Безутешные - Исигуро Кадзуо. Страница 122

– Еда сегодня была возмутительная, – произнес я холодно, прежде чем поспешить прочь.

38

Тропа перерезала лес совершенно прямой линией, так что мне ясно были видны высокие железные ворота в дальнем конце. Софи с Борисом успели преодолеть на удивление большой отрезок пути, и я, торопясь изо всех сил, за несколько минут едва ли намного сократил расстояние между нами. Кроме того, мне все время мешала группа молодых людей, шедших впереди: когда я пытался их обогнать, они ускоряли шаги или расходились в стороны, перегораживая мне дорогу. В конце концов, когда Софи и Борис были уже в двух шагах от улицы, я бросился бежать через толпу, больше не заботясь о том, что молодые люди обо мне подумают.

Затем я перешел на размеренный быстрый шаг, но Софи и Борис достигли выхода прежде, чем я сумел их окликнуть. К тому времени, как я сам добрался до ворот, дыхание у меня сбилось, и я был вынужден остановиться.

Я оказался на одном из бульваров почти в самом центре города. Утреннее солнце заливало противоположный тротуар. Магазины еще не открылись, но на улице было довольно много людей, спешивших на работу. Слева я заметил очередь из пассажиров, садившихся в трамвай, и в конце ее – Софи и Бориса. Я снова припустил рысью, однако расстояние до трамвая, наверно, было больше, чем мне казалось, так что когда я приблизился, вся очередь уже погрузилась в вагон и водитель готовился тронуться с места. Бешено замахав руками, я задержал его и вскочил на площадку.

Когда я протиснулся в центральный проход, трамвай дернулся и покатил. Я слишком запыхался и по пути отметил только, что вагон полон лишь наполовину. Только рухнув на одно из задних сидений, я понял, что прошел мимо Софи и Бориса. Все еще с трудом переводя дыхание, я склонился набок и обернулся, чтобы осмотреть салон.

В вагоне четко выделялись две половины, разделенные в середине площадкой у двери. В передней части сиденья располагались двумя длинными рядами, один напротив другого, и я разглядел там Софи и Бориса, сидевших на солнечной стороне, недалеко от кабины водителя. Мне мешали пассажиры, которые стояли на площадке, держась за ременные петли, поэтому я дальше высунулся в проход. При этом мужчина, сидевший напротив меня (в нашей части салона сиденья были расположены парами, одно по ходу, другое против хода), хлопнул себя по бедру и сказал: – Судя по всему, в перспективе у нас еще один солнечный день.

На незнакомце была аккуратная, хотя и скромная куртка на молнии, и я заподозрил в нем квалифицированного рабочего – возможно, электрика. Я мимохоз дом ему улыбнулся, а он в ответ начал рассказывать что-то о здании, в котором он с сотоварищами работал уже несколько дней. Я слушал вполуха, временами улыбался и одобрительно мычал. У двери скапливалось все больше народу, заслоняя Софи и Бориса.

Когда трамвай остановился и пассажиры вышли, я смог осмотреться без помех. Борис, на вид такой же хладнокровный, как обычно, держал Софи за плечо и подозрительно посматривал на попутчиков, словно они представляли угрозу для его матери. Лицо Софи по-прежнему было от меня скрыто. Я разглядел, правда, что каждые несколько секунд она раздраженно отмахивалась – вероятно, от какого-то надоедливого насекомого.

Я собирался снова поменять позу, но обнаружил, что электрик, непонятно каким образом, перевел разговор на своих родителей. Обоим уже пошел девятый десяток, говорил он мне, и хотя он старается навещать их каждый день, делать зто все трудней и трудней из-за работы. Внезапно мне в голову пришла мысль, и я его перебил:

– Простите, но раз уж речь зашла о родителях… мои, кажется, побывали здесь несколько лет назад. Как туристы, знаете ли. Так случилось, что дама, которая мне об этом рассказала, была тогда ребенком и плохо помнит те дни. Так что я все думал, пока у нас шел разговор о родителях… Не хочу показаться невежливым, но вам, полагаю, уже давно за пятьдесят, и я подумал, что вы, быть может, сохранили воспоминания об этом визите.

– Почему бы и нет? – отозвался электрик. – Но нужно, чтобы вы о своих родителях чуть-чуть рассказали.

– Что ж, моя мать – женщина довольно высокая. Темные волосы до плеч. Нос, можно сказать, птичий. Из-за этого у нее всегда несколько суровый вид, порой даже вопреки ее настроению.

Электрик на секунду задумался, глядя в окно на улицу.

– Да, – произнес он, кивая. – Да, пожалуй, такая дама мне вспоминается. Пробыла здесь несколько дней. Осматривала достопримечательности и все такое.

– Ага. Значит, вы помните?

– Да, очень приятная на вид дама. Это было, наверное, лет тринадцать или четырнадцать назад. А может, и еще раньше.

– Это вполне согласуется с тем, что сказала мисс Штратман, – с жаром поддакнул я. – Да-да, речь идет о моей матери. Как вы думаете, она хорошо провела здесь время?

Электрик погрузился в размышления, потом проговорил:

– Как мне помнится, вроде бы да, ей нравилось. То есть, – добавил он, заметив мое беспокойство, – то есть могу поручиться, что да. – Он наклонился вперед и ободряюще похлопал меня по колену. – Ей-богу, она получила удовольствие. Сами подумайте, как же иначе?

– Да, наверное. – Я отвернулся к окну. Солнечный поток перемещался по салону трамвая. – Наверное, дело в том… – Я глубоко вздохнул. – Досадно, что я об этом не знал. Никто не подумал поставить меня в известность. А как мой отец? Ему здесь понравилось?

– Ваш отец. Хмм. – Электрик сложил руки на груди и слегка нахмурился.

– Он был в то время очень худой, – сказал я. – Волосы с проседью. У него был любимый пиджак. Твидовый, бледно-зеленый, с кожаными заплатками на локтях.

Электрик все еще раздумывал, но потом покачал головой:

– Простите. Не буду врать – не помню.

– Но такого не может быть. Мисс Штратман уверила меня, что они приезжали вместе.

– Не сомневаюсь, что она права. Просто лично я вашего отца не запомнил. Мать – да. Однако отца… – Он снова замотал головой.

– Но это просто смешно! Что моей матери делать здесь одной?

– Я не говорю, что его с ней не было. Просто я его не запомнил. Послушайте, не надо так расстраиваться. Знай я, что вы так расстроитесь, лучше смолчал бы. Память у меня ни к черту. Все так говорят. Только вчера я обедал у моего шурина и забыл у него ящик с инструментом. Потратил целых сорок минут, чтобы за ним вернуться. Ящик с инструментом! – Он хохотнул. – Видите, память никуда. В ответственных делах вроде этого на меня надежды мало. Уверен, ваш отец был здесь вместе с матерью. В особенности, если так говорят другие. Уж на кого полагаться, так это не на меня.

Но я уже отвернулся и снова стал смотреть на Бориса, который наконец дал волю своим чувствам. Мать обнимала мальчика, и я видел, как его плечи дергались от рыданий. Внезапно мне подумалось, что сейчас самое важное – пойти к нему; я быстро извинился перед электриком, поднялся и стал пробираться по вагону.

Я почти уже их достиг, когда трамвай резко повернул и мне пришлось схватиться за ближайшую стойку, чтобы не упасть. Подняв глаза, я понял, что Софи и Борис не подозревают о моем приближении, хотя я был от них в двух шагах. Они по-прежнему сидели в обнимку, с закрытыми глазами. Пятна солнечного света блуждали по их рукам и плечам. Наблюдая эту глубоко интимную сцену, я чувствовал, что даже мне не следует в нее вторгаться. Я продолжал смотреть и, как ни горевала эта пара, начал испытывать к ней странную зависть. Я еще больше подался вперед, так что почти физически ощущал их объятие. Наконец Софи открыла глаза. Она устремила на меня ничего не выражавший взгляд, в то время как мальчик все так же всхлипывал у нее на груди.

– Мне очень жаль, – наконец вымолвил я. – Ужасно жаль. Я только сейчас узнал о твоем отце. Конечно, когда я услышал, то тут же бросился за вами…

Что-то в ее лице заставило меня замолкнуть. Несколько секунд Софи мерила меня холодным взглядом, потом устало произнесла:

– Оставь нас. Ты всегда наблюдал со стороны за нашей любовью. А теперь? Теперь ты со стороны наблюдаешь и за нашим горем. Оставь нас. Поди прочь.