слов Лайтфута, Тиландер продолжил: — Находясь в плену, я думал, почему я не смог распознать Мендосу, ведь это вылитый мексиканец. Еще мне в голову пришла мысль, сколько еще таких людей с прежнего мира попали сюда и могут быть для нас угрозой? И не получится ли так, что где-то у нас под боком живут враги, готовые нанести нам удар в спину.
Я посмотрел на Тиландера другими глазами: он практически озвучивал мои мысли. Или это самогон добавил ему ясности, или после ледяной воды он стал ясновидящим. Поймав мой взгляд, американец улыбнулся: