Зимний Мальчик (СИ) - Щепетнёв Василий. Страница 24

— Хорошо, Чижик, садись… Садитесь, — Саулин сморщился, будто у него вдруг заболел зуб.

— Я хочу сказать, — поднялся Самойлов. — Мне думается, что наш товарищ Митринков и наш товарищ Чижик не совсем правы.

— Говори, говори, — зуб у Саулина стал стремительно выздоравливать.

— Мы врачи, будущие врачи, мы не должны ставить диагноз, не собрав тщательно анамнез и не проведя необходимые обследования. У нас, студентов, нет ни права, ни возможностей проверять все детали, сопутствующие сельхозработам. Кого-либо подозревать в халатности, некомпетентности, тем более, в обмане — не лучший путь.

— Продолжай, — Саулину слова Самойлова, как масло на блин. Не знает он нашего Суслика!

— Зачем подозревать, когда необходимо знать? Я предлагаю обратиться в компетентные органы, прежде всего в Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. У них есть прекрасные специалисты, которые смогут проверить все обстоятельства работы студентов в колхозе, всю документацию, все сметы, и вынести правовое заключение о том, куда делись заработанные деньги, и кто в этом виноват. Ну, а суд, если дело дойдет до суда, уже установит степень вины тех, кто в этом виноват, буде таковые сыщутся. Прошу занести мое мнение в протокол собрания и проголосовать.

Похоже, у Саулина заболели все зубы разом.

— Проголосуем, проголосуем. В свое время. Мы разберем этот вопрос на бюро института. Пока на этом закончим, сейчас время лекций, — и Саулин пошел к выходу из аудитории. Отступил. Временно.

— Я оставляю за собой право сделать запрос в прокуратуру от своего имени, — добил его в спину Суслик.

Лекцию, то, что от неё осталось, почти не слушали. Обсуждали представление, устроенное Саулиным. Обсуждали заинтересованно — многих, отработавших задаром полтора месяца, происходящее задело за живое. А вдруг — ну, вдруг! — заплатят за колхоз хотя бы рублей по двадцать? По сорок, заявляли оптимисты. Выгонят Митринкова, найдут предлог и выгонят, — говорили пессимисты.

Жужжание в аудитории то стихало, то множилось, и сквозь него пробивались слова доцента Жамкина: «Катионы… анионы… галогены…», но никто им не внимал.

Даже я.

Напряженный день, однако. И впереди предновогодние хлопоты, скорее, приятные, но всё хлопоты.

В старых книжках о Робинзоне Крузо, капитане Гаттерасе и прочих людях странствий, приключений и опасностей, частенько встречались списки того, что Робинзон и прочие находили в сундуках, выброшенных на берег. Скрупулезно перечислялось, сколько в распоряжении героев было пороха, ружей, свинца, топоров, ножей, иголок, муки, пеммикана и прочая, и прочая.

В новейших изданиях эти списочки уже отсутствуют, как излишество, а по мне, так зря. Читателю вдумчивому они помогали детально вникать в обстоятельства и воображать себя участником полярной экспедиции, или даже самим Робинзоном.

Для таких читателей я и хочу подробнее остановиться на некоторых обстоятельствах, окружающих моего героя.

Начну с дедушки. Иван Петрович Чижик — ученик Репина, народный художник СССР. Это означает не только высочайшее мастерство, но и то, что Иваном Петровичем власть премного довольна.

Во все годы в СССР существовал слой людей, который жил очень хорошо (а уж сегодня-то!). К нему относились и сливки лояльной к власти творческой интеллигенции (опять: а уж сегодня-то!). Включая Ивана Петровича. В силу этого он мог то, что обыкновенному обывателю было недоступно. К примеру, построить хороший дом. На какие средства? Иван Петрович был одним из лучших портретистов страны. Его портреты первых лиц государства, министров, маршалов и генералов, выполненные в манере социалистического реализма, высоко ценились и хорошо оплачивались. Оплачивались не только сами портреты, но и авторские копии, и репродукции и т. п. Поместят, к примеру, в букваре портрет товарища Хрущева, а дедушке на счёт и капает.

Конечно, Чижик-дед не ограничивался высшими эшелонами, а часто писал доярок в окружении коров, механизаторов меж высоких хлебов, сталеваров у мартенов, и просто женщин, детей, стариков. Эти работы тоже ценились и оплачивались. Писал он и натюрморты, и пейзажи, но знаменит был преимущественно как портретист. Трудолюбивый, талантливый, когда нужно — умеренный, и всегда аккуратный. Жить он старался вдоль, а не поперек. И у него получалось.

Что он оставил Чижику-внуку? Гены, это первое. Здравый смысл, умение оценивать себя, людей и обстоятельства, это второе. И, наконец, сундуки с припасами.

Перейду к сундукам.

Дом — размерами восемь на шестнадцать метров, на высоком фундаменте, формирующим полуподвал с узкими горизонтальными окошками под потолком, чистый и сухой. Каменный первый этаж. Деревянный мезонин семь на девять. И собственно чердак, тоже очень чистый. Содержался дом прилежно, а незадолго до смерти дедушка провел основательный ремонт, заменив коммуникации, отопление, крышу и прочие критические места, причем заменив на самое наилучшее, бывшее в стране — немецкое, финское, чешское. При доме участок в девять соток, на котором росли и плодовые, и декоративные деревья, а когда была жива бабушка — то и цветы в изобилии. Уход за домом и участком требовал немало сил, занималась этим в основном домработница (скорее — домоправительница) Вера Борисовна, которая по мере необходимости привлекала мастеров и подёнщиков. Так что дом достался Мише Чижику в превосходном состоянии, и вернувшаяся Вера Борисовна не даст мелким поломкам, которые порой случаются, перерасти в крупные, а тут же устранит их своими силами (женщина? эта женщина во время войны «Катюши» собирала!), или пригласит мастеров.

К дому примыкает теплый гараж. Не то, чтобы совсем тёплый, но в зимнюю стужу температура всё же выше нуля. Помещаются две машины, есть верстак и даже маленький токарный станок-комби, немецкий, довоенный, куплен по случаю. Ни дедушка, ни внук токарным ремеслом не владеют, а вот Вера Борисовна вполне.

В гараже живёт автомобиль «ЗИМ», точнее, ГАЗ-12, поскольку выпущен в 1959 году, когда завод переименовали за опалой Молотова. К 1972 году модель уже устарела, но смотрится по-прежнему шикарно. «ЗИМ» — автомобиль представительского класса, с роскошным салоном, приятной внешностью и девяностосильным мотором. Сидения были в три ряда, а, убрав сидения-страпонтены, пассажирская часть становится вообще чудом. К тому же пассажирские двери открываются по ходу движения, что особенно удобно (неудивительно, что больная Ольга предпочитала «ЗИМ» обкомовской «Волге»). И да, «ЗИМ» был и в продаже для частных лиц, но покупала его элита: уж больно дорого стоил. Почти втрое дороже «Победы», тоже хорошей машины. Вишневый цвет кузова говорит о том, что это был экспортный вариант автомобиля.

И, наконец, деньги. Помимо наличности, дедушка оставил внуку двенадцать сберкнижек, срочных вкладов. Каждая сберкнижка — на двенадцать тысяч. Много? для рядового гражданина очень много, но творческая элита зарабатывала и больше. В пересчете на месяц это давало доход триста шестьдесят рублей чистыми (налогами и вычетами вклады не облагались). При этом сам капитал не тратился.

Триста шестьдесят рублей в месяц чистыми в семидесятых — это три зарплаты рядового врача, инженера, учителя. Или четыре — начинающего (а начинающим они были много лет). Токари и слесари, конечно, зарабатывали больше врачей, и сто пятьдесят, и двести, наилучшие передовики и четыреста (грязными), а в Заполярье ещё больше, но Чернозёмск не Заполярье. То есть о деньгах Чижик мог не беспокоиться совершенно, по крайней мере, теоретически.

Ещё в сундуках были всякие антикварные вещи, драгоценности, горшочек николаевских десяток и прочее — на случай краха денежной системы государства или даже самого государства. Дедушка видел далеко, на много лет вперёд!

О других аспектах повседневной жизни Миши Чижика расскажу как-нибудь в другой раз.